Наталья Суханова - В пещерах мурозавра

• Название: В пещерах мурозавра
• Автор: Наталья Суханова
• Издательство: Ростовское книжное издательство
• Жанр: Детская фантастика
• Год: 1978

---

— А ты… феромонию знаешь?

— Эге, если бы я знал! У них ведь такой язык, что это как приказы. Симфонию только слушают, а я бы такую феромонию составил, что ого-го! Вот, скажем, завелись где-то вредные муравьи, я осматриваю, составляю себе точную картину, потом открываю маленькую пробирку, как на клавишу нажал, — и вот они тут как тут, боевые муравьи, явились, как в сказке, и — вдрызг! — разбили вредных. А то вот еще! Муравьи так глубоко прорывают ходы, что это лучше всякой буровой вышки. Мне надо разведать полезные ископаемые, Нюнь, я составляю феромонию — и муравьи ринулись в глубь земли. Никаких тебе машин дорогущих, никаких работ. Я их, как собак, по следу направил, понятно? А некоторые муравьи выделяют вещество, которыми можно с самыми страшными болезнями бороться! А леса! А сады! Да моя феромония…

— Ой! — вдруг вскрикнула Нюня, так что Фимка испуганно включил свет.

— Ты что?

— Ой, ой-ой! Ой, Фимочка, нога чешется, а почесать нечем!

— Ну, ты даешь, Нюня! Ничего себе, нога чешется, а она так кричит, словно ее жук грызет! Ну, все, я буду спать, а ты ахай, сколько тебе вздумается, я уже наученный.

— Ой, Фимочка, ой! — снова закричала Нюня, но он ничего не ответил и даже захрапел нарочно.

Но Нюня как закричит:

— Фимочка, Фимочка, глянь, это же наши! Бабонька! Дядя Люда! Сюда, сюда!.. Да не так! За край разматывайте! Ой, дайте я сама в дырку вылезу!

Глава 38 Окончены следствие и приключения

Наконец-то они были вместе! Все обнимались, целовались и говорили одновременно. Не обнималась, не целовалась и не говорила одна Тихая.

— Фимочка, вы гений! А я, представьте себе, чуть не погибла!

— Надо бы тебе, Ефим, всыпать горячих!.. Так вот он — патронташ!

— Дядя Люда! Бабонька! А мы были куклами! А Фима придумал феромонию!

— Ах, Фимочка, если бы не благородное стремление…

— Ну, загалдели! — заговорила наконец и Тихая, явно успевшая протрезвиться. — А где великаньеи конхветы? Пора уже из лилипутов выписываться!

— Ого! — засмеялся Фимка. — Если мы тут эти таблетки выпьем, мы весь муравейник разнесем, а сами окажемся заживо в землю закопанными, представляете? Ха-ха-ха!

Но поддержала его веселье, не очень, правда, уверенно, только Нюня. Бабоныко хотела упасть в обморок, но вовремя вспомнила, что в муравейнике это небезопасно. Дядя Люда нахмурился. А Тихая проворчала:

— Еще чего! Мне здесь помирать не след. Нычихе што! Ей и в грязном капоте сойдеть. А я приличное одеяние приготовила.

— А Фимочка, — перебила Нюня, — знаете, каких феромонов набрал: и куколок, и яичек, и личинок, и даже царицын феромон, вот!

Все поглядели почтительно на Фиму, а он даже покраснел от удовольствия, но этого никто не заметил, потому что и так свет был красный.

— Двух феромонов, — заметил Фимка скромно, — я все-таки не раздобыл: феромон тревоги…

— Ну, это, братец, все равно что брать пробу лавы с извергающегося вулкана.

— Вот именно, — согласился Фимка, задумчиво оглядывая свои босые ноги в ссадинах и царапинах, уже подживших. — И еще, знаете, есть такой жучок — он ужас что делает в муравейнике, хуже, чем торговец виски в индейском племени…

— Постой-постой, такой пузатый и брюхо вверх загнуто, да? И ноги передние, как муравьиные антенны? Так у тебя нет этой пакости?

— Нет, не удалось, — скорбно признался Фимка.

— Ну, а бабушка Тихая у нас этот дефицит раздобыла. Вот он!

И Людвиг Иванович протянул Фимке фляжку.

— Ура! — крикнул Фимка. — Полундра! Эврика! Живем!

Он тут же развинтил фляжку, но не успел нюхнуть, как к нему со всех сторон сунулись муравьи. Это было так, как если бы он был знаменитый артист и его желали облобызать воины, скажем, сотня псов-рыцарей, закованных в железные латы, каждый с двумя острыми саблями наголо.

Фимка не медлил ни секунды. Он тотчас завинтил фляжку, но сладко встревоженные муравьи совсем ошалели. Они шатались возле, шевеля подозрительно антеннами, пытались облизывать и ощупывать, пока Людвиг Иванович не втянул путешественников в какую-то боковую камеру, «загородившись» на некоторое время запахом алоэ.

Он еще стоял у выхода, наблюдая за муравьями, — не вздумают ли они рассердиться, когда услышал сзади себя восторженный голос Бабоныки и заливистый смех Нюни. Он обернулся и тут же прижмурил глаза.

— Сокровищница! Алмазный фонд! Гранатовая палата! — ахала Бабоныко.

В самом деле — все вокруг в свете их фонариков переливалось красными бликами.

— А я знаю! А я знаю, что это! Это комната смеха! — хохоча, взвизгивала Нюня. — Смотрите, смотрите, какой у меня огромный красный нос, ручки крохотные, а ноги, как ходули!

Потому что все это были как бы маленькие, то выпуклые, то вогнутые, зеркала, и, покатываясь со смеху, Нюня смотрела в них.

Вглядевшись, Людвиг Иванович заметил, что зеркала шевелятся, а подойдя поближе, увидел под «мятыми» зеркалами муравьиные тельца, покрупнее и помельче.

— Это же… это же камера крылатых! — крикнул Фимка и стал осторожно поглаживать и расправлять то, что Бабоныко приняли за драгоценности, а Нюня за зеркала, — крылья муравьев, отражающие свет.

Медленно ползали эти крылатые, но еще не летающие, существа друг по другу, а муравьи, которые уже снова принялись забегать в эту камеру, щедро их кормили.

— Да, полны чудес подземные царства, — молвил Людвиг Иванович, но тут же предложил каждому подумать и высказать проект выхода из этих чудесных темниц.

— Нужно побегать по муравейнику и поискать наши и Фимины отметины, предложила Нюня.

— Если бабушка Тихая покажет нам камеру тлей, мы можем, обвязавшись паутинной веревкой, выбраться наверх по стволу полыни, — подумал вслух Людвиг Иванович.

— Нужно просто идти все время вверх, — сказала Бабоныко. — Хоть по полыни, хоть по ходам — все равно выход вверху.

Фимка ничего не предлагал. Он смотрел внимательно на крылатых, которые как бы просыпались, все энергичнее шевелили антеннами, прочищая их и лапки, все беспокойнее шевелили крыльями. В свою очередь, и няньки засуетились. Они стали похожи на портных, которые расправляют на невестах свадебные наряды.

Суета становилась все явственно, так что и Людвиг Иванович с женщинами прервали свой разговор и смотрели с удивлением на муравьев.

— Они не на нас сердятся? — с беспокойством спросила Нюня, а бабушка Тихая зловредно сказала:

— Небось, милиция полы крошить.

— Молчите! — попросил Фима. — Сейчас я пойму.

Некоторые крылатые бросились к выходу, другие бегали в беспокойстве по камере, задевая прижавшихся к стене людей. Рабочие то оправляли их крылья, то принимались грызть стены. Обе бабушки вцепились с двух сторон в Людвига Ивановича, а Нюня в Фиму.

Со стен и потолка рушилась земля — сквозь нее были видны мечущиеся и исчезающие муравьи.

— Я понял! — закричал вдруг Фима. — Садитесь на крылатых! Быстрее! Не бойтесь!

Сам он полез на большую крылатую муравьиху, и Нюня — за ним.

— На другую! Садись на другую! — кричал ей Фима, но она сделала вид, что не слышит: вцепилась в него и все.

— Я легкая, — пробормотала она себе под нос.

Фимка и Нюня верхом на своей муравьихе уже исчезли в пыльном проломе, а Людвиг Иванович только успел кое-как взгромоздить Бабоныко на муравьиху и торопливо втолковывал ей, за что держаться и как себя вести.

— Тпр-ру, бисова скотина! — раздалось позади. — Да не при, не при так! — И мимо них, в своих сапогах и юбках, верхом на крылатой промчалась Тихая.

Бабоныкина муравьиха тоже рванула с места, так что Людвиг Иванович отлетел к стене и, не медля ни минуты, тут же сам взгромоздился на какого-то муравья, и тот вскачь понес его по муравьиным дорогам. Пытаясь примоститься поудобнее, но оскользаясь на гладком панцире, Людвиг Иванович все же не забывал взглядывать вперед, где прыгали, то удаляясь, то приближаясь, две красные точки — Фимин и Бабоныкин фонарики. Сбоку, впереди, сзади Людвига Ивановича сплошным коричнево-красным потоком бежали другие муравьи, как стадо буйволов, — все в одну сторону.

Вдруг стало светлее. «Да это же выход из муравейника, — успел подумать Людвиг Иванович. — А как же стража?» И тут услышал отчаянный вопль Матильды Васильевны:

— Я боюсь! Они ей отгрызают крылья!

В самом деле, на ее муравьихе, как санитары на сумасшедшем, повисли несколько муравьев и обламывали ей крылья. Проносясь мимо, Людвиг Иванович успел подхватить Бабоныко, а в следующий миг стало так ослепительно светло, что он невольно прикрыл рукой глаза и вместе с Бабоныкой свалился на землю.

Они были снаружи, в дневном свете, от которого совсем отвыкли. Заросли трав-деревьев окружали их, и по этим стеблям-деревьям карабкались вверх муравьи — крылатые и бескрылые.