Галина Ширяева - Земля лунной травы

• Название: Земля лунной травы
• Автор: Галина Ширяева
• Издательство: Приволжское книжное издательство
• Жанр: Детская проза
• Год: 1983

На примере героини повести — Наташи Солдатовой, мы увидим один из редкостных в нашей литературе характеров девочки-подростка, преодолевающей труднейшее и опаснейшее на своем жизненном пути распутье. Перед нею распутье, диктующее ей необходимость выбора одной из двух идущих в неизведанную даль дорог. Ее лучшая подруга детства Аля Шариченко без всяких сомнений ступила и пошла по наиболее легкому пути.

Осмысливая все, что пережила она за свою короткую жизнь, она решительно отвергает путь Али и осознает себя призванной идти по иному пути — трудному, но честному. Ей совестно от мысли, что «она уже давно идет по этой земле, не зная о том, что свою долю добра и зла уже принесла людям» и что добра-то было меньше, чем зла. И дальше она пойдет по той дороге, по которой идут все, кому дороги родная земля и «вековые, вечные высоты» на ней, — высоты, сродни которым совесть человека, его светлый разум и не запятнанная никакой корыстью честь.

Повесть продолжает авторскую серию «Здравствуй жизнь».

---

Несколько лет назад они с Алей попробовали добраться до барбариса, оставшегося на острове. У Кеши Мягкова, Алиного одноклассника, была лодка — обыкновенная, весельная. Мягковы уже давно купили новую, моторку, а эта, старая и маленькая, болталась на цепи у старого причала под обрывом, нависшим над водой, и от безделья — как ящерица или змея — сдирала с себя о волну зеленую краску-шкурку.

К острову Кеша подвел лодку благополучно. Воины в шлемах, вырастая перед ними в гигантов, молчали и ничем не проявляли своей враждебности. Но когда лодка ткнулась носом в песчаную стену, в ноги одного из них, он грозно зашевелился, зашелестел, словно расправлял свои могучие плечи, и, прежде чем Кеша успел рвануть лодку назад, рухнул вниз, прихватив край лодки и сидящую на носу Наташу… Если бы не какой-то твердый каменистый выступ под водой, в который, погрузившись от тяжести, уперся нос лодки, они бы, наверно, пошли ко дну сразу. Пока Аля и Кеша вычерпывали песок из лодки, а потом вытряхивали его из густых волос еле опомнившейся от удара Наташи, рядом рухнул еще один песчаный воин, потом еще один. Они не рискнули больше искать удобного для причала места, тем более что и там, со стороны открытой воды, стояли все те же суровые и молчаливые воины. Они вернулись назад к берегу, и Аля, глядя, как всегда, мимо Наташи огромными, почему-то еще больше косящими глазами, сказала шепотом, что вблизи-то, оказывается, песчаные фигуры выглядят и не воинами вовсе.

Вблизи-то они, оказывается, похожи на печальных женщин в платках, стоящих на коленях. Стоят на коленях скорбные жалкие старушки и плачут…

* * *

И на Дайку они попали в неудачное время — только-только начался московский обеденный перерыв, и в буфете было полно народу. А сластена-Райка, как назло, забыв про свою дипломатию, сразу все испортила — не заняв очереди, чуть ли не с порога спросила у Доры Андреевны, есть ли в буфете «мишки косолапые» или, на худой конец, те, что сидят на льдине, в голубых обертках. И когда Дора Андреевна ответила, что никаких мишек, ни косолапых, ни толстопятых, в буфете нет и не было уже месяца три, Райка стала возмущенно кричать:

— Припрятали! Под прилавком!

Она привыкла воевать из-за дефицита, она не пропускала ни одной очереди в городском универмаге — не пригодится себе, так кому-нибудь из князьевской родни подойдет…

Дора Андреевна в долгу, конечно, не осталась, принялась бранить совхозников, которые то и дело шастают на станцию в буфет и поедают чужую колбасу. «Ишутин вас в сто лозой совсем не кормит, что ли?..» Проголодавшаяся очередь железнодорожников Дору Андреевну поддержала, и Райке с Наташей пришлось убираться из буфета.

Выбравшись из шумной буфетной на тихий перрон, они разругались в пух и прах, припомнив друг другу и дипломатический институт, и толстопятых мишек, и лапшовую кофту, потом черед дошел до князьевской родни и до очередей за дефицитом, в которых любят стоять все князьевские жители…

— Не трожь! — сказала Райка. — А то я тоже кое-что могу сказать!

— Ну, скажи, скажи! Давай, выкладывай! — сказала Наташа.

К счастью, в этот момент к перрону подошла электричку из города. И хоть сошел на Дайке один-единственный пассажир, старенький дед Нюрки Деминой, он разрядил обстановку — приняв Райку за совсем постороннюю (ее всегда принимали за постороннюю), подошел к ним и поинтересовался, не нужны ли Райке свежие, только что утром собранные на грядках огурцы. «Вот в городе не продал, Ишутин все магазины огурцами завалил…»

— У нас такого барахла своего полно, — сквозь зубы процедила Наташа, и Райка почему-то восприняла это как очередной выпад против бабы Груни.

После этого они разошлись — правда, не очень уж далеко — сели на противоположные концы длинной скамьи у двери вокзальчика. Райка при этом подложила под себя бабкин плащ, повесила сумку на спинку скамьи и прикрыла зонтом-мухомором неизвестно от чего — ни дождя, ни солнца не было. Физиономия ее выражала обиду: вот пожалела Наташа рубль на огурцы, а родная, то бишь двоюродная, сестра полдня не емши. Да бабу Груню вдобавок ни за что ни за что обругала…

— Не надо было с Дорой Андреевной задираться, — сказала ей с другого, холодного конца скамьи Наташа. — Бутербродов бы купили.

Райка под своим мухомором промолчала, но лицо ее в равно оставалось таким же озабоченным и даже скорбны каким оно бывало у нее в самые тяжелые минуты, когда фор-брам-рей летел к черту.

Несмотря на князьевские оттопыренные уши, была он все-таки очень похожа на бабушку Дусю — в особенности, когда повязывала голову косынкой. Правда, косынок носит она не любила и чаще надевала их для смеха, по-пиратски завязывая узел сбоку, над ухом, а потому бабушка Дуся, сердясь, косынок ей никогда не дарила. Но зато у них с бабушкой Дусей были почти одинаковые глаза, одинаковые брови, одинаковая походка. И к стихам у них было одинаковое отношение — обе так безбожно перевирали классиков, что Наташа никогда не рисковала читать кому-нибудь по памяти те стихи, которым научила ее когда-то бабушка Дуся:

Буря мглою небо кроет,

Вихри снежные крутя;

То заплачет, то завоет.

Ах ты, бедное дитя!

Последнюю строчку, похоже, бабушка Дуся всегда адресовала Наташе, ласково гладя ее при этих словах ладонью по голове. Рука у бабушки Дуси была цепкая, тяжелая. Наташина голова обычно не выдерживала ее тяжести, и Наташа тыкалась носом в миску с супом или в кружку с молоком. Это теперь шея у нее крепкая, натренированная бабушкиной лаской, а бабушкины руки стали слабее. И память у бабушки стала слабее, теперь классикам доставалось еще больше.

То, что Райка и бабушка Дуся были похожи друг на друга Наташу иногда почему-то больно задевало, словно у нее несправедливо отбирали частицу чего-то принадлежащего только ей, лично ей одной, еще с тех времен, когда ока под тяжестью бабушкиной руки тыкалась носом в миску или шарила взглядом по кухне, отыскивая синюю эмалированную кружку с желтыми цветочками… И хоть похожесть эта с возрастом заметно уходила от Райки, все равно Наташе было обидно.

— Что тебе баба Дуня подарила-то? — спросила Райка с другого конца скамьи.

Все-таки она оставалась верна своей дипломатии в любой ситуации — ее не очень интересовало, что бабушка подарила Наташе. Это было предисловие к длинному вопросу: «А что ты мне подаришь и когда, и уже купила подарок или только собираешься что-нибудь купить, и не стоит ли тебе сначала поинтересоваться, какой подарок я от тебя жду?»

А чтобы уж совсем, с головой, уйти в свою дипломатию, она достала из своей объемистой сумки пудреницу и стала пудриться, делая вид, что ничто в мире ее сейчас, кроме этого занятия, не интересует. Вот же сообразил кто-то подарить ей пудреницу!

— Белишься? — по-бабушкиному сказала ей Наташа. — Ну, белись, белись. Нос потом синим будет.

У бабушки Дуси в запасе было много вот таких неоспоримых истин. И маленьких, и больших, и даже великих.

— Так что подарила-то?

— А тебе? — спросила Наташа.

— А вот, — сказала Райка и, отставив в сторону «мухомор» достала из сумки красивую блестящую коробочку.

Проелозив по скамейке вместе с плащом, она придвинулась к Наташе и раскрыла коробочку. На бархатном малиновом донышке лежали ослепительно новенькие серьги — блестящие, с красивыми лиловыми камешками в серебряных листочках. Они выглядели так красиво на малиновом бархате по сравнению с теми старенькими в коробочке из-под лекарства! Это были настоящие серьги. Наверно, из ювелирного магазина. А Наташа еще жалела Райку! А они-то уж, наверно, давно между собой договорились, что кому дарить. Без церемоний! Не зря же Райка дырья в ушах проколола! Ей-то — новенькие, а Наташе — старье. Да еще в теплицу к Нюрке идти заставила! Наверно, чтобы бабу Груню перещеголять, такие сережки купила. А Наташе и так сойдет. У Наташи бабы Груни нет…

— Носить будешь? — спросила она с презрительной усмешкой, чтобы скрыть обиду. — Что-то не видела, чтобы кто-нибудь носил. Разве что князьевские.

— Завидно? — довольно миролюбиво спросила дипломатичная Райка. — Вот я еще кофту лапшовую куплю, в тон.

Она спрятала сережки и проелозила на плаще обратно в свой конец.

— Малявка! — сказала Наташа. — Малявка с сережками.

— Сама ты малявка!

— Я тебе соску на день рождения подарю!

— А я тебе куклу! — не осталась Райка в долгу. — Вот и порядок! А то я думала-думала, что подарить. Все мозги от думанья набок свернула. Не сообразила-то с самого начала, что твоей Верке на помойку уже давно пора…

А зря бабушка косынку-то ей не подарила! Косынка по-пиратски да серьга в ухе — это ей в самый раз…

— Ты ступай, — сказала Наташа.

— Куда? — удивилась Райка.

— Домой.