Василий Катанян - Лоскутное одеяло

• Название: Лоскутное одеяло
• Автор: Василий Катанян
• Жанр: Русская классическая проза

---

Уезжая из Переделкино, Юра попросил фотографии у Лили Юрьевны, она подарила ему две-три с надписями, подписавшись "Лиля". По приезде из Киева они не смогли повидаться из-за ее нездоровья, но Юра подробно рассказал все по телефону и, по ее просьбе, прислал письмо и свои фотографии с теплыми надписями. Все это теперь в РГАЛИ.

В заключение хочу сказать, что Сергей Параджанов перед арестом готовился снимать телефильм по сказкам Андерсена и на роль великого сказочника собирался пригласить Юру Никулина. Я слышал, как он разговаривал с ним об этом по телефону.

Как жаль, что фильм не состоялся!

6 сентября. "Идолы" имеют успех, рецензий много, и все положительные. Раскупается так, что уже отпечатали второй тираж 15 000. На книжной ярмарке издательство попросило меня надписывать экземпляры. Ровно два часа я надписывал, заболела рука в сгибе. Два часа раскупали книги, стояла очередь, и сзади кричали: "Не давайте по две книги в одни руки!", как в старые недобрые времена. Я очень удивлен.

16 сентября. На Икше ничего особого, с грибами плохо. Иногда живет Витя Божович, который мается. 21-го будет 40 дней Нели...

Интересная передача Льва Аннинского о Шукшине и Трифонове. Трифонов - мой любимый писатель.

Передачи, которые ведет Носик из Парижа, - бездарные и дилетантские. (Нижинский, еще кто-то.)

Все читают детективы Марининой, я прочел один - "Чужая маска". Захватывает, здорово закручено, но написано неровно, то просто, то литературщина.

16 октября. Десятого была презентация "Идолов" в Литературном музее. Масса народу. Сделал интересную выставку из самиздатских моих книг и коллажей с костюмами.

Видели "Красную Жизель" у Эйфмана. Нам понравилась постановка и режиссура, но не балерина Арбузова. Образа хрупкой Спесивцевой нет, про нее говорили, что она "не танцует Жизель, а она - Жизель". Музыка - Чайковский-Шнитке. Элементы пластики героини напоминают "Жизель" голландского режиссера, что мы видели на видео. Мне показалось, что здесь это неуместно - антивыворотность. Интересно "Сумасшествие" - хореография традиционная, но музыка - Шнитке, поэтому все как бы разваливается... Хорошо придуманы и красное покрывало и Саломея с головой Иоканана. Словом, Эйфман есть Эйфман. Но вообще все выиграло бы, если бы показано было в современном зале, со стереозвуком.

12 октября было "Явление Майи" в КДС с провинциальным балетом Таранды. "В Большой Володька меня не пустил".

14 октября был вечер в честь шестидесятилетия Мариса Лиепы и открытия его фонда. Гала в Большом, где большую половину вечера на сцене была Илзе Лиепа, которой вместо этого следовало бы повернуться к сцене спиной и бежать от нее как можно дальше. Это красивая, высокая и совершенно бездарная танцовщица. В лучшем случае солистка, но никак не балерина, за которую она себя выдает. Я помню, что была репетиция "Спящей" осенью 1963 года и, выйдя на сцену, Майя с Марисом, здороваясь, поцеловались. Я удивился, но оказалось, что она поздравила его с рождением дочери. Теперь же его нет, а перед нами весь вечер танцевала Илзе.

16 ноября. Как-то летом пришел к нам режиссер Андрей Добровольский, который ехал в Ереван на съемки музея Параджанова. Взял "Идолов" для музея и Светланы, которая туда должна прилететь. Дело в том, что там решили захоронить в монастыре Саят-Нова... сердце Сережи. "Господи", - сказал я и заплакал.

И подумали мы о его жестокой и нищей жизни.

Оказывается, перед погребением его сердце вынули и где-то хранили и вот теперь решили захоронить под плитой в монастыре. Я, поразмыслив, подумал, что он чего-нибудь сверху там наворожил и выкинет очередной фортель - подсунет какую-нибудь другую внутренность... Вроде бы так оно и вышло, что-то не получилось с захоронением.

Недавно показали три серии, что снял Добровольский о музее. Фильм построен весь на рассказе Светланы и немного Сережиных. Но музея и экспонатов как таковых нет - все растворилось в режиссерских изысках, которые меня только раздражали, ибо работы Сережи мелькали с пулеметной быстротой.

Инна лежит с бронхитом - осложнение после гриппа. Очень слабенькая.

Ужасно вульгарная книга Смирновой в серии "Мой 20 век". Просто мемуары куртизанки. Все время упоминаются мужские штаны, в которые ее заносит, язык примитивный, хорошо - ни о ком, сплетни. Две сносные главы - о Рудневе и Воинове.

Читаю мемуары Лени Зорина - несколько многословно и витиевато, но интересно.

Работаю над "Лоскутным одеялом".

Приезжали издатели из Нижнего Новгорода, что-то полурешили. Собираются издавать папины мемуары о Маяковском*.

Издательство "Физкультура и спорт" взялось за переписку сестер с дополнениями - собираются включить "Антиперцова" и проч. - теперь все зависит от Риста**.

(Нет, продержали все материалы довольно долго, но потом не сговорились с РГАЛИ и долго возвращали.)

Еще раз понравилось "Последнее искушение Христа" Скорсезе.

Понравился "Вор" Чухрая-мл. и очень "Брат" с Бодровым-мл.

С 1 по 10 декабря были в Нью-Йорке на юбилее Рязанова, на его вечере и презентации "Королевского журнала", ему посвященного (где и моя статья). Съездили хорошо, повидали всех друзей, жили на 42-й, но Нью-Йорк нам не нравится, кроме нескольких улиц в центре. Видимо, там нужно жить, а не приезжать. Это Элик был инициатором, чтобы нас пригласили (бесплатно). Очень была интересная встреча с Робсоном-сыном. Он очень славный. Я ему подарил "Идолов", где про его отца, про встречу Робсона-старшего с приведенным из тюрьмы еврейским поэтом Ициком Фефером и про то, что Робсон только изумился скверному виду своего друга и ничего плохого не подозревал.

Оказалось, что Робсон-младший отлично помнит взволнованный рассказ отца, вернувшегося из Москвы в том далеком 1949 году. Но ни Галкин, ни Матусовский (а за ними и я в своем мемуаре) не могли знать о том, как на самом деле протекала встреча, что поведал певец сыну, и честно написали лишь о рассказе Ицика Фефера Галкину в тюремной больнице - не лучшем месте для откровенной беседы двух узников.

"Отец взял с меня клятву, что я никому не скажу ни слова, - объяснил мне Робсон-сын, - иначе это может дойти до Москвы, и тогда уж наверняка Феферу не снести головы. Дело в том, что отец, конечно, поразился исхудавшему, испуганному своему гостю, который присел на краешек стула. Как только они остались одни, Фефер указал на люстру и завитушки потолка, и отец понял, что тот имеет в виду подслушивающие устройства - как-никак Робсон был не впервые в СССР. Он спросил, как произошла катастрофа, в которой погиб Михоэлс, тот отвечал, что не знает, а на самом деле молча приставил палец к виску и как бы нажал курок. На клочке бумаги Фефер написал "Михоэлса убил Сталин". Отец был потрясен, но, "играя на микрофон", стал спрашивать Фефера о его работе и семье, на что тот отвечал, что все в порядке, а на пальцах показал решетку... Отец, чтоб унять волнение, что-то рассказал и спросил, готовит ли он сейчас какую-либо книгу, на что тот ответил невнятно (для микрофона), а рукой показал петлю вокруг шеи... Отец стал его угощать фруктами, что стояли на столе, и написал: "Как вам помочь?" и "Что можно сделать?", на что тот помотал головой и ответил: "Спасибо, груша очень вкусная" или что-то в этом роде, разорвал бумажку и спросил, где туалет. Там он спустил обрывки в унитаз. Вскоре он сказал, что его мучит мигрень, попросил прощения за краткий визит - и отец проводил его до лифта. Вот как это было на самом деле.

Робсон, увидев наяву, что происходит, страшно нервничал, был в шоке. Но его ждал огромный зал и за ним уже пришли (это был я. - В.К.), чтобы ехать на концерт. Отец никому не говорил об этом свидании, опасаясь повредить заключенным и оставшимся их семьям. Я это рассказываю тебе потому, что сейчас об этом можно говорить. Года два назад, когда Тристан Делл из фирмы U.S.S.U. работал над диском с песнями Робсона, я немного коснулся этой темы в аннотации, но у вас, кажется, не продают диск и аннотация не переведена, поэтому никто не знает, как на самом деле проходила встреча с заключенным в отеле "Москва"".

Но на этом рассказ Поля-младшего не кончился, и компакт-диск, который сейчас выпустили в Нью-Йорке к 100-летию певца, имеет к этому рассказу прямое отношение. На другой день после описанного свидания, 14 июня, у Робсона был концерт в зале Чайковского. Он пел на семи языках и каждую песню предварял небольшим вступлением на русском - публика смеялась, аплодировала, ибо Робсон необыкновенно умел находить контакт с залом.

Концерт кончался песней "Ol' Мan River"; и, спев ее, Робсон, чтобы остановить аплодисменты, вышел к рампе, поднял руку и сказал, что споет еще одну песню, которую он посвящает памяти своего дорогого друга Соломона Михоэлса, ранняя смерть которого глубоко его потрясла. Зал замер. Далее он рассказал о глубоких культурных связях американской и советской еврейских общин, о неумирающем языке идиш, на котором он споет песню еврейских партизан "Не говори никогда", боровшихся с фашистами в Варшавском гетто. "Этой песне меня научил один из выживших в гетто, и там есть такие слова: "Не говори никогда, что ты дошел до конца, не верь, когда мрачные небеса предсказывают тебе горькую участь, твердо надейся, что наступит час, о котором ты мечтаешь, и не теряй надежду никогда, не теряй никогда!""