Елена Катасонова - Концерт для виолончели с оркестром

• Название: Концерт для виолончели с оркестром
• Автор: Елена Катасонова
• Жанр: Любовные романы

---

***

Алик бросился в атаку с такой напористостью, какой сам от себя сроду не ожидал. Не только лекции, семинары, но и друзья, книги, кино, танцы - все полетело в тартарары, все отброшено было, забыто, все перестало иметь значение. С утра, задыхаясь от радости, мчался он в арбатский глухой переулок, где в маленьком домике, во дворе, снимала комнату Рабигуль. Вместе с Машей, скрипачкой. По-хозяйски взваливал он виолончель на плечо, по-хозяйски поторапливал Рабигуль:

- Быстрее, быстрее: опаздываешь.

Маша весело поглядывала на Алика - ишь, раскомандовался, - Рабигуль же неторопливо и невозмутимо пристраивала на голове свою неизменную крохотную красную шапочку.

- Простудишься! - волновался Алик. - Сегодня ветер!

- Не простужусь, - скупо улыбалась Рабигуль, втыкая в шапочку очередную шпильку. - Здесь, в Москве, разве ветры? Вот у нас в Казахстане...

Легкое длинное пальто, узконосые туфельки... От ее изящества захватывало дух. Но ведь легкое же пальтишко!.. О виолончели Рабигуль заботилась больше: теплый футляр и дерюжка на зиму.

- А потом у меня будет два инструмента, - мечтательно говорила она, когда шли они к Гнесинке. - Один дома и один в оркестре.

"Я куплю машину, - именно тогда озарило Алика. - И буду возить Рабигуль вместе с ее виолончелью. Заработаю и куплю! Нам и за практику, говорят, заплатят". Знала бы Рабигуль, о чем думает этот юноша. Ей и в голову прийти не могло: они ведь даже не целовались, ничего такого друг другу не говорили! Но разве это важно? Главное, что решил он: эта удивительная, неприступная, ни на кого не похожая девушка станет его женой, обязательно.

- Два инструмента? - удивленно и недоверчиво переспросил он. - Чтоб не таскать тяжести?

- Не в этом дело. - Рабигуль прищурилась, спасая глаза от взметнувшейся под ветром пыли. - Просто, когда гастроли, инструменты уезжают заранее. Их везут каждый в отдельном ящике! - с гордостью добавила она.

"Ух ты! - восхитился Алик. - Гастроли, концерты... Как она верит в себя! Оркестр... А если ничего не получится? Ну сколько в оркестре требуется виолончелистов? Это ж не инженеры на буровой..." Но спрашивать ни о чем не стал, молча подтянул широкую лямку. Даже ему оттягивало плечо.

Улица была еще темной. Горели еще фонари. "Могли бы хоть гнесинцам позволять высыпаться", - совершенно справедливо подумал Алик. Дул жесткий, как всегда перед снегом, ветер, редкие ледяные крупинки скупо падали с неба. Уже не дождь и еще не снег. Рабигуль впервые сама взяла Алика под руку.

- Скользко...

- Держись крепче.

Эта ее хрупкость, ее беззащитность умиляли до слез. Так хотелось ее защищать.

- Что ж ты все ходишь в туфельках? - с жалостью и любовью взглянул на черные "лодочки" Алик. - Холодно.

- Ага, - согласилась с ним Рабигуль. - Завтра влезу в сапоги. А не хочется, - капризно протянула она.

Она уже привыкла к своему неизменному спутнику, к его каждодневным визитам. Он уже становился для нее своим. Но вдруг Рабигуль, пораженная внезапной мыслью, резко остановилась и заглянула Алику в лицо.

- Слушай, а как же ты? У вас, что же, нет разве лекций?

- Вообще-то есть, - сразу раскололся от неожиданности Алик. - Но.., во вторую смену, - мгновенно нашелся он. - Пошли.

- Нет, погоди. - Рабигуль мучительно покраснела, смутилась. - Ведь ты же меня и встречаешь.

Разве лекции, если они во вторую смену, заканчиваются так рано?

Алик молчал: он просто не знал, что сказать. Рабигуль мягко тронула его за плечо.

- Ты не надо, не приходи каждый день, - попросила она.

Алик покачал головой:

- Не могу.

- Почему? - растерялась Рабигуль. - Я сама в состоянии...

- Что?

- Носить виолончель. Она не такая уж и тяжелая, я привыкла. Только болит иногда плечо.

- Дело не в ней, - с трудом вымолвил Алик, упорно глядя в сторону. - Не в виолончели.

Злой ветер налетал на них со всех сторон. Подняв воротники, глядя под ноги, чтоб не споткнуться, торопливо шли мимо люди.

- А в чем? - распахнула черные как ночь глаза Рабигуль.

- В тебе, - беспомощно признался Алик и добавил, сдаваясь:

- Не могу я не видеть тебя.

- Но ты меня совсем не знаешь, - пробормотала Рабигуль и устыдилась банальности собственных слов.

- Все равно, - покачал головой Алик. - Не знаю, что со мной творится: с утра до ночи только о тебе и думаю. А иногда и ночью, во сне. Просыпаюсь, и сразу - ты, со своей виолончелью.

Он закашлялся от волнения, и Рабигуль сочувственно постучала по его спине слабеньким кулачком.

- Когда у тебя нет занятий, я просто тону, пропадаю, - торопливо, словно боясь, что его перебьют, говорил Алик. - Воскресений жду с ужасом.

А завтра как раз воскресенье, - добавил он упавшим голосом. - Можно я приду к вам в гости? - набрался он храбрости.

- Но мы все равно в Гнесинке...

Рабигуль снова взяла Алика под руку, и они пошли дальше. Теперь говорить стало легче: можно было не смотреть друг на друга.

- Мы там готовимся, репетируем, - объясняла Рабигуль. - Но ты можешь зайти вечером.

- Да? А когда? - торопливо спросил Алик. Рука его дрогнула.

- Часов в восемь. Мы уже будем дома.

"Мы"... Это он сразу усвоил... Ну и что? Да пусть в этой маленькой комнатке соберется хоть вся Гнесинка! Лишь бы там была Рабигуль. Сто раз он бывал уже в арбатском их тупичке, но впервые придет не поднести рыцарски виолончель, не проводить на занятия, а вот именно в гости!

***

- Слышь, Кир, дай бабочку! - вечером позвонил Кириллу.

- Ого! - одобрительно заметил Кирилл. - Это уже кое-что... Дела продвигаются?

Да как он смеет так говорить? Дела... Придумал тоже!

- Так дашь или нет? - сухо спросил Алик, и Кирилл понял, что вторгается на запретную территорию.

- Какой разговор! - с жаром воскликнул он. - Где встретимся?

- На "Октябрьской".

В глубине длинного вестибюля, у подсвеченных сиренево-синим ажурных ворот Кирилл передал другу эту милую замену галстука, ободряюще хлопнул Алика по спине, сказал на всякий случай: "Не дрейфь!" - и растворился в толпе.

Но Алик и не думал дрейфить. Он был так счастлив, так горд собой, он так спешил к своей Рабигуль, что даже о цветах или там о шампанском забыл.

Вспомнил, когда позвонил и ему открыли. Как-то сразу почувствовал, что ничего - ни торта, ни цветов, ни конфет, дурак, не принес. "Она подумает, что я жадный!" Эта ужасная мысль залила его горячей волной, и он готов был бежать назад, к метро, где цветы продавались и в поздний час. Но Рабигуль уже протягивала ему руку.

- Заходи, заходи. А Маша у Тани.

Маша действительно убежала к Тане, несмотря на все старания Рабигуль ее удержать.

- Нет, нет и нет, - твердо сказала она. - Ты разве не видишь, что он влюблен? Хочешь, чтоб возненавидел меня? Что я здесь буду делать?

- Маша, прошу, - Рабигуль умоляюще прижала руки к груди, - я не знаю, о чем говорить...

- Значит, слушай, - кинула на прощание дельный совет жестокая Маша. Пусть говорит он. Мужчины любят, когда их слушают.

И она убежала, оставив Рабигуль одну.

3

Его друзья умерли бы со смеху, если б Алик им рассказал, как прошло его первое свидание с Рабигуль - вечером, наедине, в тихом, отъединенном от прочих домике, где ни папы-мамы за стенкой, ни даже соседки какой-нибудь, куда никто не должен был неожиданно возвернуться, и кровать у стены, а напротив диван так притягивали взор, что и не оторваться.

Но на диван, не говоря уже о кровати, они так и не перешли. Весь вечер просидели за столом напротив друг друга. Рабигуль вежливо поила его чаем из тонких фарфоровых чашек, и они разговаривали.

С чуткостью влюбленного Алик сразу угадал, что она.., нет, не боится, конечно, но насторожена, и все силы бросил на то, чтобы настороженность эту преодолеть, убрать. Он ничего ей такого не скажет, не сделает ни единого рискованного движения, он и пальцем ее не коснется, пока она сама того не пожелает.

Он так даже не думал, он так чувствовал - глубоко, в душе, на уровне, наверное, инстинкта. Еще месяц назад ему и в голову не пришло бы, что так страстно, безудержно он захочет жениться, да еще на девушке, к которой не прикоснулся. А ведь был Алик мужчиной, знал женщин - так, иногда, от случая к случаю, но знал. Что же теперь с ним случилось? Маленькая, очень теплая комната, и накрыт к чаю стол. Он сидит за этим столом, а против него Рабигуль. И он тонет, тонет в загадочных темных глазах, и ничего ему, кажется, больше не нужно. Сидеть бы да слушать, смотреть на нее и надеяться, замерев, что так будет вечно.

- Когда-нибудь будет у меня настоящий инструмент, с именем, - мечтала вслух Рабигуль. - У виолончели такой глубокий, искренний голос, а когда инструмент настоящий...

Алик заставил себя вслушаться.

- Тяжело, наверное, играть на виолончели? - придумал он подходящий вопрос.

Рабигуль застенчиво улыбнулась, строгие глаза потеплели.

- Это такое счастье... Она так поет... Как сопрано... Мы с Машей все спорим. Конечно, скрипка - царица музыки, кто скажет "нет"? Но низкий голос виолончели меня, например, завораживает, чарует...