Гилберт Честертон - Рассказы о патере Брауне

• Название: Рассказы о патере Брауне
• Автор: Гилберт Честертон
• Жанр: Детектив

Рассказы классика английской литературы Гилберта Кийта Честертона отличаются сюжетной занимательностью, эксцентричностью, парадоксальностью. Рассказы об отце Брауне, католическом священнике с тонким аналитическим умом и редким талантом психолога, стали классикой детектива. Каждая схватка самого добросердечного сыщика с хитроумным преступником завораживает. Каким образом вновь раскусит замысел преступника кроткий отец Браун?

Сломанная шпага. Три орудия смерти. Человек в проулке. Лиловый парик. Странное преступление Джона Боулнойза. Волшебная сказка отца Брауна. Небесная стрела. Вещая собака. Чудо «Полумесяца». Злой рок семьи Дарнуэй. Тайна отца Брауна. Зеркало судьи. Тайна Фламбо. Скандальное происшествие с отцом Брауном. Лицо на мишени. Причуда рыболова. Душа школьника. Белая ворона. Бездонный колодец.

---

— Да, я вижу карманы, — говорил между тем Хорн Фишер. — Я вижу много карманов, но все они пусты. Нет, погодите… я вижу один не пустой карман.

В тишине послышался слабый шорох, и маг сказал:

— Можете вы увидеть, что в этом кармане?

— Да, — последовал ответ. — Там два блестящих предмета. По-моему, они из стали. Один — погнут или искривлён.

— Пользовались ли им, чтобы переместить реликвию из подвала?

— Да.

Наступила новая пауза, и первый голос сказал:

— А не видите ли вы самой реликвии?

— Я вижу что-то блестящее на полу, как бы тень или призрак монеты. Оно сейчас вот там, в углу, за столом.

Все молча обернулись, онемев от изумления. В углу, позади стола, на деревянной половице слабо светилось круглое пятнышко. Это было единственное пятно света в комнате. Сигара полковника погасла.

— Оно указует Путь, — вещал между тем оракул. — Духи указуют Путь к раскаянию и побуждают вора вернуть украденное… Больше я ничего не вижу… — И голос постепенно замер в тяжёлой тишине.

Её нарушило звяканье металла о дерево. Что-то завертелось и шлёпнулось — словно на пол швырнули полупенсовую монету.

— Зажгите свет! — воскликнул Фишер довольно громко и даже весело, вскакивая на ноги с необычной для него резвостью. — Мне нужно уходить, но я всё-таки хотел бы взглянуть на неё… Я ведь для этого и пришёл.

Свет зажгли, и он увидел то, что хотел: монета святого Павла лежала на полу у его ног.

— …Что до той вещицы, — объяснил Фишер, пригласивший Марча и Твифорда на ленч примерно через месяц, — мне просто захотелось сыграть с этим магом в его собственную игру.

— Я думал, что вы решили поймать его в его же ловушку, — сказал Твифорд. — И до сих пор ничего не понимаю. Но, признаться, он с самого начала вызвал у меня подозрение. Я не хочу сказать, что он вор в вульгарном смысле слова. Среди полицейских бытует мнение, что деньги крадут только из-за самих денег, но ведь эту монету можно было похитить из религиозной мании. Беглому монаху, ставшему вольным мистиком, она могла понадобиться для какой-нибудь высшей цели.

— Нет, — ответил Фишер. — Беглый монах — не вор. Во всяком случае, монеты он не крал. И даже в заведомой лжи его обвинить трудно, так как в одном отношении он оказался целиком прав.

— В чём же именно? — спросил Марч.

— Он сказал, что во всём повинен магнетизм. Так оно и было. Кража была совершена при помощи обыкновенного магнита.

Затем, увидев неподдельное изумление на лицах собеседников, он добавил:

— Это был игрушечный магнит вашего племянника, мистер Твифорд.

— Простите, — возразил Марч. — Коль скоро это так, выходит, кражу совершил школьник!

— Вот именно, — задумчиво произнёс Фишер. — Только какой школьник?..

— Что вы хотите сказать?!

— Душа школьника — любопытная штука, — продолжал Фишер всё так же задумчиво. — Она способна пережить многое, кроме лазания по дымоходам. Человек может поседеть в боях, а душа у него останется всё та же мальчишеская. Человек может вернуться во славе из Индии, а у него — душа школьника, и она ждёт только случая, чтобы проявить себя. Это во много раз сильнее, если школьник — ещё и скептик: ведь скепсис чаще всего — упрямое мальчишество. Вот вы сейчас сказали, что это можно было сделать из религиозной мании. А вы слышали когда-нибудь об антирелигиозной мании? Поверьте, она существует и свирепствует всего сильнее среди тех, кто любит разоблачать индийских факиров.

— Неужели вы думаете, — сказал Твифорд, — что реликвию похитил полковник Моррис?

— Только он один мог воспользоваться магнитом, — ответил Хорн Фишер. — Ваш племянник любезно оставил ему много полезных вещей. В его распоряжении оказался моток бечёвки и, заметьте, инструмент для просверливания отверстий в дереве. Кстати, с этой дыркой в полу я немного схитрил. Там просто были пятна света, они проникали сквозь неё и блестели, как новенький шиллинг.

Твифорд подскочил в кресле.

— Почему же, — крикнул он не своим голосом, — почему вы сказали… что там сталь?

— Я сказал, что вижу два кусочка стали, — ответил Фишер. — Гнутый кусок — это был магнит вашего племянника. Другой кусок — монета.

— Но она же серебряная, — возразил археолог.

— В том-то вся и штука, — пояснил Фишер, — она только покрыта тонким слоем серебра.

Наступило тягостное молчание; наконец Гарольд Марч произнёс:

— А где же в таком случае настоящая реликвия?

— Там, где она и была последние пять лет, — ответил Хорн Фишер. — В Небраске. У выжившего из ума американского миллионера по фамилии Вэндем.

Гарольд Марч хмуро уставился в скатерть. Затем он сказал:

— Кажется, я начинаю понимать. Дело было так. Полковник Моррис просверлил дырку в потолке подвала и выудил монету бечёвкой с магнитом. На такие трюки способны только ненормальные люди, но я догадываюсь, почему он спятил, — нелегко сторожить подделку, если сам об этом догадываешься, а доказать — не можешь. Наконец появился случай в этом убедиться. И он решился, как в былые времена, подшутить над магом. Да, теперь мне многое ясно. Одного я никак не возьму в толк: как вообще вместо реликвии здесь оказалась поддельная монета?

Фишер, не шелохнувшись, долго смотрел на него сквозь полуопущенные веки.

— Были предприняты все меры предосторожности, — сказал он. — Герцог сам принёс реликвию и сам её запер…

Марч молчал, а Твифорд пробормотал, запинаясь:

— Я вас не понимаю. Это ерунда какая-то. Вы не можете говорить яснее?

— Ну что ж, — сказал Фишер со вздохом. — Самая главная ясность в том, что дело это — грязное. Все это знают, кто хоть как-то с этим связан. Но так уж оно повелось, и не нам их судить. Влюбишься в заморскую принцессу, пустую и надутую, как кукла, — и пропал. На сей раз герцог пропал надолго и всерьёз.

Не знаю, была ли это благопристойная морганатическая связь, но нужно быть сущим болваном, чтобы швырять тысячи на таких женщин. Под конец это превратилось в неприкрытый шантаж. Но старый осёл, к его чести, не стал выкачивать деньги из налогоплательщиков. Выручил его американец. Вот и всё…

— Ну, я счастлив, что мой племянник не причастен к этому, — произнёс преподобный Томас Твифорд. — И если высший свет таков, я надеюсь, что он никогда не будет с ним связан…

— Уж кто-кто, а я-то знаю, — сказал Фишер, — что иногда приходится быть с ним связанным.

Саммерс Младший и вправду был совершенно с этим не связан, и высокая его доблесть отчасти в том и состояла, что он не был связан ни с этой историей и ни с какой другой. Он пулей пролетел сквозь все хитросплетения нечестной политики и злой иронии и вылетел с другой стороны, влекомый своей невинной целью. С трубы, по которой он вылез на волю, он увидел новый омнибус, цвет и марка которого были ему ещё незнакомы, как видит натуралист новую птицу или неведомый цветок. И он кинулся за ним и уплыл на этом волшебном корабле.

БЕЛАЯ ВОРОНА

Гарольд Марч и те немногие, кто поддерживал знакомство с Хорном Фишером, замечали, что при всей своей общительности он довольно одинок. Они встречали его родных, но ни разу не видели членов его семьи. Его родственники и свойственники пронизывали весь правящий класс Великобритании, и казалось, что почти со всеми он дружит или хотя бы ладит. Он отлично знал вице-королей, министров и важных персон и мог потолковать с каждым из них о том, к чему собеседник относился серьёзно. Так, он беседовал с военным министром о шелковичных червях, с министром просвещения — о сыщиках, с министром труда — о лиможских эмалях, с министром религиозных миссий и нравственного совершенства (надеюсь, я не спутал?) — о прославленных мимах последних четырёх десятилетий. А поскольку первый был ему кузеном, второй — троюродным братом, третий — зятем, а четвёртый — мужем тетки, эта гибкость способствовала, бесспорно, укреплению семейных уз. Однако Гарольд Марч считал, что у Фишера нет ни братьев, ни сестер, ни родителей, и очень удивился, когда узнал его брата — очень богатого и влиятельного, хотя, на взгляд Марча, гораздо менее интересного. Сэр Генри Гарленд Фишер (после его фамилии шла ещё длинная вереница имён) занимал в министерстве иностранных дел какой-то пост, куда более важный, чем пост министра. Держался он очень вежливо, тем не менее Марчу показалось, что он смотрит сверху вниз не только на него, но и на собственного брата. Последний, надо сказать, чутьём угадывал чужие мысли и сам завёл об этом речь, когда они вышли из высокого дома на одной из фешенебельных улиц.

— Как, разве вы не знаете, что в нашей семье я дурак? — спокойно промолвил он.

— Должно быть, у вас очень умная семья, — с улыбкой заметил Марч.

— Вот она, истинная любезность! — отозвался Фишер. — Полезно получить литературное образование. Что ж, пожалуй, «дурак» слишком сильно сказано. Я в нашей семье банкрот, неудачник, белая ворона.