Семен Шмерлинг - Десант. Повесть о школьном друге

• Название: Десант. Повесть о школьном друге
• Автор: Семен Шмерлинг
• Издательство: Средне-Уральское книжное издательство
• Жанр: О войне
• Год: 1988
• ISBN: 5-7529-0041-7

Вскоре после победы в газете «Красная Звезда» прочли один из Указов Президиума Верховного Совета СССР о присвоении фронтовикам звания Героя Советского Союза. В списке награжденных Золотой Звездой и орденом Ленина значился и гвардии капитан Некрасов Леопольд Борисович. Посмертно. В послевоенные годы выпускники 7-й школы часто вспоминали о нем, думали о его короткой и яркой жизни, главная часть которой протекала в боях, походах и госпиталях. О ней, к сожалению, нам было мало известно. Встречаясь, бывшие ученики параллельных классов, «ашники» и «бешники», обменивались скупыми сведениями о Леопольде — Ляпе, Ляпке, как ласково мы его называли, собирали присланные им с фронта «треугольники» и «секретки», письма и рассказы его однополчан. Год за годом накапливались необходимые факты, документы, и вот я, в прошлом одноклассник Леопольда, попытался осуществить наше общее намерение — написать о нем книгу. Повесть о школьном друге. Расскажу, что мы узнали, прочли и вспомнили о Герое Советского Союза гвардии капитане Леопольде Борисовиче Некрасове.

---

…Некрасов постоял у дома № 33 по Старомонетному, где впервые встретились его отец и мать. Мама приехала сюда в мае 1922 года из Донбасса по командировке Союза горнорабочих. В общежитии познакомилась с Борисом Некрасовым. В сентябре они стали мужем и женой… А родился Леопольд не здесь, а на Арбате, в доме номер 35, о котором тоже слышал от родителей. Там была крохотная холодная комната, из мебели — одна железная кровать, заимствованная из общежития, а постелью ему служила корзина для белья. Родители тогда мечтали о собственных примусе, столе и стульях. А гостей — студентов и однополчан — было, как и на Старомонетном, много. Отец донашивал фронтовые шинель, гимнастерку и сапоги… Таким, в военной форме, Леопольд его никогда не видел.

3

Отец. С ним связаны чудесные годы на Спасоналивковском… Леопольд пересек Большую Полянку и свернул в короткий переулок, открывающийся высокими, в прошлом доходными домами. В конце переулка слева увидел шестиэтажную махину, одно из первых железобетонных зданий Москвы. Хоть и родился он на Арбате, а теперь жил вот у Красных ворот, дом № 19 по Первому Спасоналивковскому ему всего дороже. С молодыми липами и тополями, пышными газонами и клумбами, окольцованный асфальтовой дорожкой, по которой он, Ляпа, поочередно с Кириллом Мишариным, Борей Горским, Володей Ботоевым гонял на велосипеде…

Здесь, у входа во двор, встречал отца, возвращающегося из дальних поездок. Среднего роста, худенький, с мальчишеским лицом, отец шагал широкой, мягкой походкой геолога. Ребята говорили, что издали его можно принять за парнишку-подростка. И даже сыновьям, Леопольду и младшему — Леве, представлялось удивительным, невероятным, как он успел повоевать в отрядах красных партизан, с отличием окончить Горную академию, в совершенстве изучить английский язык, стать выдающимся ученым, совершить множество путешествий и открытий и при этом увлекаться охотой, рыбалкой и ремеслами.

Друзья у отца были необыкновенно интересными. В конце двадцатых и начале тридцатых годов он часто встречался с известным путешественником и писателем, автором читаного-перечитаного «Дерсу Узала» Владимиром Клавдиевичем Арсеньевым. Отец много лет дружил с академиками Иваном Михайловичем Губкиным, Владимиром Афанасьевичем Обручевым, Александром Евгеньевичем Ферсманом. Все они много раз бывали на Спасоналивковском. Как хотелось Леопольду рассказать об этом одноклассникам. Но в семье ценили сдержанность и скромность — хвалиться чем-либо или кем-либо у Некрасовых считалось просто неприличным. Однако о дальних и многочисленных путешествиях отца приятели со двора, из класса все-таки прознавали. Часто спрашивали: «Где сейчас Борис Петрович?» И Леопольд всякий раз называл разные места:

— В Сибири… На Дальнем Востоке… В Казахстане… На Урале…

— Прямо географию можно изучать по его поездкам, — говорил самый близкий друг Леопольда Кирилл Мишарин.

Бывал отец и в далеких странах — Англии, Франции, Америке, Италии. Школьных ребят, да и самих сыновей Бориса Петровича, изумляло множество его занятий. В начале 20-х годов он искал в Подмосковье какую-то очень нужную для промышленности глину, а позже — в Казахстане, на Алтае — редкие металлы, в Сибири — золото, в Хибинах — апатиты… Леопольд легко представлял отца, подвижного, быстрого на сборы, в роли отважного партизанского разведчика, который тайными тропами пробирается в тыл к белякам, а также в качестве неутомимого путешественника-геолога: ведь тот же разведчик! Куда труднее было представить его в кабинетах наркомата и еще труднее — на улицах Парижа или Лондона, а то на Всемирном геологическом конгрессе в 1935 году, где он на чистейшем английском языке делал доклад о проблемах поиска полезных ископаемых в нашей стране.

Вернувшись домой, Борис Петрович преображался. Откинув служебные заботы, посвящал досуг детям. В семье царило множество увлечений — музыка, спорт, охота, рыбалка. Отец, как и мать, играл на пианино, гитаре и пел. По совету родителей Леопольд занимался в домашнем оркестре у мамы одноклассника и друга Мишарина, и под ее руководством Кирилл, его сестра и старший брат по прозвищу Пат, Володя Ботоев и Ляпа играли на народных инструментах, изучали ноты.

Лет с пяти в жизнь Леопольда вошли рыбалка и лыжи. С отцом он выезжал под Волоколамск к Бакшеевым. На берегах Ламы и Истры с гордостью выполнял поручение папы — заготовлял корм для рыбной ловли, живцов для жерлиц и донок, собирал лягушек и червей. Изъеденный комарами, часами простаивал с удочкой: ловись, рыбка, большая и маленькая… А лыжи! Чаще всего с отцом, Гришей Бакшеевым и братом Левой совершали походы в окрестностях Теряевой слободы. А коли времени на поездку не хватало, отец с сыновьями шли в Центральный парк культуры и по набережной Москвы-реки они наперегонки бежали на лыжах до Ленинских гор.

В квартире Некрасовых рядом с пианино стоял небольшой столярный верстак. «Ребята, за дело», — призывал отец, и вместе с ним Ляпа и Лева пилили, строгали, клеили. Ладили ящички, полки, табуретки. Некрасов-старший радовался занятиям сыновей, их поделкам, учил владеть пилой, молотком, рубанком, уважать инструмент, бережливо складывать на место после работы. Полки изготовил сам. Требовал аккуратности, точности, сердился, если бросали начатое дело: «Взялся за гуж, не говори, что не дюж». Затевал разные состязания — кто быстрее и чище выпилит, отстругает, отполирует. Леопольд вспомнил одно из них, в котором участвовал и Гриша Бакшеев… Отец выдал сыновьям и Грише по одинаковому деревянному бруску, остро отточенному топору и… осколку стекла. Улыбнулся и сказал: «А ну-ка, сим немудреным инструментом соорудите по отменному топорищу. Ну, кто скорее и лучше?» И ребята, мигом ухватив топоры, принялись усердно тесать и скоблить, ревниво следя друг за другом и поглядывая на часы.

Отец — он все мог, все умел. Самым лучшим в жизни Леопольд, конечно, обязан ему, доброму, талантливому, зоркому человеку. Вот уже год, как нет его в живых, а Леопольд помнит каждое слово, каждый жест отца. Часто листает семейный альбом, рассматривает снимки и всегда останавливается на старой, пожелтевшей фотографии. Два курносеньких мальчишки в матросках изумленно глядят в объектив фотоаппарата. Это — он, Ляпа, и брат Левушка. Мама — густоволосая, пышная, с веселой искоркой в больших глазах. И папа — такой молодой, совсем паренек, но как серьезен и вдумчив его пристальный взгляд…

Был бы жив отец — они, конечно, сейчас пошли бы вместе, плечом к плечу…

Некрасов еще раз оглядел знакомые двор и дом, свою школу, видневшуюся в глубине за забором, и медленно зашагал на Якиманку. Решение у него было твердое, в военкомат.

Главая вторая. Схватка

1

В мокрой, заляпанной грязью шинели, хлюпающих ботинках с обмотками и винтовкой за плечами Некрасов подошел к Теряевой слободе. Он оглядел знакомый с детства поселок и не узнал его. Основанного еще при Петре Первом старинного селения, с ладными избами, красильной фабрикой, школой и больницей, не существовало. Фашистские бомбардировщики разрушили мирный поселок, сожгли две с лишним сотни домов. Сохранилось их едва ли с десяток.

Где же изба дяди Миши, крепкая, пятистенная? Ее не было. И даже развалины с холодными угольями Леопольд нашел с трудом. Он кинулся на мельницу, чудом сохранившуюся, и стал расспрашивать встречных про мельника, жив ли? Сказали, что жив и поселился в чужой баньке.

В этом тесном, покосившемся строении Некрасов и нашел Михаила Ивановича Бакшеева. Навстречу молодому красноармейцу поднялся богатырского роста, широкогрудый шестидесятилетний человек. В полном соответствии со своим именем-отчеством он напоминал медведя, вставшего на дыбы. Вглядевшись внимательнее, старый мельник воскликнул:

— Неужто Леопольд? Ну, подходи, подходи, солдат, — и Леопольд потонул в его объятиях. — Живой?

— И здоровый, дядя Миша. А Гриша где?

— Где же может быть твой Гриша! Известно, в армии. Аника-воин. Самочинно отбыл. Добровольцем. В воздушный десант. С неба будет прыгать. Да вот месяц как нету вестей…

Хозяин усадил гостя на лавку.

— Ты-то как? Тоже добровольцем?

— Тоже, дядя Миша.

— Времечко-то у тебя есть?

— Есть, целых полдня. Отпросился к родным, командир разрешил.

— Верно сказал, что к родным, мы — родные и есть.

Михаил Иванович наказал жене приготовить обед и постирать солдатскую одежду:

— Небось, в ней поту три пуда?

— Есть такое дело. Быстренько помоюсь, а бельишко простирну сам.

— Сам?

— А как же, еще у геологов научился.

— Настираешься, достанется тебе… На-ко вот, Гришине исподнее возьми, великовато, но ничего, теплее будет.

Когда Некрасов снял пропотевшее обмундирование, котел уже закипел, осталось устроиться в корыте и с наслаждением мыться ласковой водой, которую из ковша поливал дядя Миша.