Михаил Водопьянов - Путь летчика

• Название: Путь летчика
• Автор: Михаил Водопьянов
• Издательство: Географгиз
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1953

Воспоминания русского советского лётчика, одного из первых Героев Советского Союза М. В. Водопьянова. В отличии от его книги «Полярный лётчик», написаны для взрослого читателя и несут на себе колорит того незабываемого времени.

---

Невольно шевельнулась мысль: «а вдруг придется сесть?» Льдин, подходящих для посадки, здесь не было.

Бассейн крикнул мне в ухо:

– Осторожней! Смотри, за лед зацепишь!

Долго лететь вслепую на перегруженной машине нельзя. Любой ропак может погубить ее.

– Как быть дальше?-обратился я к Шевелеву и Спирину.

Решено попытаться проникнуть к полюсу, а если впереди облачность будет еще ниже, повернуть обратно.

Поверхность льда все еще напоминала ночную тундру – серую, скучную, однообразную. Но через несколько минут в облаках начали открываться просветы. Облачность повышалась. Теперь мы могли прекратить опасный бреющий полет и подняться на высоту трехсот метров. Машина уверенно пошла вперед.

Мы достигли восемьдесят девятой параллели, когда погода снова ухудшилась. Было ниже двадцати градусов мороза. С облаков свисала какая-то густая тяжелая бахрома, и нам без конца приходилось пробивать ее. Я вопросительно взглянул на второго пилота Тягунина.

Он ответил на мой немой вопрос спокойным, уверенным голосом:

– При такой низкой температуре обледенение не грозит. Значит, можно лететь вперед. В крайнем случае прорвемся вверх.

Я молча кивнул ему и подумал: «Хорошо иметь такого помощника!»

Приближался полюс. Внезапно перед нами открылось зрелище непередаваемой красоты.

Небо как бы раздвоилось. Темновишневая и светло-голубая полосы сливались над нашими головами. Первая справа постепенно загоралась на своем пути к горизонту. Ее далекие границы, освещенные лучами уходящего солнца, казались огненно-розовыми. Слева же краски затухали, незаметно переходя в мрачные черно-голубые тона.

С одной стороны – исчезающий день. С другой – надвигающаяся ночь.

В 8 часов 34 минуты я снял перчатку и крепко пожал руку Тягунину. Под нами был полюс.

Где-то недалеко отсюда, может быть, находится сейчас самолет «Н-209»!

Все застыли у окон и люков, пристально вглядываясь в ледяные просторы. Каждый получил точные указания и знал, куда он должен смотреть. Жадно ищущим глазам ежеминутно мерещился силуэт самолета. Но когда мы подлетали ближе, то убеждались, что это трещины или торосистые гряды.

Внезапно Морозов подбежал ко мне с криком:

– Самолет! Я вижу самолет!

У меня заколотилось сердце.

– Где? Где он?

– Там, – указал на правое крыло Морозов.

Я мигом передал управление Тягунину и бросился к окну.

… Какое жестокое разочарование! Я увидел разводье, по форме напоминавшее самолет.

Мы продолжали поиски, летая зигзагами. Каждые десять минут Спирин менял курс. Скоро внизу начали появляться отдельные заряды тумана, закрывавшие скованный льдами океан.

Туман все усиливался. На самолет надвигалась темнота. Мы перестали различать черные змейки разводьев и трещин.

Надеясь, что туман скоро кончится, мы, не оставляя поисков, держали прежний курс. То ныряли под облака, внимательно осматривали льдины, то поднимались вверх.

В конце концов туман и облачность поставили перед нами непроходимый барьер. Пришлось ломать курс. Повернули вправо под углом девяносто градусов. Но опять облачность преградила нам путь. Мы снова повернули… Что, если они здесь, близко… слышат звук наших моторов…

Мы стремились пробиться дальше, но облака давили ниже и ниже. Все пути плотно закрыло туманом.

Тяжело было покидать этот район, но пришлось уступить Арктике. Нам грозило обледенение.

Обратно шли в сплошных облаках, нависших в несколько ярусов. Время от времени я с опаской поглядывал на крылья, не начинается ли обледенение. Глухо доносились сигналы маяка. Звезд не было видно.

На восемьдесят пятом градусе показалось расплывчатое, бледное солнце; оно еле-еле просвечивало сквозь густую облачную дымку.

По мере приближения к Рудольфу солнце становилось все ярче. Неожиданно мы вырвались из облаков и увидели ясное синее небо. Позади остался гигантский облачный обрыв.

В 13 часов 10 минут мы сели на куполе Рудольфа. Полет продолжался десять часов.

Мы готовились к новым полетам. Лыжи вновь заменили колесами. Но Арктика обрушилась на нас еще более жестокими циклопами, туманами, метелями.

Начались морозы. Лагуны затянуло льдом. Из США был отозван Грацианский, уже совершивший шесть смелых полетов в глубь Арктики.

Проведя в воздухе в общей сложности сорок два часа, он обследовал десять тысяч квадратных километров. Летать Грацианскому приходилось в крайне тяжелых метеорологических условиях, большей частью на высоте трехсот-четырехсот метров, а иногда и бреющим полетом. Малейшая неосторожность и самолет мог врезаться в нагромождения торосов.

Однако полярная ночь и суровая арктическая зима ни в какой мере не приостановили мероприятий советского правительства по розыскам экипажа Леваневского.

Наши самолеты, находившиеся на Рудольфе, не были приспособлены к ночным арктическим полетам. Поэтому правительство решило направить на поиски другие, специально оборудованные корабли. Московские заводы спешно подготовили их, и в начале октября из Москвы на остров Рудольфа вылетели на тяжелых машинах Герой Советского Союза Бабушкин, летчики Мошковский и Чухновский. В качестве вторых пилотов на каждой машине летели специалисты по ночным полетам. Кроме этого, на Рудольф были отправлены пароходом два самолета «П-5» и три самолета для разведки погоды и связи.

Мы получили приказание вернуться в Москву. Мысль о том, как оторваться на колесах от снежного покрова, не особенно волновала нас, так как мы основательно разгрузили машины: горючего взяли всего на десять часов полета, продовольствия – на два месяца.

Для каждого самолета, чтобы облегчить ему разгон, была подготовлена утоптанная с помощью трактора дорожка. Самолеты поднялись в воздух. Мы построились и взяли курс на Амдерму, хотя вскоре сообщения о погоде заставили нас изменить курс и пойти на мыс Желания.

Вскоре после нашей посадки поднялась пурга.

Пока мы дожидались погоды для взлета, ко мне пришла радиограмма из родных мест. Сюда, на семьдесят седьмой градус северной широты, земляки сообщали, что выдвинули меня кандидатом в депутаты Верховного Совета СССР.

Я немедленно ответил:

«Спасибо за высокую честь. Ваше доверие постараюсь оправдать. Скоро буду у вас».

Двадцать девятого октября установилась хорошая погода. Я собрался рулить на старт, как вдруг раздался оглушительный взрыв. Моя машина резко накренилась в правую сторону:

– Что случилось?

Спирин выскочил из радиорубки и обнаружил, что лопнула покрышка правого колеса. Запасного колеса не было.

Я немедленно послал радиограмму на Рудольф начальнику экспедиции. Шевелев ответил:

«Дано распоряжение ледокольному пароходу «Русанов» доставить запасное колесо из бухты Тихой».

Но в это время на Земле Франца-Иосифа ударили морозы. «Русанов» вмерз в крепкий лед. Я созвал механиков. Сугробову пришла в голову великолепная мысль: снять с колеса покрышку и камеру и намотать на его обод толстый канат.

– Ручаюсь, Михаил Васильевич, - уверенно заявил он, - с таким колесом поднимемся, а сесть на песчаном аэродроме вам будет не так уж трудно. Ведь машина пустая.

Мы приняли его предложение.

Когда под руководством Сугробова сняли покрышку и камеру, колесо заметно уменьшилось: вместо двух метров оно имело теперь всего метр в диаметре. В пазы обода мы намотали канат, по каждому витку усердно били тяжелыми кувалдами, а под конец крепко затянули канат сеткой из проволоки.

После этого наша машина выглядела так, словно она побывала в протезном институте.

До мыса Желания нас летело девять человек. Теперь, чтобы облегчить самолет, мне пришлось высадить четверых – Дзердзеевского, Тягунина, Кистанова и Морозова. Груз разместили так, чтобы он давил на неповрежденное колесо; из баков правого крыла перелили в левое две тонны горючего.

Второго ноября на мысе Желания вновь установилась хорошая погода. Откладывать вылет было рискованно. Солнце уже ушло за горизонт. В это время радист зимовки Маточкина Шара сообщил нам последнюю сводку погоды:

«Видимость до пяти километров, облачность триста метров. Амдерма сообщает, что видимость удовлетворительная, но ветер семь баллов».

На поврежденном самолете мы могли сесть только в Амдерме. Туда нам привезут из Архангельска новое колесо. Рассчитывать на возвращение или на промежуточный аэродром не приходилось. Даже если машина хорошо выдержит посадку, не следовало надеяться на то, что мне дважды удастся стартовать с таким колесом. Я пошел на взлет.

Сначала машина двигалась с трудом. Налетая на камни, металлический обод высекал искры. Но постепенно я набрал скорость и, приподняв правое крыло, побежал на одном левом колесе. В это время канат, которым было обмотано испорченное колесо, перерезало в нескольких местах острыми камнями. Он запутывался, цеплялся за стойки, обрывался и снова запутывался. В конце концов его так захлестнуло, что колесо перестало вращаться. Но мы уже были в воздухе.