Андрей Болотов - Записки А Т Болотова, написанных самим им для своих потомков

• Название: Записки А Т Болотова, написанных самим им для своих потомков
• Автор: Андрей Болотов
• Жанр: Биографии и Мемуары

---

При таких обстоятельствах не успел я, приблизившись к Пстербургу" усмотреть впервые золотые спицы высоких его башень и колоколен, также видимый издалека и превозвышающий все кровли верхний этаж, установленный множеством статуй, нового дворца зимнего, который тогда только что отделывался, и коего я никогда еще не видывал; как вид всего того так для меня был поразителен, что вострепетало сердце мое, взволновалась вся во мне кровь и в голове моей, возобновясь, помышления обо всем вышеупомянутом в такое движение привели всю душу мою, что я, вздохнув сам в себе, мысленно возопил: "О град! град пышный и великолепный!... Паки вижу я тебя! паки наслаждаюсь зрением на красоты твои! Каковто будешь ты для меня в нынешний раз? До сего бывал ты мне всегда приятен! Ты видел меня в недрах своих младенцем, видел отроком, видел в юношеском цветущем возрасте и всякий раз не видал я в тебе ничего, кроме добра! Но чтото будет ныне? Счастием ли каким ты меня наградишь, или в несчастие ввергнешь? И то и другое легко быть может! Я въезжаю в тебя в неизвестности сущей о себе! Почем знать, может быть ожидают уже в тебе многие и такие неприятности меня, которые заставят меня проклинать ту минуту, в которую пришла генералу первая мысль взять меня к себе; а может быть будет и противное тому, и я минуту сию благословлять стану".

Сими и подобными собеседованиями с самим собою занимался я во все время въезжания моего в Петербург. Но наконец одна духовная ода славного и любимого моего немецкого пиита Куноса, ода, которую во всю дорогу я твердил наизусть и которая, начинаясь сими словами: "Есть Бог, пекущийся обо мне, а я, я смущаюсь и горюю и хочу сам пещися о себе", неведомо как много ободряла и подкрепляла меня при смутных обстоятельствах тогдашних, - прогнала и рассеяла и в сей раз, как вихрем прах, все смутные помышления мои и произвела то, что я въехал в город сей с спокойным и радостным духом.

Мое первое попечение было о том, чтоб приискать себе на первый случай какуюнибудь квартирку, ибо прямо к генералу на двор в кибитке своей приехать мне не хотелось. Я хотя и не сомневался в том, что должен буду жить в его доме, однако всетаки хотелось мне, на первый случай, обострожиться гденибудь поблизости его на особой квартирке и явиться к нему не рохлею дорожным, а убравшись и снарядившись.

И потому, по приближении к дому его, бывшему на берегу реки Мойки, велел я квартирки себе поискать, а по счастию и нашли мне ее тотчас, хотя наипростейшую, по довольно уже изрядную и такую, что как после оказалось, что я в мыслях своих обманулся и мне в генеральском доме поместиться было негде, и я должен был стоять на своей квартире, то я на ней и остался, и стоял до самого моего выезда из Петербурга, будучи в особливости доволен тем, что она была близка от дома генеральского и притом не дорогая.

На другой день, и как теперь помню, в день самого Благовещенья, вставши поранее и желая застать генерала еще дома, и убравшись получше и надев свой новый кавалерийский мундир, пошел я к генералу явиться и пришед в дом, старался прежде всего распроведать, где б мне можно было найтить господина Балабина.

Меня провели к нему в другие маленькие хоромны, бывшие на дворе, и он не успел меня завидеть, как бежал ко мне с распростертыми руками. Говоря: "Ах! друг ты мой сердечный, Андрей Тимофеевич! как я рад, что ты наконец к нам приехал; мы тебя уже заждались и не знали, что о тебе и думать, боялись, что не сделалось ли уже чего с тобою при теперечней половоди! - Ну, скажи же ты мне, мой друг!., продолжал он, меня обнимая и много раз целуя; все ли ты здорово и благополучно ехал? все ли живы и здоровы наши Кёнигсбергские друзья и знакомцы? как они поживают? и помнят ли меня?" Все, все, хорошо и слава Богу! отвечал я, и Кенигсбергcкие наши все живы и здоровы, все вас попрежнему еще любят и все велели вам кланяться. - "Ну, пойдем же, мой друг, пойдем к генералу, подхватил он. Он будет очень рад, тебя увидев, и у нас не было дня, в который бы мы с ним о тебе не говорили". - Хорошо, сказал я и пошел за ним, туда меня поведшим.

Мы нашли генерала в его кабинете, чешущего волосы и убирающегося, с стоящим пред ним секретарем полицейским и держащим под мышкою превеликий пук бумаг.

Не успел генерал увидеть вошедшего меня в комнату свою, как, обрадовавшись, возопил он: "Ах! вот и ты, Болотов! слава, слава Богу, что и ты приехал! мы взгоревались было уже о тебе, мой друг! Как это ты но такой распутице ехал? Поди, поди мой друг и поцелуемся..."

Я подбежал к нему и, будучи крайне доволен толь ласковым его приемом, благодарил его за оказанную им мне милость. - "Не за что! не за что! подхватил он: а я сделал то, чем тебе был должен. Ты заслужил то, чтоб тебя нам помнить, и я очень рад, что мог тебе сделать сие маленькое, на первый случай, благодеяние. Поживем, мои друг, еще вместе, и я не сомневаюсь, что ты, по прежней дружбе и

до любви своей ко мне, постараешься и ныне поступками и поведением своим оправдать хорошее мое о тебе мнение". Я кланялся ему и уверял, что употреблю все силы и возможности к тому, чтоб заслужить дальнейшее его к себе благоволение, и милость. "Хорошо, мой друг! подхватил он: я не сомневаюсь в том; но скажи же ты мне теперь, как поживали вы без меня в нашем любезном Кенигсберге? Довольны ли вы были Васильем Ивановичем? и что поделывали там хорошенького?"

Сие подало нам тогда повод к предлинному разговору. Он расспрашивал меня обо всем, а я рассказывал ему что знал, и о чем ему более знать хотелось. Наконец спросил он меня, где же я остановился? "На квартире", сказал я. - "Но для чего же не ко мне прямо на двор въехал, мы нашли бы, может быть, местечко, где б тебя поместить, хотя и тесненько, правду сказать, у меня в доме". Я обрадовался, сие услышав, ибо надобно сказать, что мне самому не весьма хотелось жить у него в доме и быть всегда связанным и по рукам, и по ногам, а на квартире надеялся я иметь скольконибудь более свободы, а потому и отвечал я, что я могу стоять и на квартире. - "Очень, очень хорошо! подхватил он: но скажи, по крайней мере, не далеко ли она? и не будет ли тебе затруднения всякий день ко мне оттуда ездить?" - "Очень близко, отвечал я: и чрез несколько только дворов от вашего дома". - "Всего лучше, подхватил он: но хороша ли и покойна ли она". - "Хороша, ваше высокопревосходительство!" - "Ну, так поживи же ты, мой друг, покуда на оной, а там мы уже посмотрим, а между тем о содержании своем ни мало не заботься. Кушать ты здесь у меня кушай, а лошадейто... небось, ты ведь на своих приехал?". - "На своих", сказал я. - "Лошадейто можешь ты всех распродать: на что тебе они здесь? а оставь только одну, на которой тебе со мною ездить, да и той велика ты брать корм с моей конюшни, а не покупай и не убычься".

Я благодарил его за сию милость, а генерал, начав осматривать между тем меня с ног до головы и увидев, что на мне не было шпор, сказал: "Жаль, что нет на тебе теперь шпор, а то хотел было я поручить тебе теперь же маленькую комиссию, и чтоб ты съездил на минуту во дворец". Я извинялся в том, сказывая, что я пришел пешком, и того не знал, и что нет теперь со мною лошади. "Лошадь безделица! - сказал он. - Ею бы мы тебя уже снабдили... но, постой, продолжал он, шпорыто есть и у меня излишние. Подайко, малый, мои маленькие серебряные господину Болотову!.. А ты, мой друг! обратясь к одному полицейскому офицеру, продолжал он: ссудика нас,

пожалуй, на несколько минут своею лошадкою, ей ничего не сделается, а послатьто мне очень нужно!" - "С! превеликою радостию! отвечал офицер, лошадь готова!" и пошел приказывать подавать ее, а слуга, между тем, отыскав шпоры, надевал их на мои ноги. Я стоял и, простирая ему свои ноги, мысленно заботился о том, как бы мне получше исполнить первое возлагаемое на меня дело. Упомянутый генералом дворец возмутил во мне весь дух мой: как не бывал я еще от роду никогда во дворце, то был он мне тогда так страшен, как медведь, и я не знал, как к нему приступиться, и подъехать.

Но смущение мое еще более увеличилось, как между тем, как надевали на меня шпоры, генерал далее сказал: "Вот какое дело, зачем хотелось бы мне, чтоб ты, мой друг, во дворец съездил. Мне хочется, чтоб ты распроведал и узнал, что государь теперь делает и чем занимается?.." Слова сии поразили и смутили меня еще более. "Вот тебе на! говорил я сам в себе, и первый блин уже комом! и не напасть ли сущая? ну как это мне там и у кого распроведывать? - никогото я там не знаю и ни к кому приступиться, верно, не посмею! Ах! какое горе!"

Говоря сим и подобным сему образом сам в себе, готовился было я прямо сказать генералу, что комиссию, поручаемую им мне, я, по новости своей, вряд ли могу еще исполнить, но, но счастию, он сам, взглянув на меня, смущение мое приметил, и власно{2} как опомнившись мне сказал: "Да, ведь вот еще! Ты, надеюсь, не бывал еще во дворце, и ни положения его и ничего не знаешь?" "Точно так! ваше высокопревосходительство! подхватил я: - и когда ж мне еще и бывать? Я приехал вчера в вечеру и нигде еще не был".