Максим Зарезин - Еретики и заговорщики. 1470–1505 гг.

• Название: Еретики и заговорщики. 1470–1505 гг.
• Автор: Максим Зарезин
• Жанр: История
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-9533-4951-2

В русской истории известны отдельные периоды, которые выделяются в ряду прочих насыщенной концентрацией ярких событий, выдающихся личностей, крутых поворотов, имевших судьбоносное значение для будущего России. Таково последнее тридцатилетие XV века. Это время разрыва с ордынской зависимостью и утраты новгородской вольности, жестоких внутренних распрей и беспрецедентного расширения внешних связей, брака московского государя с византийской принцессой и затяжного династического кризиса. Это время напряженных духовных исканий, жестоких идеологических споров, затейливых придворных интриг. Время, полное парадоксов, когда ожидание Судного дня сочеталось с предчувствием великого будущего России, а рост национального самосознания — с активным привлечением европейских технологий, специалистов, идей. И еще один парадокс — княжение Ивана III, один из наиболее изученных, излюбленных медиевистами периодов, который одновременно содержит в себе больше вопросов, чем ответов. Об этих загадках размышляет на страницах своей книги историк и журналист М. Зарезин.

---

Но придворные гуманисты создавали идеализированные образы, а Курицыну хотелось докопаться до самой сути вещей, его интересовала правда без прикрас. Это предопределило выбор главного героя его произведения, которым стал валашский господарь Влад III. Он носил фамилию Дрэгули, доставшуюся от отца, удостоенного членства в рыцарском ордене Дракона, созданном германским императором Сигизмундом в 1408 году.

Получившее широкую известность прозвище Влада Цепеш («сажатель на кол») имеет, по всей видимости, османское происхождение. В 1461 году он разгромил османское войско, после чего посадил на кол большинство пленных. Влад III был необычной личностью. За беспощадность по отношению к провинившимся и противникам его не любили, но боялись и уважали. В памяти румынского народа Влад остался олицетворением сильного и решительного господаря, защитником страны и христианской цивилизации.

Матьяша Хуньяди и Влада Цепеша связывали давние и весьма сложные отношения. Их отцы были непримиримыми врагами. Дракулу-старшего убили по приказу Яноша Хуньяди в 1447 году. В 1448 году семнадцатилетний Дракула захватил при помощи турецких сабель престол и воцарился под именем Влада ІІІ. Но венгерский ставленник, собравшись с силами, вернул себе власть, правда, проявив излишнюю самостоятельность, был свергнут сюзереном. Влад Цепеш в 1456 году снова вернул отцовский трон, теперь уже при поддержке венгерских мечей. В свою очередь он помог утвердиться на венгерском троне Матьяшу Хуньяди. Но когда после поражения от турок в 1462 году ему пришлось оставить престол Валахии и бежать в Венгрию, король заключил его в темницу, сменившуюся потом домашним арестом. Только в 1476 году Хуньяди простил Дракулу и предложил помощь в восстановлении его на престоле. Но после взятия валашской столицы Тырговиште, когда казалось, что победа близка, Дракула неожиданно погиб от рук своих воинов, якобы принявших его за турка.

Курицын не первый раз путешествовал по Балканам и наверняка не раз слышал рассказы о подвигах и преступлениях Дракулы. В Буде работал Антонио Бонфини, который несколько страниц своей «Венгерской хроники» посвятил «мутьянскому воеводе». Дракула Курицына, как и Дракула Бонфини, сочетал в себе «неслыханную жестокость и справедливость». Но в отличие от хроники Бонфини «Повесть о Дракуле» Курицына не публицистический, а беллетристический памятник — автор его не высказывал своей оценки героя в прямой форме, а рисовал весьма необычный и ярко характерный образ этого князя, — отмечал Д. С. Лихачев.

Дракула — не просто злодей, но вместе с тем он не похож и на справедливого правителя, который должен был быть добр и благочестив. Дракула — веселящееся чудовище, испытывающее свои жертвы, — такие чудовища изображались в некоторых народных сказках и произведениях переводной беллетристики, знакомых русскому читателю. Д. С. Лихачев полагал, что читатель «Повести» сам должен был решать, как ему относиться к такому герою. С точки зрения О. В. Творогова, повесть эта была типичным для позднесредневековой литературы произведением, в котором отражался «жестокий уклад жизни»; и автор, и читатель как бы раздумывали над вопросом: не есть ли сочетание жестокости и справедливости — неизбежное свойство правителей в это сложное и страшное время?

Я. С. Лурье отмечал сложность характеристики главного героя: Дракула — «диавол» на троне, он «зломудр», но жестокость его может служить и для искоренения зла: «И только ненавидя в своей земли зла, яко хто учинит кое зло, татьбу, или разбой, или кую лжу, или неправду, той никако не будет жив. Аще ль велики болярин, иль священник, иль инок, или просты, аще и велико богатьство имел бы кто, не может искупитись от смерти, и толико грозен бысть». По мнению Я. С. Лурье, подобно публицисту XVI века Ивану Пересветову, автор «Повести о Дракуле» полагал, что «без таковыя грозы немочно в царство правды ввести».

Трансильванский правитель Влад III Цепеш (Дракула). Портрет XV в.

В таком случае московского дипломата можно считать предтечей своего коллеги Никколо Макиавелли, который спустя двадцать лет засядет за своего «Государя», избрав своим героем Чезаре Борджиа — одного из самых омерзительных правителей беспокойной эпохи. То, что Курицын собрал разные редакции рассказов о Дракуле, говорит о том, что русское общество волновал вопрос о том, каким должен быть современный государь, как должны складываться его отношения с окружающим миром и окружающими его людьми.

На наш взгляд, Федор Курицын, обойдясь без назиданий и морализаторства, тем не менее вполне определенно обозначил свое отношение к своему герою, и оно состояло вовсе не в апологии благодетельного зломудрия. Обратимся к содержанию повести. Ее основной сюжет — испытание и суд: любого, кто попадается на его пути, Дракула подвергает изощренным испытаниям, и не выдержавших его ждет жестокое наказание. Он карает трусливых воинов, ленивых жен и развратных женщин, казнит преступников, независимо от их происхождения и чина, казнит пленных вражеских солдат и заодно всех мирных жителей захваченной территории.

Иные несчастные поплатились за неумение хитро подольститься к властителю. Дракула — грозный и неумолимый судия, который уже на этом свете, не дожидаясь Всеобщего Судища Христова, своей волей отделяет праведников от грешников в соответствии со своими представлениями о добре и зле, не прощая окружающим самого малого проступка. Дракула вполне осознанно ведет себя как земной бог, как альтернатива или даже пародия на Мессию.

«Однажды объявил Дракула по всей земле своей: пусть придут к нему все, кто стар, или немощен, или болен чем, или беден. И собралось к нему бесчисленное множество нищих и бродяг, ожидая от него щедрой милостыни. Он же ведел собрать их всех в построенном для того хороме и велел принести им вдоволь еды и вина. Они же пировали и веселились. Дракула же сам к ним пришел и спросил: “Чего еще хотите?” Они же все отвечали: “Это ведомо богу, государь, и тебе: что тебе бог внушит”.

Он же спросил их: “Хотите ли, чтобы сделал я вас счастливыми на этом свете, и ни в чем не будете нуждаться?” Они же, ожидая от него великих благодеяний, закричали разом: “Хотим, государь!” А Дракула приказал запереть хором и зажечь его, и сгорели все те люди. И сказал Дракула боярам своим: “Знайте, почему я сделал так: во-первых, пусть не докучают людям, и не будет нищих в моей земле, а будут все богаты; во-вторых, я и их самих освободил: пусть не страдают они на этом свете от нищеты или болезней”».

Этот эпизод перекликается сразу с несколькими новозаветными сюжетами. Достаточно обратиться к 6 главе Евангелия от Луки. Сначала Дракула уподобляется Христу: «Блаженные алчущие ныне, ибо насытитесь… Блаженны плачущие ныне, ибо воссмеетесь». Нищие приходят к Владу, «чающее от него великие и богатые милости» — парафраз слов ектеньи — литургической молитвы, обращенной к Всевышнему. Таким образом, автор лишний раз подчеркивает богоуподобление Дракулы. Воевода насытил и развеселил нищих. Но затем подражатель Иисусу оборачивается его антиподом.

«Сын Человеческий имеет власть на земле прощать грехи», а Влад Цепеш за грехи наказывает. Иисус призывает: «будьте сынами Всевышнего, ибо он благ и к неблагодарным и злым», но бесноватый воевода не способен исцелять и поддерживать, не способен к благим деяниям, он может только карать. Курицын сознательно противопоставляет Христу Влада Цепеша; Сыну Человеческому, Сыну Божию — сына дьявола. (Vlad Drăculea — может переводиться с румынского как «сын дракона» или «сын дьявола»).

Но вот воевода, так любивший испытывать других, сам подвергается испытанию. Король Матьяш Хуньяди, заключивший его под стражу, предлагает Дракуле выбор — власть и свобода в обмен на переход в католичество, а это означает, что Владу Цепешу предстоит выбирать между благами земными и погибелью души и надеждой на вечную жизнь, а именно так православными воспринимался отказ от истинной веры. И Дракула не выдерживает испытания — меняет исповедание в обмен на перспективу возвращения на валашский престол. На читателя XV века (в отличие от нашего современника) ренегатство Дракулы производило не меньшее, а быть может, и большее впечатление, чем его садистские выходки.

Дракула оказывается куда большим отступником, чем воины, повернувшие спину неприятелю и которых он предал мучительной казни. А ведь Дракуле не угрожали ни смерть, ни пытки, когда он решился отречься от веры отцов. И снова в памяти читателя должны были всплывать евангельские притчи из той же 6 главы Евангелия от Луки: «Что ты смотришь сучок в глазе брата твоего, а бревна в твоем глазе не чувствуешь» или «Всякое дерево познается по плоду своему…» Влад Цепеш оказывается тем терновником, с которого не собирают смокв.

Примечательно, что если рассказ о поступках Влада в бытность воеводой примерно совпадает с содержанием немецких повестей и хроникой Бонфини, то обстоятельства пребывания поверженного воеводы в Буде — переход в католичество, женитьба на дочери Корвина, зарабатывание на жизнь портняжным ремеслом — можно найти только у Курицына. Между тем все эти события, по мнению современного молдавского исследователя М. Михая, не соответствуют действительности. В католическую веру Влада никто не обращал: отказ от православия сразу бы лишил его фигуру политической ценности как одного из претендентов на валашский трон. А имея в своем распоряжении лишнего претендента, Матьяш оказывал давление на других господарей.