Виталий Севастьянов - Фантастика - 1979

• Название: Фантастика - 1979
• Автор: Виталий Севастьянов
• Жанр: Научная Фантастика

Главная тема традиционного сборника произведений советских писателей-фантастов — время, человек и его дело. В разделе «Школа мастеров» публикуется фантастическая сказка Василия Шукшина «До третьих петухов». Читатель познакомится также с творчеством молодых авторов, делающих первые шаги в большой литературе. В разделе «Грани будущего» выступают писатель А. Казанцев и известный советский специалист по прогнозированию профессор Г. Хромушин.

---

Нападки на общественную природу реального социализма, ложное изображение коллективизма как формы господства элиты — вот основной штамп технократических футурологов и авторов технологических фантазий, кичащихся своей приверженностью научному мышлению.

Этот исходный штамп дает широкий спектр антикоммунистических прогнозов — от либеральных, в духе социал-демократической модели «демократического», «гуманного», «рыночного» и т. п. социализма до реакционных, злобно-антикоммунистических фантазий о коллективизме как мире нищеты, грубой уравниловки, презрения к личности. Что за дело авторам этих ужасов до того, что рисуемые ими картины отражают идеалы и практику казарменного, грубоуравнительного коммунизма. А ведь известно, с каким беспощадным сарказмом разоблачал К. Маркс незрелую природу «грубого коммунизма», который призывал к уравнению частной собственности и всеобщему равенству заработной платы. «Этот коммунизм, — писал К. Маркс, — отрицающий повсюду личность человека, есть лишь последовательное выражение частной собственности, являющейся этим отрицанием. Всеобщая и конституирующаяся как власть зависть представляет собой ту скрытую форму, которую принимает стяжательство и в которой оно себя лишь иным способом удовлетворяет. Всякая частная собственность как таковая ощущает — по крайней мере по отношению к более богатой частной собственности — зависть и жажду нивелирования, так что эти последние составляют даже сущность конкуренции. Грубый коммунизм есть лишь завершение этой зависти и этого нивелирования, исходящее из представления о некоем минимуме. У него — определенная ограниченная мера. Что такое упразднение частной собственности отнюдь не является подлинным освоением ее, видно как раз из абстрактного отрицания всего мира культуры и цивилизации, из возврата к неестественной…, простоте бедного, грубого и не имеющего потребностей человека, который не только не возвысился над уровнем частной собственности, но даже и не дорос еще до нее»[13].

На ужасах уравнительного коллективизма уже достаточно заработали, и не только известность, многие футурологи и фантасты — П. Сорокин и Д. Белл, В. Зомбарт и Р. Арон, Е. Замятин, О. Хаксли, Д. Оруэлл и т. д.

Боязнь социальных перемен, неумение разобраться в ходе общественного прогресса породили так называемую антиутопию, хотя корни ее можно обнаружить уже в XVIII веке.

Антиутопия декларирует идею об ужасах механизированного мира, погубившего искусство, нравственность, духовное начало человека, видит в техническом прогрессе XX века только его теневые стороны.

Наступление технической эры в конце прошлого столетия ознаменовалось своеобразным символом-стальной Эйфелевой башней. Сейчас, в конце двадцатого столетия, совсем непросто ответить на вопрос, что послужит таким символом для грядущего XXI века. Но, думается, наш Юрий Гагарин наиболее ярко олицетворяет поистине гигантский социальный и научнотехнический скачок, совершенный человечеством в XX веке.

Для антиутопии технический прогресс однозначно бездуховен, ибо ведет к уравнительному коллективизму и гибелен для человека, а значит, безразлично, что послужит символом его будущего развития: зловещий атомный гриб или величественная инженерная конструкция через Берингов пролив, Если атомный взрыв уничтожит все живое, то господство техники поработит человека, уничтожив интеллект, нравственность, духовность. В этом плане всякая антиутопия мрачно пессимистична и безысходна. Антиутопия может точно и довольно образно показывать опасности настоящего, но полностью отказывается от поисков выхода, спасения и расцвета цивилизации. Историческая статичность антиутопизма объективно делает его представителей противниками социализма или людьми, не верящими в неизбежность социалистического обновления человеческого бытия.

Уже в 1909 году, когда идеи научного социализма все теснее сплетались с революционным рабочим движением, Эд Морган Форстер в рассказе «Машина остановилась» описал мрачный мир порабощения человека машиной. Люди, поддавшись на уловку легкой жизни, оказались глубоко под землей под опекой машины, потеряли всякие стимулы к борьбе, творчеству, прогрессу, оказались беспомощными и погибли, когда машина вдруг остановилась. Рост противоречия между техникой и человеком — тема, обыгранная многими известными современными фантастами, такими, как Р. Брэдбери, К. Воннегут, К. Саймак и другими. В середине XX века эта тема используется апологетами буржуазии не просто для описания неверия в социальный прогресс, но и получает прямое антисоциалистическое звучание. С ее помощью некоторые буржуазные ученые и писатели-фантасты пытаются скомпрометировать установки социализма на материальный прогресс как необходимую основу расцвета человеческой личности, объявляя машинный прогресс дорогой в никуда. Под маской нелицеприятной критики настоящего огонь антиутопистов в значительной мере сосредоточивается на реально развивающемся социализме. Например, в «Новом прекрасном мире» О. Хаксли (1931 г.) изображается мир презрения к культуре, мир кастовости, унификации человека, мир, подтверждающий якобы бессмысленность борьбы за лучший общественный идеал.

Э. Блэр, известный под псевдонимом Джордж Оруэлл (умер в 1950 г.), получил известность после опубликования в 1946 году повести «Животноводческая ферма» и особенно после выхода в свет в 1949 году романа «1984».

Опираясь на линию антиутопии Е. Замятина, О. Хаксли и других пророков, объявлявших любую форму коллективизма причиной угнетения и уничтожения личности, Оруэлл рисовал ближайшее будущее как мрачное господство элиты, мир оболванивания, нищеты и человеческой деградации. Высокопоставленный деятель О'Брайен прямо заявляет, что цель правящей элиты состоит в создании мира страха, предательства и мучений, прогресс которого будет прогрессом в направлении увеличения страданий. Власть над массами дает технический прогресс.

Видимо, эта идея дала своеобразный повод некоторым авторам утверждать, будто Оруэлл пародировал правореформистскую книгу Д. Бернхэма «Революция управляющих»[14], а корни его романа лежали в объективной реальности, отражающей тенденции буржуазного общества эпохи империализма.

Пищу антикоммунистическим романам Оруэлла действительно дала реальность эпохи империализма — победа социалистической революции в России и развитие мировой системы социализма. Наделение будущего коммунистического общества отталкивающими пороками, присущими капитализму, особенно принимающему тоталитарную форму фашизма, понадобилось автору для того, чтобы опорочить коммунизм, отвратить от него сердца и души людей, вызвать в них желание сохранить капитализм.

Роман Дж. Оруэлла «1984» как рефрен сопровождает описание портрета «Человека лет сорока пяти с пышными черными усами, с грубыми, но довольно приятными чертами», надпись под которым гласит: «Большой Брат следит за тобой». Тотальная слежка, извращение всех человеческих эмоций в мире голода и нищеты, убогость существования, попытка задушить тягу людей к любви и дружбе, причину которой герой романа видит в стремлении направить подавляемую энергию людей на достижение целей правящей элиты, Двурушничество и лживая демагогия, — вот каким обликом коллективизма запугивают читателей, и особенно молодых, фантасты типа Оруэлла.

Проецирование безграничных возможностей технического прогресса в мир будущего с позиций сохранения основ капиталистического строя создает причудливую ткань апологетических и антикоммунистических картин футурологов и фантастов.

Эксплуатация НТР на базе капиталистического строя рисуется в виде оптимистических иллюзий роста или супериндустриализма. Смакование ужасов коллективизма в антиутопиях также вроде оптимистично по своей природе, ибо исходит из убеждения, что человечество, понимающее, к чему приведет господство элиты, вооруженной техникой, над коллективным стадом, примет все меры, чтобы не допускать подобного будущего. В виде альтернативы на заднем плане все время маячит идеал «индустриального мира». А чтобы сделать этот идеал более привлекательным, его нанизывают на стержень иллюзий конвергенции, взаимного «обогащения» двух культур, то есть социализма и капитализма.

Однако обольщаться подобной видимостью классовой терпимости к обществу будущего было бы ошибкой, ибо идея конвергенции в конечном счете предполагает не слияние капитализма и социализма в новый постиндустриальный мир, а поглощение социализма буржуазным миром.

В противном случае, утверждают фантасты типа Оруэлла, произойдет деградация человека. Отсюда навязывается вывод, будто сохранение изобилия, человечности и культуры может быть обеспечено лишь на пути вовлечения коммунизма в капитализм. Такова подлинная социальная подоплека футурологического оптимизма буржуазных ученых и писателей.