Жан-Мари Гюстав Леклезио - Онича

• Название: Онича
• Автор: Жан-Мари Гюстав Леклезио
• Издательство: ЗА0 ТИД Амфора
• Жанр: Классическая проза
• Год: 2009
• ISBN: ISBN 978-5-367-01170-8 (рус.) ISBN 978-2-07-038726-7 (фр.)

Аннотация издательства 1

Африка, пугающая и притягательная… Она воспламенила кровь Джеффри Аллена, как малярийная лихорадка. Околдовала его жену May. Стала навеки утраченной родиной их сыну Финтану. Видением, грезой, что явилась им на берегах реки Нигер, в колониальном захолустье крохотного городка Онича.

Аннотация издательства 2

Первый же роман принес признание Ж. М. Г. Леклезио. Это был «Процесс» (1963), отмеченный премией Ренодо. Еще одну престижную награду — премию Поля Морана — писатель получил за «Пустыню» (1980). А в 2008 году Леклезио стал лауреатом Нобелевской премии по литературе. Роман «Онича» (1991) несет на себе отсвет детских воспоминаний — о путешествии в Нигерию к отцу в 1948-м.

Онича — маленький порт на реке Нигер, задворки предзакатной Британской империи. Джеффри Аллена приводят сюда грезы о далеком прошлом, его жену May — мечта о будущем. Красная земля Оничи станет родной для их сына Финтана. Чужие колониальному кругу, мелочному, живущему ненавистью, снедаемому разочарованием, они срастутся с Африкой, которая жжет, как тайна, как лихорадка. Яростная и безмятежная.

Об авторе этой книги (от издательства)

Жан-Мари Гюстав Леклезио родился в Ницце 13 апреля 1940 года. Его предки, выходцы из Бретани, в XVIII веке эмигрировали на Маврикий.

Много путешествуя, Леклезио не переставал писать начиная с семи-восьми лет: стихи, сказки, повести, рассказы. Однако ничто из написанного не было опубликовано до «Процесса», его первого романа, появившегося в сентябре 1963 года и удостоенного премии Ренодо. Сегодня на счету писателя около 30 книг. В 1980 году роман «Пустыня» принес ему премию Поля Морана, учрежденную Французской академией.

В 2008 году Леклезио стал лауреатом Нобелевской премии по литературе.

* * *

Оригинальное название:

J. M. G. LE CLÉZIO Onitsha

Перевел с французского Л. Н. Ефимов

* * *

В оформлении обложки использована картина Анри Руссо «Водопад»

---

* * *

Над Порт-Харкортом лило, будто из ведра, когда шофер м-ра Ралли остановил зеленый «форд V-8» на причале перед конторой «Холланд Африка лайн», как Джеффри год назад, ожидая May и Финтана, сходивших с корабля. Но на этот раз у причала стояла не «Сурабая». Это было гораздо более крупное и современное судно, контейнеровоз, который не нужно чистить от ржавчины, и назывался он «Амстелкерк». Водитель выключил зажигание, и Джеффри выбрался из «форда» с помощью May и Финтана. Машина больше ему не принадлежала. Несколько дней назад он продал ее м-ру Шексону, человеку, который занял его место в конторе «Юнайтед Африка».

Вначале Джеффри возмущался: — Это моя машина. Я лучше отдам ее Элайдже, чем продавать этому… этому Шексону!

Вмешался резидент Ралли, со своей джентльменской учтивостью:

— Он купит ее у вас по хорошей цене. Вы окажете услугу ему, а значит, и всей нашей общине, понимаете?

May сказала:

— Если ты отдашь машину Элайдже, они ее отнимут. Ему от нее не будет никакого проку. К тому же он и водить-то не умеет.

В конце концов Джеффри уступил при условии, что сделкой займется сам Ралли и что его, Джеффри, с семьей доставят к кораблю, который отвезет их в Европу. Резидент даже предоставил своего шофера: сам Джеффри был не в состоянии сесть за руль.

С «Ибузуном» было сложнее. Когда Шексон потребовал немедленно освободить дом, Финтан сказал: «Как только съедем, я его сожгу!» Однако съезжать все-таки приходилось, и избавляться от всего поскорее. May много чего раздала: ящики с мылом, посуду, продукты. В саду «Ибузуна» состоялся своего рода праздник, благотворительная ярмарка. Но May напрасно старалась изображать веселье. Это было грустно, подумал Финтан. Джеффри заперся в своем кабинете, перебирал бумаги, книги, жег заметки, словно это были секретные архивы.

Женщины в длинных платьях выстроились в очередь перед May с Маримой. Каждая получила свою долю: кастрюли, тарелки, мыло, рис, варенье, коробки печенья, кофе, простыни, подушки. Дети бегали по веранде, входили в дом, тащили все, что попадалось под руку, хватали карандаши, ножницы. Перерезали веревки качелей и трапеции, унесли гамаки. Финтан был недоволен. May пожала плечами: «Оставь, какая разница? У Шексона нет детей».

Около пяти часов вечера праздник закончился. «Ибузун» был пуст, еще более пуст, чем когда в него вселился Джеффри, до приезда May. Он устал. Лег на раскладушке, единственном предмете меблировки, оставшемся в комнате. Он был бледен, щеки покрывала серая щетина. В своих металлических очках и черных кожаных ботинках походил на старого солдата под арестом. В первый раз Финтан что-то почувствовал, глядя на него. Ему хотелось побыть с ним, поговорить. Солгать в утешение, сказать, что они вернутся, начнут все сначала, поплывут по реке до нового Мероэ, до стелы Арсинои, до знаков, оставленных народом Осириса.

«Куда бы ты ни отправился, я пойду с тобой, буду твоим помощником. Мы раскроем секреты, станем учеными». Финтану вспомнились имена, которые он видел в тетрадях Джеффри: Бельцони, Виван Денон, Дэвид Роберте, Присс д'Авенн; вспомнились черные колоссы Абу-Симбела, открытые Буркхардтом. На мгновение глаза Джеффри заблестели, как в тот раз, когда он увидел свет солнца, обрисовавший знаки итси на базальте, на подступах к Аро-Чуку. Потом он заснул, обессилев; лицо белое, как у мертвеца, холодные руки. Доктор Чэрон сказал May: «Отвезите вашего мужа в Европу, заставьте его есть. Здесь он никогда не поправится». Они уезжали. В Лондон или во Францию, в Ниццу, быть может, чтобы быть поближе к Италии. У них будет другая жизнь. Финтан пойдет в школу. Обзаведется друзьями своего возраста, научится играть в их игры, веселиться с ними, драться по-детски, не касаясь лица. Будет гонять на велосипеде, кататься на коньках, пить молоко, сироп, есть картошку. Больше никакой сушеной рыбы, жгучего стручкового перца, бананов плантейн и окры[59]. Он забудет фуфу, жареный ямс, арахисовый суп. Научится обуваться, переходить улицу между машинами. Забудет пиджин, не станет больше говорить: «Da buk we yu bin gimmi a don los am». He скажет «Chaka!» пьянице, что бредет, спотыкаясь, по пыльной дороге. Не станет звать Nana старую Уго, бабушку Бони. И она больше не назовет его коротким именем, которое он так любил: «Уму». В Марселе он, наверное, снова будет для бабушки Аурелии ее bellino, а она обнимет его крепко-крепко и поведет в кино. Словно он никуда не уезжал.

Последний день в «Ибузуне» Финтан встретил очень рано, до рассвета, чтобы еще раз пробежаться босиком по большой травяной равнине. Рядом с замками термитов дождался появления солнца. Вокруг был такой простор, небо омыто дождями, наполнено завитками облаков. Ветерок шелестит в траве, гудят насекомые, где-то под защитой деревьев кричат цесарки. Финтан долго ждал, не двигаясь.

Он даже уловил тихий чешуйчатый шорох змеи, скользившей рядом в траве. Финтан заговорил с ней вслух, как Бони: «Змея, ты у себя, это твой дом, дай мне пройти». Взял немного красной земли и намазал себе ею лоб, щеки.

Бони не пришел. После бунта каторжников он больше не хотел видеть Финтана. Среди тех, кого вояки лейтенанта Фрая расстреляли у решетки, были его дядя и старший брат. Однажды мальчики встретились на дороге в Омерун. У Бони было замкнутое лицо, глаза прятались под скошенными веками. Он ничего не сказал, не бросил камня, не выругался. Просто прошел мимо, и Финтан почувствовал стыд. А также гнев. У него слезы навернулись на глаза, ведь в том, что сделали Симпсон и лейтенант Фрай, он был не виноват. Он их ненавидел так же, как Бони. И все-таки позволил Бони уйти. Подумал: если бы я убил Симпсона, смог бы я снова увидеть Бони? И он пошел к белому дому близ реки. Увидел искореженную решетку, там, где текла и впитывалась в землю кровь. Большая яма бассейна казалась затопленной могилой. Вода была грязная, цвета крови. Перед входом стояли на посту два солдата с ружьями. Но дом казался странно пустым, заброшенным. Вдруг Финтан понял, что у Джеральда Симпсона никогда не будет бассейна. После случившегося никто не придет копать землю. Большая яма станет наполняться грязной водой каждый сезон дождей, приползут жабы, будут квакать тут по ночам. Это его развеселило, он злорадно рассмеялся. Симпсон проиграл.

Других деревьев, кроме одинокой купы на пригорке, вокруг не было. Отсюда Финтан мог видеть дома Омеруна и повсюду дымки других деревень, поднимавшиеся в прохладном утреннем воздухе. День начинался как любой другой. Слышались голоса, лай собак. Тонкий звон молотка в кузнице, глухие удары пестов, дробящих сорго. Финтану казалось, что он ощущает добрый запах еды: жареной рыбы, печеного ямса, фуфу. Это было в последний раз. Он медленно пошел к реке. Первый причал был пуст. Гнилые доски постепенно проваливались, обнажая почерневшие, поросшие травой сваи. Ниже по течению, на Пристани, стояло судно из Дегемы, пришедшее за грузом ямса и бананов плантейн, диковинная деревянная посудина, похожая на португальские каравеллы. Проснувшись, Финтан услышал гудок и вздрогнул. Подумал, что Джеффри тоже слышал сигнал: в этот день по реке приходила почта, доставляемая без особой спешки, и разные товары. На причал перед складом «Юнайтед Африка» будут выгружать ящики с мылом, а старый Мозес примется затаскивать их под тень железной крыши. Шексон, быть может, уже там, нетерпеливо расхаживает взад-вперед по Пристани, в пробковом шлеме и одном из тех безупречно белых льняных костюмов, которые он меняет два раза в день. Должно быть, и резидент Ралли явился, чтобы принять возможных визитеров, перекинуться парой слов с капитаном. А вот Симпсон наверняка не придет. После бунта его вызвали в Порт-Харкорт. Уже ходил слух, что его переведут в другое место, может, отзовут в Лондон, усадят за письменный стол, где он будет не так опасен.

Финтан сел на развалившийся причал и стал смотреть на реку. Из-за дождей вода вздулась. Темная, тяжелая, она завихрялась, образуя водовороты, несла ветви, сорванные с деревьев, листья, желтую пену. Иногда проплывал какой-нибудь посторонний предмет, взявшийся неведомо откуда: бутылка, доска, старая корзина, тряпка. Бони говорил, что в реке живет богиня, по ночам слышно, как она дышит и стонет. Она утаскивает молодых людей с берегов и топит. Финтан подумал об Ойе, о ее теле, распростертом в темном нутре корабля, о ее хриплом дыхании в момент родов. Финтан тогда смотрел на ребенка, пришедшего в мир, и не осмеливался пошевелиться. А потом, когда тот испустил свой первый крик, неистовый, пронзительный, выскочил на палубу, чтобы дождаться Бони с подмогой. May сопровождала Ойю в больницу, ухаживала ней. Финтану никогда не забыть, как Ойя прижимала ребенка к себе, пока ее несли на носилках в больницу. У нее родился мальчик, еще никак не нареченный. А теперь Ойя ушла со своим сыном и никогда не вернется.

Посреди реки, на мысу острова Броккедон, смутно проступали очертания заброшенного корабля. Финтан ощутил вдруг укол беспокойства, словно эта развалина была самой важной вещью в его жизни. Он нашел пирогу на другом причале и поплыл к середине реки, в сторону Асабы. Бони научил его грести, погружая весло немного наискосок и придерживая на мгновение вдоль борта, чтобы пирога шла прямее. Вода в реке была темной, другой берег еще прятался в облаках. Среди деревьев блестели электрические лампочки лесопилки.