Герберт Циргибель - Иной мир

• Название: Иной мир
• Автор: Герберт Циргибель
• Жанр: Научная Фантастика

Спустя девять месяцев после того, как космический корабль «Чарльз Дарвин» столкнулся с неизвестным небесным телом, профессор Шаган, руководитель обсерватории Маник Майя, обнаружит что астероид Ре 37 больше не находится на своей траектории обращения. На ничтожном участке у Ре 37 и «Дарвина» была одинаковая орбита. Стал ли Ре 57 убийцей шести космонавтов? Но и эта мысль — почти непроизносимая, напрашивается сама собой: Явилось ли причиной пылеобразования вблизи кратера Плутарха, которое наблюдалось и было сфотографировано многими астрономическими станциями, совсем не разрушенный, упавший на Луну космический корабль, а разлетевшийся на куски астероид? И где же «Дарвин»? Носит его, сбитого со своей орбиты, где-то во Вселенной? Невероятная мысль. Теория профессора Шагана недоказуема. Но ее поддерживает его ассистентка Нанга, у которой свои способы, она вдруг упрочняется таинственными радиосигналами, которые не поддаются расшифровке, она наконец-то подтверждается спасательным зондом из из злосчастного корабля, который несет информацию о том, что уже несколько месяцев трое мужчин и одна женщина живут в космосе; запертые в своей капсуле, ограниченные минимальным мирком, оторванные от всего, что может в жизни показаться нам достойным того, чтобы жить. Невероятная история.

Герберт Циргибель описывает экстремальную ситуацию, и он не закрывает глаза на катастрофу, которая может наступить несмотря на все достижения в освоении космоса. Он отказывается от таинственных явлений и утопичного естества, он добивается остроумной техники, он подходит к проблеме с гуманистической точки зрения. Он заставляет читателя, несмотря на весь внешний драматизм, задуматься и не отпускает его до самой последней строчки.

---

— Ах, слова, — сказал он, — о том, что происходит в этих стенах, не узнает ни одно живое существо, никогда. Законы Земли больше не оказывают действие на нас.

— Но мы люди, Гиула, у нас есть разум и где-то даже что-то от того, что обычно называют моралью.

— Именно об этом я и думаю, Стюарт. Мы люди. Клоп привык бы, обленился. У нас есть свобода выбора. Я не хочу быть клопом. А что касается морали, то она постоянно меняется вместе со строем, в котором живут люди. Мораль феодализма отличалась от морали капитализма, и социалистическая мораль опять таки другая. На Земле все это может быть чудненько-замечательненько, но здесь? Как ты бы обозначил это общественное устройство на «Дарвине»? Пара кубических метров воздуха, чтобы дышать, немного жидкости, чтобы смочить горло, и этот бесцветный бульон в качестве пищи — это наш мир.

Он был по-своему прав, и все же он не смог присоединить меня к своему мнению. Была ли это трусость? Любопытство? Или все еще надежда? По всей видимости, надежда, несмотря на то, что это был самообман. Вдруг в люке появилась Соня. Она держала в руке лист бумаги.

— Я принесла вам хорошую новость, — сказала она.

— Опять хорошая новость, — проворчал Гиула. — Я постоянно воспринимаю со страхом слова о хороших новостях.

Соня размахивала своим листком бумаги.

— Об этом мы не подумали в волнении: У нас на борту есть резервные консервы, отличные вещи. Послушайте, что они упаковали для нас на случай чрезвычайной ситуации…

Она прочла вслух, что было в списке, и мы слушали ее, словно она возвещала нам новый Евангелий. Дух захватывало от того, сколько твердых и жидких продуктов питания таил «Дарвин» в своих складских помещениях: сто коробок сухарей, тридцать консервов с витамином C, которые содержали изысканные лакомства, в таком же количестве с мясом и овощами, тридцать плиток шоколада, килограмм растворимого кофе, две канистры с красным вином, немного коньяка для медицинских целей — Весь рай земной был собран в этом списке.

— Черт возьми, это невероятно, — восторженно воскликнул Гиула, — этих вещей действительно не доставало. Какие же мы счастливчики. На Земле каждый приговоренный к смерти имеет право на последнюю трапезу. Но мы можем пировать до конца наших дней. Я все еще жду, Стюарт.

— Чего ты ждешь? — спросила Соня.

Гиула пожал плечами и предоставил мне объяснение. Я сказал: «Он хочет проглотить желатиновую ампулу. Он не хочет жить как клоп.

— Ты чувствуешь себя клопом, Гиула?

— Да, — сказал он, — твоя хорошая новость ничего в этом не меняет. У нас будет парочка прекрасных дней, это все. Прекрасные дни — какими скромными вы стали. Глоток красного вина, кусочек шоколада или сухарь — и вы уже довольны, словно мышь, которая гложет кусок свиной кожи с остатками сала и еще не поняла, что сидит в ловушке. Значит, давайте все поделим.

— Спокойно, — сказал я, — это будем решать все мы, Чи тоже выскажется. Я сообщу ему о твоей идеологии клопа.

— Да пожалуйста, — безразлично пробормотал он, — куда, вообще, пропал Чи? Я уже целую вечность не видел его.

— Он рассчитывает.

Гиула засмеялся и постучал себе по лбу.

— Он рассчитывает. Он хочет рассчитать Вселенную? Для этого уже есть же формула. Это просто смешно. Мы летим в бесконечность, а Чи рассчитывает…

— Разумеется, Гиула, Чи рассчитывает — и в расчетах есть смысл. Ты глупец, ты балда!

— Друзья, я кое-что обнаружил, сегодня великий день!

Это был тонкий голос Чи. Он подошел к нам и занял свое место.

— Что ты обнаружил? — с недоверием спросил Гиула. Чи ответил: «Я рассчитал, что мы не находимся на гиперболической орбите. Это совершенно точно. Хотя мы и превысили вторую космическую скорость, но мы точно находимся в поле притяжения Солнца.

— Иными словами, мы стали планетой, которая обращается вокруг Солнца, — сказал я.

— Это так.

— Чудесно, — воскликнул Гиула. — Разница очень радующая. Может быть ты уже знаешь наш афелий и перигелий?

— Не совсем точно, Гиула, но наш афелий не может лежать далеко за орбитой Марса. Наш угол наклона относительно эклиптики составляет примерно тридцать градусов — возможно, немного больше, точные числа я смогу представить только через несколько недель.

— Как хорошо, — сказал Гиула, — тридцать градусов, близость к орбите Марса — это успокаивает. Чтобы смотреть на спутники Марса, уже необходимо располагать первоклассными оптическими инструментами, несмотря на то, что самый маленький из них, Деймос, как-никак имеет диаметр восемь километров. Значит, для Земли мы останемся невидимыми.

— В любом случае оптически, — подтвердил Чи.

— Тридцать градусов, — повторил я, словно от этого зависело нечто важное для нас. Я вспомнил школьную модель нашей Солнечной системы. Там вращались маленькие шарики вокруг их общего центра тяжести, Солнца. Почти все эти планеты — кроме самой далекой, Плутона — при этом двигались на большой плоскости. Угол наклона их орбит вокруг Солнца лишь незначительно расходился друг с другом.

— Значит ли что-нибудь наш угол наклона относительно эклиптики? — спросил я.

— Возможно, — ответил он, — мы подчиняемся силам гравитации всех небесных тел нашей Солнечной системы. Поэтому расчеты так чертовски сложны. Не исключено, что в определенный момент мы снова приблизимся к Земле.

— И когда это будет? — поинтересовался Гиула.

— Это я еще должен выяснить, — сказал Чи.

Соня вдруг приложила указательный палец к губам. Из лазарета доносился голос Шитомира. Он очень тихо выкрикнул имя Сони.

— Вы это слышите? — воскликнула она в порыве радости. — Это первый раз, когда он дает о себе знать. И он выкрикнул мое имя, значит он в сознании!

Она быстро вылезла из кабины.

— Кажется, сегодня действительно день сюрпризов, — сказал я.

— Хоть бы мы действительно приближались к Земле. — Гиула неуверенно посмотрел на меня. — Хоть бы это было правдой…

— Только живые могут найти правду, Гиула.

Я не знаю, знал ли Чи что-нибудь о моем разговоре с Гиулой — пожалуй, он догадывался — потому что он добавил: «Проигрываешь только тогда, когда сдаешься сам. Мы сейчас должны сделать единственную вещь. Необходимо проверить шлюз, Мише нельзя долго оставаться на борту. Двое из нас выйдут в открытый космос и закрепят его снаружи. Мы должны также кое-что отремонтировать там. Пластины не двигаются. В настоящее время они не отражают солнечный свет — из-за этого такая парилка. Возможно, мы найдем снаружи и причину поломки наших передатчиков».

— Да, это было бы очень важно, — сказал Гиула.

— Но у нас на борту есть три функционирующих передатчика, — продолжил Чи. — Вы разве забыли о том, что у нас есть три зонд для передачи информации? Они оснащены химическими батареями. Их передатчики работают — не так сильно, но если нам немного повезет, их сигналы услышат.

Он произнес это с обезоруженным спокойствием, которое пристыдило не только Гиулу, но и меня. Чи был единственным среди нас, кто не сдавался и целеустремленно работал над спасением — даже если эта цель отстояла необозримо далеко во времени. В Гиуле начали происходить перемены.

— Три передатчика, — лепетал он, — ты слышал, Стюарт? Мы можем передавать, мы можем дать о себе знать.

— Да, совершенно безнадежным наше положение назвать нельзя.

— Мы будем не слишком надеться на эти передатчики, — сказал Чи, — они предусмотрены для радиосвязи вблизи Земли.

Гиула был у телескопа и поворачивал прибор. Прошло немного времени, пока он на секунду поймал в поле зрения Землю.

— Она не больше теннисного мяча, а Луна похожа на серебристый лесной орешек. Мы должны поторопиться, чему мы еще ждем? Давайте сходим за зондами, с каждой секундой мы все больше удаляемся от Земли.

Соня вернулась. У нее был довольный вид.

— Он поел и попил. Я дала ему глоток красного вина.

— Значит он, идет на поправку? — спросил я.

— Похоже на то. Я только надеюсь, что в его мозг не попали осколки костей.

— Возможно его скоро прооперируют по-настоящему, Соня, — сказал Гиула. — Если они услышали наши сигналы, через пару недель мы будем на Земле.

Он взял Чи за руку.

— Спасибо, Чи, я был в полном замешательстве, но теперь у меня снова есть надежда. Мы все вернемся обратно, а Паганини снова будет сочинять музыку. Когда мы вернемся обратно, мы будем слушать его музыку. Стюарт, как называлась музыка, которую мы вместе слушали перед стартом?

— Ах, Гиула, — сказал я, — это же сейчас не важно.

— Это был концерт цембало, — сказала Соня.

Пятнадцатое ноября

Порой у меня возникает такое ощущение, что наши часы идут неправильно. Чи и Гиула тоже не уверены: прошло еще только пятнадцать дней? За нашими плечами проделанная работа, которую я никогда не хотел бы выполнить повторно.