Андрей Рубанов - Готовься к войне

• Название: Готовься к войне
• Автор: Андрей Рубанов
• Издательство: Эксмо
• Жанр: Современная проза
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-699-31928-2

Самый быстрый на земле человек способен обогнать солнечный свет. Пока его современники — медленные люди в медленном мире — живут, как червяки в яблоке, надежно зная, что будет день и будет пища, он уже видит падения и взлеты фондовых рынков. Чувствует, что будет в моде и кто будет править политический бал высокопоставленных монстров.

Он держит в мобильном номер самого господа бога.

Но за скорость нужно платить. И цена тем выше, чем чаще бог на том конце берет трубку…

Новый роман рассказывает о нашем современнике, новом русском банкире, которого посещает идея построить сеть гипермаркетов со специфическим ассортиментом: спички, соль, сахар, ватники, валенки и т. п., — все, что может пригодиться человеку во время войны. Даже название сети он придумывает соответствующее «Готовься к войне».

Первый магазин сети уже строится, висят рекламные щиты, заплачены взятки…

Но замыслу не суждено сбыться.

Рубанов уже тогда знал о кризисе.

---

— Извини, но так нельзя, — мягко нажала мама (Знаев тут же догадался, что теперь нажим будет только усиливаться). — «Платите мне деньги и отстаньте от меня» — это как-то уж слишком удобно.

— Не слишком, — ледяным тоном ответила Камилла.

Банкир отважился:

— Мама, ты не понимаешь! Наша Камилла всю жизнь думает только о том, чтоб ей было очень удобно. Чем удобнее, тем лучше. Она так с детства привыкла. Вот ее родной брат — он не даст соврать…

Жаров молча отвернулся. Табурет под ним отчаянно заскрипел.

— Наша Камилла, — продолжал Знаев, — не хочет знать про то, что семейная жизнь — тоже труд.

— Старая песня! — сварливо возразила бывшая жена. — Я восемь лет только и слышала от тебя — «труд», «труд»… Я, конечно, согласна трудиться…

Знаев не сдержался и крикнул:

— Чего ж не трудишься?

— Прекратите! — опять нажала мама. — Конечно, все хорошо в меру. И труд нужен, и отдых…

— Скажите это своему сыну! Мой брат тоже работает! Но меру соблюдает. И деньги добывает, и веселится. И семья его счастлива!

Ха-ха, подумал Знаев.

— Точняк, — кивнул Жаров. — Что есть, то есть. Можно, я закурю?

— Тогда я тоже, — вздохнула госпожа Знаева.

— С каких пор ты куришь? — спросил сын.

Мама не удостоила его ответом. Задымила чем-то слабеньким, с ментолом. Изучила глазами напряженную Камиллу, вежливо улыбнулась.

— Ты бы нам чаю, что ли, предложила.

— Сейчас, — тихо ответила бывшая супруга банкира, но с места не двинулась.

Мама улыбнулась еще раз.

— Муж должен работать, — сказала она. — А жена должна его поддерживать. Твой муж работает. Он делает то, что должен.

Камилла скривилась. На собеседницу она не смотрела.

— Он мне ничего не должен.

— Должен, — сказала мама. — Еще как должен. И ты ему — тоже должна. Жизнь, дорогая моя, — это обязательства. Прежде всего — обязательства. Потом — все остальное. Рожден — уже должен.

— Кому?

— Людям. Богу. Всему миру.

— И что же такого, — бывшая жена бесцеремонно ткнула в бывшего мужа длинным накладным ногтем, — он должен всему миру?

— Всего себя. Все свои умения и способности.

— А я? Я чего всем должна?

— Для начала ты должна хотя бы своему ребенку. В первую очередь — ребенку.

— У ребенка все есть.

— Нет, не все. У него нет отца. Ему нужен отец. Чтоб был рядом. Каждый день.

— Чепуха какая! У ребенка никогда не было отца! Когда мы жили вместе, Знаев уходил в шесть утра! И приходил в полночь! Он неделями видел сына только спящим!

За год спокойной одинокой жизни, когда вечера состоят в основном из медитаций и неторопливых прогулок по собственному лесу, банкир совершенно отвык от дамских воплей. Сейчас ему хотелось уйти.

— Не кричи! — басом приказал Жаров. — Зачем ты кричишь? Знайка правильно сказал. У тебя с детства — все удобства. С пеленок Мне доставались подзатыльники, а тебе — конфеты. Ты что, не понимаешь, что он для вас же старался!

— Я молодая женщина, — с глубокой тоской сказала Камилла. — Я хочу быть счастлива! В том числе и конфеты есть! Иногда! А мне тут предлагают, значит, все время только и делать, что думать о том, сколько я всем должна?

Госпожа Знаева подняла руку.

— Об этом не надо думать. Это нужно внутри иметь. Глубоко. И жить с этим. Кстати, мне был обещан чай.

— Я сделаю, — сказал Жаров и встал.

— Нет. Я бы хотела, чтоб сделала она.

Бывшая банкирша вскочила с пылающим лицом. Пока громко звенела посудой, Знаев припомнил рыжую, ее изумительную выдержку. Видит бог, не хотел сравнивать, нельзя это, не по-джентльменски — само собой вышло.

— Черный или зеленый? — тихо спросила Камилла.

— Черный, пожалуйста.

Чашка со стуком утвердилась на столе. Едва хозяйка села, как мама, не сводя с нее взгляда, вежливо добавила:

— Еще один кусочек сахара, будь так добра. И салфеточку.

Знаев наизусть изучил методы своей матери, и ему стало жаль сначала свою бывшую жену, потом — себя, присутствующего при изощренном издевательстве старухи над молодухой. Он шепотом помянул черта и выбежал в туалет. Заперся, наклонился, но ничего не получилось. Постоял. Подышал, опершись рукой о стену. Полегчало.

Он строил туалетную комнату в период начала своего увлечения всевозможными водными процедурами, тогда они еще не назывались СПА, — установил просторную ванну с гидромассажем, дорогую душевую кабину и правильный, мягкий свет. Предполагалось, что именно здесь глава семьи будет релаксировать после тяжелого рабочего дня. Теперь он тут, среди кафеля цвета «экру» и мраморных ваз для живых цветов, спасался от кошмара.

Хуже всего было понимать, что мама хочет не помирить поссорившихся детей, а надавить на сноху. Она считает ее виноватой. Для госпожи Знаевой всегда виновата женщина. Потому что именно женщина — сильный пол. Попробуйте родить — поймете. Мама, печально подумал банкир, человек другого времени, она полжизни простояла в километровых очередях за суповыми наборами и прочими с краев подгнившими эрзацами эпохи развитого социализма. Мама все понимает, но никогда не поймет одного: на современных избалованных женщин давить бессмысленно. Эти согласны стоять только в очереди на таможню, с безразмерными «Самсонайтами» и «Делсеями», перед вылетом в Милан или Париж.

Бессмысленно, зря, без толку. Как там говорила рыжая? Бесперспективняк. Мальчишка спасен, все в порядке, от сердца отлегло — надо было сразу сваливать…

Вернулся в кухню. Застал Жарова переводящим мутный взгляд с молодой женщины на старую и обратно, бубнящим некий монолог.

— …согласен, правильно. Но они не поэтому помирятся. Они помирятся, потому что им деваться некуда. У Знайки бизнес, большие деньги. Надо, чтобы кто-то прикрывал тыл! Серьезному человеку обязательно нужна надежная, умная баба…

— Я тебе не баба, — вставила Камилла.

— Молчи и слушай! — заревел ее брат. — Лучше быть бабой, чем девкой! Он твой муж. Он мне говорил, что это ты его прогнала. Я ему, кстати, верю. Неужели ты не понимаешь, что мужика прогонять нельзя? Мужик, если его прогнать, сразу с ума сходит. С мужиком можно все что угодно сделать. По морде дать. Заставить спать на коврике возле двери. Ему даже изменить можно — он поймет… Но взять и самой за порог выставить — это большая ошибка. У меня работает парень, менеджер по продажам, один из лучших… У него тридцать тысяч рублей оклада, плюс он около восьмидесяти тысяч в месяц имеет премиальных. Зарабатывает то есть очень прилично. В день обзванивает по семьдесят человек. Трудяга, умница. Все до копейки отдает своей жене. Но если он вечером лишнюю рюмку выпьет — эта самая жена его за дверь гонит, и он в подъезде спит. На газетах! Имея пятьдесят тысяч долларов в год — на газетах спит!.. Так нельзя. Я, например, тоже совсем не ангел. Моя любимая супруга однажды мне сноуборд об голову сломала. Пополам развалился, на две части. Но на дверь никогда не указывала. Попробовала бы указать! Выгнать мужика из дому — все равно что в задницу его трахнуть, простите за прямоту. Это все, что я хотел сказать.

Дальше разбирайтесь без меня. А я пошел. Выйдем, Знайка. Покурим на лестнице…

— Нет, Герман, — произнесла госпожа Знаева. — Ты пока не уйдешь. И ты, Сергей, тоже. Мы очень вовремя сюда все пришли. Не случись такого неприятного повода — мы бы не собрались. Неужели вы не поняли, что всех нас собрал маленький мальчик?! Что это он, Виталик, сделал так, чтоб взрослые наконец сошлись и договорились?

Камилла разразилась рыданиями.

— Мама, — взмолился Знаев. — Давай закончим, а? Это жестоко.

— Жестоко? Ломать своему сыну жизнь — вот где жестокость. Не говори мне про жестокость, Сережа. Я тебя родила и воспитала. Я не знаю более жестокого человека, чем ты. Только ты, при всей твоей жестокости, очень добрый. Поэтому вся твоя жестокость направлена на себя самого. А внешняя жестокость, от других людей исходящая, — тебе как с гуся вода… Ты сейчас меня слушаешь, а сам думаешь, как бы тебе на часы поглядеть и понять, сколько ты времени потерял…

— Мне трудно, мама. Я не могу. Воевать и на работе, и дома. Глупо воевать с собственной женой.

— При чем здесь дом и жена? Ты воюешь сам с собой.

— Вот! — крикнула Камилла. — Вот оно, слово главное! Ему все — война! Он сделал меня вдовой! Он воюет на войне, которую сам себе придумал! Почему нельзя жить как все, мирно?

— Он очень гордый, — вздохнула госпожа Знаева. — Быть как все — ему неинтересно.

Что за туфли у нее, подумал Знаев. Старые, потрескавшиеся, каблуки сбиты. Подарить новые или деньгами дать — не возьмет. Еще и отругает. За всю жизнь ни копейки не взяла…

— И что мне делать? — устало спросила Камилла.

— Понять, — улыбнулась мама. — И привыкнуть.

— К такому нельзя привыкнуть! Как можно привыкнуть к человеку, которому интересно только с самим собой? Которого собственная жена — отвлекает? Который банком руководит, самосовершенствуется, спортом занимается, языки иностранные учит, книжку пишет…