Вениамин Каверин - Сказочные повести

• Название: Сказочные повести
• Автор: Вениамин Каверин
• Жанр: Русская классическая проза

---

Почему у Старшего Советника так заблестели глаза? Почему он так страшно вытянул трубочкой губы?

- Боже мой! - закричал он. - Ваш отец заболел! Какое несчастье!

- Разве вы его знаете?

- Еще бы! Я прекрасно знаю его. Много лет тому назад мы жили рядом, на одном дворе. Каждый день мы купались и очень любили нырять. Интересно, помнит ли он меня? Едва ли.

- Наверное, помнит, - вежливо сказала Таня. - Между прочим, он и теперь еще умеет отлично нырять.

- Вот как? - И Старший Советник схватился за сердце. - Лорочка, дружочек, приготовь мне, пожалуйста, прохладную ванну. Кажется, сегодня я опять не усну.

Можно было подумать, что Лоре не хочется выходить из комнаты, хотя не было ничего особенного в том, что отец попросил ее приготовить прохладную ванну.

- Подожди меня, хорошо? - шепнула она Тане и вышла.

- Но скажите, Таня, доктор Мячик предупредил вас, что лекарство должны принять сперва вы, а потом уже он?

- я?

- Да. Но, если вы не хотите, я не буду настаивать, нет! Лекарство не нужно заказывать. Оно лежит у меня в столе.

И он протянул Тане коробочку, на которой была нарисована птица.

- Спасибо.

Таня взяла коробочку, поблагодарила и вышла. В коридоре она открыла ее. Там лежала пилюля, самая простая, даже хорошенькая. Она положила ее в рот и проглотила.

Вот тут неизвестно - сразу она превратилась в Сороку или прежде услышала, как Лора, выбежав из ванной, с ужасом крикнула:

- Не глотай!

ПЕТЬКА ПРИНИМАЕТ ТАБЛЕТКИ ОТ ТРУСОСТИ И СТАНОВИТСЯ ХРАБРЫМ

Как же поступил Петька, когда Таня ушла из аптеки "Голубые Шары". Он поскорее купил таблетки от трусости и побежал за ней. Ему стало стыдно, что девочка попросила проводить ее, а он, мужчина, невежливо отказался.

На Козихинской было темно, район незнакомый. Таню он не догнал, потому что останавливался на каждом шагу и хватался за карман, в котором лежали таблетки.

Дом номер три опасно поблескивал под луной. Тощая кошка с разбойничьей мордой сидела на тумбе. Лифтерша, выглянувшая из подъезда, была похожа на бабу-ягу. А тут еще какая-то птица вылетела из окна и стала кружиться над ним так низко, что чуть не задела своим раздвоенным длинным хвостом. Это уж было слишком для Петьки. Дрожащей рукой он достал из кармана таблетки и проглотил одну, а потом на всякий случай - вторую. Вот так раз! Все изменилось вокруг него в одно мгновение. Дом номер три показался ему самым обыкновенным облупившимся домом. Кошке он сказал: "Брысь!" А от птицы просто отмахнулся и даже погрозил кулаком.

Разумеется, он не знал, что ей хотелось крикнуть: "Помоги мне, я Таня!" Увы, теперь она могла только трещать как сорока!

- Ну, тетя, как делишки? - сказал он лифтерше.

- Не беги, не спеши, - сказала лифтерша. - Посидим, поболтаем.

Возможно, что, если бы Петька принял одну таблетку, он подождал бы Таню у подъезда, но он, как вы знаете, принял две, а ведь две - это совсем не то, что одна.

- Мне некогда болтать с тобой, тетя, - отвечал он лифтерше. - Ну-ка, заведи свой аппарат. - Ив одно мгновение он взлетел на девятый этаж. Тебя-то мне и надо, - сказал он, взглянув на медную дощечку, и забарабанил в дверь руками и ногами.

Все люди сердятся, когда их будят, но особенно те, которым с трудом удается уснуть. Рассердился и Старший Советник. Но чем больше он сердился, тем становился вежливее. Такая уж у него была натура - опасная, как полагали его сослуживцы. Он вышел к Петьке, ласково улыбаясь. Можно было подумать, что ему давно хотелось, чтобы этот толстый мальчик разбудил его отчаянным стуком в дверь.

- В чем дело, мой милый?

- Здорово, дядя, - нахально сказал Петька. - Тут к тебе пришла девчонка, передай, что я ее жду.

Советник задумчиво посмотрел на него.

- Иди-ка сюда, мой милый, - ласково сказал он и провел Петьку в свой кабинет.

- Здравствуй, папа, - сказал он Старому Дрозду, который сидел нахохлившись в большой позолоченной клетке.

- Шнерр штикс трэнк дикс, - сердито ответил Дрозд.

В кабинете было много книг: двадцать четыре собрания сочинений самых знаменитых писателей, русских и иностранных. Книги стояли на полках в красивых переплетах, и у них был укоризненный вид - ведь книги сердятся, когда их не читают.

- Ты любишь читать, мой милый?

Конечно, Петька любил читать. И не только читать, но и рассказывать. Старшему Советнику повезло - он давно искал человека, который прочел бы все двадцать четыре собрания сочинений, а потом рассказал ему вкратце их содержание. Он усадил Петьку в удобное кресло и подсунул ему "Три мушкетера". Петька прочел страницу, другую и забыл обо всем на свете.

- Ну что, девочка, плохи наши дела? - сказала ей Лошадь.

- Откуда вы знаете, что я девочка?

- И ты узнала бы меня, если бы я была без хвоста. Увы, давно ли я жила с папой и мамой на Восьмеркиной, семь! Меня звали Ниночкой, а теперь - Аппетит. Что за нелепое имя! Я очень любила читать, особенно сказки. У меня были синие ленточки в гриве, я хочу сказать - в косах. Каждое утро я чистила зубы и каждый вечер мыла копыта, я хочу сказать - ноги, в горячей воде. Я уже начинала немного ржать по-английски. Сколько тебе лет?

- Двенадцать.

- А мне было пятнадцать. Для лошади это много. Вот почему я действительно Старая Лошадь. У меня болят кости, я плохо вижу, а другие лошади только смеются, когда я говорю, что мне нужны очки. Ежеминутно я ломаю руки - я хочу сказать, ноги - при одной мысли, что никогда больше не увижу своего маленького уютного стойла на Восьмеркиной, семь...

- Вы опять запутались, Лошадь, - сказала Таня. - Вы хотите сказать своей маленькой уютной комнатки, да?

ВЕЛИКИЙ ЗАВИСТНИК

Мне не хочется, чтобы Старая Лошадь рассказала вам эту историю. Вы, наверное, заметили, что она все время сбивалась. Один раз она сказала лягалась, а между тем речь шла о том, что мама уговаривала ее принять английскую соль. В другой раз она повторила: "Я ржала", и осталось неясным - она громко смеялась или действительно ржала. Словом, лучше я сам расскажу о Великом Завистнике - лучше для меня и для вас.

Это началось давно, когда на свете еще не было ни Петьки, ни Тани, а были другие мальчики и девочки, хорошие и плохие. Два мальчика жили на одном дворе. У одного была черная гладкая маленькая голова, которую он любил втягивать в плечи, а у другого - русая, а на затылке вихор. Каждый день они купались в реке. Раз купались, значит, ныряли. Вот почему Старший Советник спросил Таню, помнит ли еще ее папа о том, как они любили нырять.

Однажды они держали пари, кто дольше просидит под водой. Они глубоко вдохнули воздух и одновременно опустились на дно. "Раз, два, три, - считали они, - четыре, пять, шесть". Сердце билось все медленнее. "Семь, восемь, девять". Больше не было сил. Уф! И они вынырнули на поверхность. Первой показалась маленькая гладкая черная голова, а уже потом - русая, с мокрым вихром на затылке. Черный мальчик проиграл пари.

Потом они выросли, и все, что нравилось одному мальчику, не нравилось другому. Мальчик с русой головой любил бродить по горам. В конце концов он забрался так высоко, что орлы прислали ему золотую медаль. А мальчик с черной головой, спускаясь по лестнице, бледнел от страха.

Первый никогда не думал о себе. Он думал о тех, кого любил, и ему казалось, что это очень просто. А второй думал только о себе. Иногда ему даже хотелось попробовать, как это думают о других, хоть день, хоть час. Но как он ни злился - ничего не получалось.

Потом мальчик с русой головой стал художником, и оказалось, что он умеет делать чудеса. По крайней мере, так говорили люди, смотревшие на его картины. Мальчик с черной головой тоже научился делать чудеса, например, превращать людей в птиц и животных. Но кому нужны были эти чудеса? По ночам он угрюмо думал: "Кому нужны мои чудеса?" Он томился тоской - ведь завистники всегда томятся, тоскуют.

Он ломал руки, когда видел рыболовов, спокойно сидевших с удочкой над водой. Ему становилось тошно, когда он смотрел на юношей и девушек, которые, раскинув руки, ласточкой падали в воду. Он завидовал всем, кто был моложе его. У него не было друзей, он никого не любил, кроме дочки. Его отец когда-то был Министром Двора и Конюшен и никак не мог примириться с тем, что он потерял это звание. Сорок лет он не выходил из дома. Он постоянно ворчал, и, чтобы хоть немного отдохнуть от отца, Великий Завистник время от времени превращал его в Старого Дрозда и сажал в золоченую клетку.

"Здорово, папа", - говорил он ему, и Дрозд отвечал: "Шнерр штикс трэнк дикс".

Нельзя сказать, что Великий Завистник не лечился от зависти - каждое воскресенье ЛекарьАптекарь приносил ему капли. Не помогали!

Иногда он боялся, что зависть пройдет - ведь, кроме зависти, у него в душе была только скука, а от скуки недолго и умереть. Иногда принимался утешать себя: "Ты хотел стать великим - и стал, - говорил он себе. Никто не завидует больше, чем ты. Ты - Великий Завистник. Ты - Великий Нежелатель Добра Никому". Но чем больше он думал о себе, тем чаще вспоминал тот ясный летний день, когда два мальчика сидели под водой и считали: "Раз, два, три", - тот день, когда он проиграл пари и в его сердце впервые проснулась зависть.