С. Пэррис - Ересь

• Название: Ересь
• Автор: С. Пэррис
• Издательство: Иностранка, Азбука-Аттикус
• Жанр: Исторический детектив
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-389-01057-4

Великий Джордано Бруно, спасаясь от инквизиции, бежит в Англию. В этой стране, где вот уже четверть века на троне сидит королева-протестантка, все еще сильна оппозиция приверженцев католической веры. При королевском дворе Бруно получает задание — отправиться в Оксфорд, тайный оплот католицизма, и нащупать нити заговора против королевы. Там же в Оксфорде вроде бы спрятана вожделенная для него книга, содержащая ключ к разгадке тайн мироздания. Однако разоблачение заговора и поиски книги неожиданно осложняются тем, что в этом тихом университетском городке совершается ряд загадочных убийств, которые Бруно берется расследовать.

---

По обе стороны дороги тянулись однообразные зеленые заросли, глухо шлепали по грязи конские копыта. Сидни возглавил наш небольшой отряд и увлек меня за собой, предоставив пфальцграфу ехать позади. Голова польского аристократа упала на грудь, двое слуг ехали по бокам от него, следя, чтобы он не свалился с лошади, и везли здоровенные сундуки с нарядами пфальцграфа и моего друга Сидни. У меня же имелась лишь кожаная, притороченная к седлу сумка с книгами и кое-какой одеждой. В таком порядке мы к середине дня добрались до королевского леса Шотовер на границе Оксфорда. Лесная дорога от дождя пришла в такое состояние, что мы вынуждены были еще более замедлить шаг из опасения, что лошади могут поскользнуться или угодить копытом в промоину.

— А теперь, Бруно, — негромко заговорил Сидни, убедившись, что мы достаточно опередили пфальцграфа и слуг, — расскажи мне о своей книге и о том, что привело тебя к нам из Парижа.

— В прошлом веке эта книга считалась утраченной, — так же негромко ответил я, — но я не верил в это и повсюду в Европе собирал слухи — знаешь, шепот книготорговцев, покупателей; кто-то что-то помнит, гадает, предполагает, где бы эта книга могла оказаться. Но лишь в Париже я получил убедительное доказательство, что книга существует и ее можно отыскать.

В Париже, рассказал я Филипу, среди итальянских изгнанников, нашедших приют при дворе короля Генриха, я повстречался с престарелым флорентийцем по имени Пьетро, который вечно хвастал даже случайным знакомым, что он, мол, правнучатый племянник знаменитого книготорговца и автора биографий Веспасиано да Бистиччи, того самого, кто составил жизнеописание Козимо Медичи и каталог Ватиканской библиотеки. Этот Пьетро, зная, как я интересуюсь редкими и эзотерическими сочинениями, пересказал мне историю, которую поведал ему дед, племянник Веспасиано, работавший при нем учеником после тысяча четыреста шестидесятого года, в последнюю пору жизни Козимо. Веспасиано поставлял книги и рукописи в прекрасную библиотеку правителя, закупил для него более двух сотен томов, а также предоставлял в распоряжение его переписчиков исправленные манускрипты античных авторов. Таким образом он сделался своим человеком при дворе Медичи. В особенности же близкую дружбу он свел с Марсилио Фичино, великим философом и астрологом, которого Козимо поставил во главе Флорентийской академии и назначил официальным переводчиком диалогов Платона для библиотеки Медичи. И вот дед Пьетро, бывший в ту пору юным учеником книготорговца, рассказывал, что однажды утром в четыреста шестьдесят третьем году, за год до смерти Козимо, Марсилио Фичино явился в лавку его дядюшки в явном расстройстве, сжимая в руках какой-то сверток. Фичино сказал, что уже начал работу над переводом Платона, как вдруг его покровитель велел оставить диалоги и все свое внимание уделить более срочному делу — герменевтическим сочинениям, тремя годами ранее доставленным из Македонии монахом, одним из тех подвижников, которых Флоренция снаряжала в Византию на поиски редкостей. Этот манускрипт еще только предстояло изучить, но Козимо, уже знавший, что ему недолго осталось жить, предпочитает, мол, прочесть напоследок Гермеса, нежели Платона. Последнее — лишь моя догадка. Но Пьетро со слов деда рассказывал, что Фичино, бледный как смерть и дрожащий, заявил: он прочел пятнадцатую книгу герметической рукописи и понял, что это поручение выполнить не может. Он готов перевести для Козимо первые четырнадцать книг, сказал он, однако заключительная книга слишком невероятна, слишком важна, и ее нельзя сделать доступной людям, ибо в ней величайшая тайна, открытая Гермесом Трисмегистом, — тайна, способная обрушить авторитет христианской Церкви. Эта книга могла бы научить людей проникать Промысел Божий и тем самым уподобляться Богу.

Фичино принес так напугавший его греческий манускрипт в лавку, тщательно обернутый тонкой промасленной кожей. Переводчик отдал его книготорговцу и попросил хранить, покуда он не решит, как следует поступить с ним.

Фичино солгал Козимо, сказав, что в рукописи, доставленной из Византии, заключительная книга отсутствует, прочие же книги он добросовестно перевел. На следующий год после смерти Козимо Фичино и Веспасиано встретились вновь, чтобы поговорить о пятнадцатой книге. Веспасиано интересовала прибыль; он предлагал продать рукопись в какой-нибудь богатый монастырь, а там уж найдут способ уберечь манускрипт от глаз тех, кто мог бы злоупотребить тайным знанием. Фичино предлагал все же перевести книгу и раскрыть ее секрет выдающимся мыслителям Флорентийской академии, а те уж пусть обсудят и решат, каковы возможные последствия самой опасной еретической философии, если она проникнет в Италию.

— Кто же победил в этом споре? — нетерпеливо спросил Сидни, даже не приглушив голос. Глаза его сверкали, словно омытые струями воды, стекавшей с высокой тульи шляпы на лицо.

— Никто, — ответил я. — Когда они спустились в хранилище, рукописи там не было. Выяснилось, что случилась ужасная ошибка: за несколько месяцев до этого манускрипт вместе с целой кипой других греческих рукописей приобрел английский коллекционер.

— Кто же это был?

— Не знаю. И Веспасиано этого не знал. — Я глубоко вздохнул. — На этом кончается история Пьетро. Он сказал мне, что и дед его не знал никаких подробностей: неизвестный английский книгочей проездом через Флоренцию купил несколько рукописей, в том числе и эту. Веспасиано так и не сумел проследить дальнейшую ее судьбу, хотя до конца своей долгой жизни теребил всех своих поставщиков и покупателей в Европе, — а скончался он на исходе прошлого века. Признаю, сведений маловато: в прошлом веке Италию посетило множество англичан, интересовавшихся древностями и редкими книгами. Если кто-то из них случайно приобрел манускрипт, то мог перепродать его, не ведая, что за сокровище попало ему в руки, и теперь оно пылится в чьей-нибудь библиотеке.

— Но почему ты решил, что рукопись в Оксфорде? — после паузы спросил Сидни.

— Я стараюсь рассуждать логически: английские библиофилы прошлого века были люди образованные и, как правило, богатые, раз уж они могли путешествовать по континенту и скупать редкости. Насколько мне известно, английские джентльмены имели обыкновение завещать свои книги тем университетам, в которых они учились, ибо содержать частные библиотеки по карману лишь немногим, таким, к примеру, как ваш доктор Ди. Если Гермесов трактат попал в Англию, он вполне мог очутиться в Оксфорде или в Кембридже. Там я и должен искать его.

— А если найдешь?.. — начал было Сидни, но тут его лошадь неожиданно шарахнулась в сторону и громко заржала: откуда ни возьмись на дорогу выскочили две маленькие фигурки.

Мы резко натянули удила, и пфальцграф со слугами едва успели остановиться; их лошади ткнулись мордами в крупы наших. Двое оборванных ребятишек, девочка лет десяти и мальчик еще моложе, месили босыми ногами грязь. На правой щеке у девочки расплылся лиловый синяк. Она протянула к нам тощую ручонку, ладонью вверх, и заговорила, обращаясь к Сидни. Голос ее был жалобен, но глаза смотрели нагло и дерзко.

— Милостыньку, господин, двум бедным сироткам!

Филип покачал головой — не отказываясь, а скорее сокрушаясь о несовершенстве мира сего — и потянулся за висевшим у него на поясе кошельком. Он уже достал монету, но тут сзади послышался вопль. Я обернулся как раз вовремя, чтобы увидеть, как одного из пфальцграфовых слуг стаскивает с коня какой-то коренастый крепыш, вместе с двумя другими бесшумно вынырнувший из леса. Пфальцграф тоже вскрикнул, но тут же опомнился, пришпорил коня и галопом промчался между мной и Сидни. Маленьких побирушек он чуть было не раздавил — они едва успели отпрыгнуть в кусты у обочины. Я соскочил с коня, выхватил из-за пояса нож (тот самый, что подарил мне Паоло) и прыгнул на спину одному из бандитов, уже замахнувшемуся дубиной на второго слугу, чтобы выбить и его из седла. Сидни чуть промедлил, но потом тоже спешился и, обнажив меч, набросился на двух других грабителей, которые уже резали ремни, крепившие сундуки к седлам.

Мой противник обернулся ко мне, но я схватил его за руку и отвел удар. Бедолага-слуга за это время успел хлестнуть поводьями лошадь, и та рванулась в сторону, унося всадника из-под занесенной дубины; второй бандит подбежал ко мне, размахивая ножом, и поранил мне ногу, когда я попытался отпихнуть его. Вот теперь я обозлился по-настоящему и ринулся на него с ножом. Но в этот момент краем глаза подметил какое-то движение сбоку: главарь банды, с виду крупнее и выше прочих, замахнулся на меня своей дубиной. Я, не раздумывая, вонзил нож ему в плечо. Бандит завопил от боли. Его левая рука бессильно повисла, другой он пытался зажать рану. Я воспользовался моментом и ткнул нож в руку, державшую дубину. Дубина упала на землю, а я обернулся к тому бандиту, который размахивал передо мной своим ржавым ножом, — этот уже не выглядел таким смельчаком. Выкрикивая итальянские ругательства, я набросился на этого придурка, сделал обманное движение, и он, споткнувшись о корень, упал, продолжая тем не менее размахивать ножом. Я со всей силы пнул его ногой в живот и встал над ним, приставив нож к горлу. Он лежал на земле и постанывал.