Юрий Клименченко - Корабль идет дальше

• Название: Корабль идет дальше
• Автор: Юрий Клименченко
• Издательство: Издательство "Советский писатель", Ленинградское отделение
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1975

«Корабль идет дальше» — документальная автобиографическая повесть. Здесь нет вымысла — только события, фамилии, факты, сюда вошли также воспоминания автора о четырехлетнем пребывании в баварской тюрьме-лагере в 1941–1945.

---

Караван «Экспедиции» ушел с Диксона давно. Мне было известно, что ледовая обстановка от острова Тыртова до пролива Вилькицкого оставляла желать лучшего. Идти одному во льдах с двумя лихтерами трудно. Как нам продвигаться дальше, должен был решать штаб проводки западного сектора. Он помещался в деревянном двухэтажном доме на другой стороне бухты. Надо было ехать туда.

Начальник штаба принял меня приветливо. Поздравил, по хорошему морскому обычаю, со счастливым приходом и посетовал на то, что не может никого дать мне в пару. Подходящих судов в порту нет. Вот только, если я соглашусь ожидать ледокольный буксир «Якутию». Сейчас у него ремонт, но скоро, тут начштаба как-то замялся, буксир должен идти в Тикси. Он подвел меня к большому столу, на котором лежала калька, раскрашенная разноцветными карандашами. Это были данные последней ледовой авиаразведки. Как я и предполагал, некоторые участки были тяжелыми.

— Вот видите, дорогой капитан, без напарника вам не обойтись. Придется ждать «Якутию».

— Задержки бы не получилось, — с опасеньем сказал я, и тут мой взгляд остановился на невысоком человеке в меховой куртке, ушанке и собачьих унтах, входившем в комнату. Что-то очень знакомое показалось мне в его голубых глазах, коренастой фигуре, мясистом, красноватом носе. Он тоже пристально поглядел на меня и вдруг подошел, еще раз заглянул мне в лицо и неуверенно спросил:

— Юра?

— Петр Никифорович! — закричал я, и мы, как «дети лейтенанта Шмидта» у Ильфа и Петрова, бросились друг другу в объятия. Это был Петя Швецов, второй помощник с парохода «Кола», на котором я много лет назад начинал плавать штурманом. Взаимным вопросам не было конца, и тут выяснилось, что Петр Никифорович капитан ледокола «Илья Муромец» и сегодня уходит с Диксона на Тикси. Во время нашего разговора лицо у начальника штаба выражало крайнюю степень удовлетворения. Он улыбался и смотрел на нас отечески снисходительно. Когда мы закончили хлопать друг друга по спинам, повторять по сто раз: «А ты совсем не изменился!» — начштаба проговорил:

— Встретились старые друзья. Как хорошо… Я, конечно, не могу обязать капитана «Ильи Муромца» помочь вам, но полагаю, что по закону товарищества…

— А в чем дело? — насторожился Швецов. Начштаба объяснил ему, что «Менделеев» тоже должен уходить на Тикси и хорошо бы…

— Какой у тебя ход? — спросил Петр Никифорович.

— Миль шесть-семь с лихтерами, — грустно сказал я.

— У нас скорость значительно больше, но мы пойдем вместе. По закону товарищества!

— Спасибо, Петя! Ты меня здорово выручил, — с чувством произнес я. — Спасибо.

— Значит, можно считать вопрос с вашим отходом решенным? — переспросил начальник штаба. — Ну, прекрасно. Что у вас ко мне, Петр Никифорович?

Через четверть часа мы с Петей вышли из штаба. Его ожидал роскошный мотобот.

— Ладно, — сказал на прощанье Швецов. — Сниматься будем через четыре часа. Успеешь?

Я заверил его, что у нас все готово.

Пока Игорь Есипович и четыре матроса с трудом выгребали на нашей тяжелой шлюпке, я думал, что мне опять здорово повезло. Получить ледокол в сопровождение в Арктике! Это что-нибудь да значит! И получить его просто так, по закону дружбы, бесплатно… Я всегда считал Петра прекрасным парнем.

Когда я рассказал на «Менделееве» о результатах посещения штаба проводки, на судне началось ликование. Все понимали, что теперь нам лед не страшен. Я ходил гордый, всем своим видом показывая, что старая русская пословица: «Не имей сто рублей, а имей сто друзей» — полностью оправдалась, и вообще у меня друзья — во!

К назначенному сроку у нас уже подняли пар на марку, я прохаживался по мостику, рулевой стоял у штурвала. Вот «Муромец» сильно задымил, мы заметили, как из якорных клюзов льются потоки воды и слышатся отдельные удары в рынду. Снимается!

Скоро мы уже миновали приемный буй. Впереди надежно покачивался низкий корпус ледокола, густо дымила труба.

— Замечательный парень ваш приятель, капитан «Муромца», — одобрительно сказал Бондарь. — Какую услугу нам оказал. Другой бы плюнул. Что, мол, с этим тихоходом возиться!

— У меня все такие!

Я прекрасно понимал Володю. Идти за ледоколом, у которого на мостике все электронавигационные приборы и ты всегда имеешь возможность проверить свое местоположение, — крайне приятно. Покинув мостик в самом благодушном настроении, я пришел к выводу, что именно сейчас капитан может спокойно отдохнуть, прилег на диван и задремал. Разбудил меня свисток в переговорную трубку и просьба второго помощника подняться наверх.

— Ну, что случилось? — спросил я Володю.

— Посмотрите, где «Илюша». Не успели вы уйти, он как врезал полный и был таков. Смотрите.

Далеко впереди дымил ледокол. До него было не менее шести миль, и он продолжал уходить от нас.

— Сейчас мы его приостановим, шалунишку, — сказал я и отправился в радиорубку. — Вызовите «Илью Муромца», пожалуйста.

— Ледокол слушает, товарищ капитан, — кивнул головой радист и застучал ключом.

— Капитана ледокола к аппарату, — попросил я, надевая наушники и беря в руки микрофон радиотелефона.

Через минуту в наушниках послышался громкий голос Швецова:

— Капитан «Ильи Муромца» у аппарата. Слушаю.

— Что же это ты, Петюнчик, так пришпорил? Мы за тобой не успеваем. Хе-хе, — игриво сказал я. — Сбавь оборотиков. Наверное, твой штурман забыл про нас?

— Понимаешь, какое дело… Не могу я так медленно идти. Механик сказал мне, что у нас до Тикси топлива не хватит, если так пойдем. Ты уж давай следуй самостоятельно. Понял? Прием.

— По закону морской дружбы, так сказать. Понял. Прием.

— Ну, извини. Будь здоров.

— Будь здоров, не кашляй. Спасибо за помощь! — пробурчал я и в сердцах бросил трубку. — Обеспечил, называется.

— Ну, что он сказал? — спросил меня Володя Бондарь, когда я вернулся на мостик. — Сбавит оборотов?

— Не сбавит. Сами пойдем.

— Чего это он вдруг? Сначала обещал, а теперь не хочет?

— А черт его знает, — проворчал я. — Боится, что топлива не хватит…

— Не имей сто рублей, но не имей и таких друзей, — перефразировал Бондарь пословицу. — А я-то думал, что он настоящий парень. Не надо было обещать, правда?

Я ничего ему не ответил. Возможно, Петру действительно не хватает топлива? В конце концов, бог с ним. Нет худа без добра. Так бы ждал «Якутию», у нее ремонт неизвестно когда кончится, потеря времени, ледовая может за двое суток настолько измениться, что и вовсе не пройдешь…

Ладно, пойдем сами. Благо погода стоит отличная. Тихая, ясная. Проштрафившиеся в Архангельске кочегары после неприятной беседы с капитаном шуруют как черти, то ли надеются примерным поведением и высоким паром все-таки заслужить премию, то ли по-настоящему раскаялись, поэтому «Менделеев» выжимает максимальную скорость и ползет парадным ходом в семь узлов.

По пути все время попадаются каменистые острова. Не успеет скрыться один, сейчас же вылезает другой. Идти не скучно. Льда не видно нигде. Только на горизонте, далеко слева, на небе блестят белые пятна. Это отражается лед. Но нам туда забираться не нужно. Может, пройдем по чистой воде? Чего не бывает в жизни! Вдруг повезет. За эти четыре дня, что мы пойдем до пролива Вилькицкого, лед отожмет, и «Менделеев» прошмыгнет мимо мыса Челюскина, прогудит ему приветствие и окажется в море Лаптевых. И такое случается…

На мостик приходит стармех. Вид у него озабоченный.

— Надо машину остановить минут на десять-пятнадцать, — говорит он. — Можно?

— А что случилось? — спрашиваю я. — Что-нибудь серьезное?

— Да нет. За четверть часа справимся.

— Останавливайте.

Пусть останавливают. Ветер не сильный, судов встречных нет, берега далеко. Через несколько минут маленький «Менделеев» теряет ход и останавливается. Его разворачивает лагом к ветру, и >он беспомощно покачивается на >мелкой волне. И тут Саша Рубцов, мой старпом, испуганно кричит:

— Идите сюда! Смотрите!

Я перехожу в другое крыло мостика и замираю. Тяжело груженный лихтер Ерохова, не имеющий ничего, чтобы погасить инерцию, как будто бы ему поставили машину и винт, полным ходом идет на «Менделеев». Первая мысль — немедленно дать ход. Но раньше, чем через пятнадцать минут, этого нельзя сделать. Сам разрешил остановить машину. Вторая, такая же нелепая, как и первая, — скомандовать Ерохову, чтобы отдал якорь. Но цепи у него не хватит, тут порядочно глубины. Что же предпринять? Лихтер неумолимо, как рок, надвигается на «Менделеев». По мостику мечется Андрей Филиппович, разводит руками, показывая, что ничего не может сделать. Я уже предвижу, что сейчас произойдет: исковерканные шлюпбалки, сорванные релинги, погнутые листы обшивки, разбитая в щепки шлюпка, а может быть, что-нибудь и похуже… Вот уже лихтер совсем близко. На нем, как и у нас, команда выстроилась по борту с кранцами… Через минуту он навалит на нас! Но… неожиданный порыв ветра, и легонький «Менделеев» относит от страшной громады на несколько метров. Тяжелый лихтер, подминая под себя буксирный трос, совсем близко проходит вперед. Маленький лихтер нам не страшен. Он болтается где-то сбоку, левее большого. Я утираю холодный пот и в душе матерю Полковника. «Вечно у них в машине какие-то случайности, — думаю я. — И всегда в неподходящее время…» Но где-то копошится мыслишка: «Машина машиной, а вот ты почему не предвидел, что может произойти? Ты капитан и должен все предвидеть. Ребенку ясно, что у лихтера масса больше…»