Джон Краули - Роман лорда Байрона

• Название: Роман лорда Байрона
• Автор: Джон Краули
• Издательство: Эксмо, Домино
• Жанр: Альтернативная история
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-699-38269-9

Что, если бы великий поэт Джордж Гордон Байрон написал роман "Вечерняя земля"? Что, если бы рукопись попала к его дочери Аде (автору первой в истории компьютерной программы — для аналитической машины Бэббиджа) и та, прежде чем уничтожить рукопись по требованию опасающейся скандала матери, зашифровала бы текст, снабдив его комментариями, в расчете на грядущие поколения? Что, если бы послание Ады достигло адресата уже в наше время и над его расшифровкой бились бы создатель сайта "Женщины-ученые", ее подруга-математик и отец — знаменитый кинорежиссер, в прошлом филолог и специалист по Байрону, вынужденный в свое время покинуть США, так же как Байрон — Англию?

---

Полагаю очень важным отметить — хотя это может показаться и несущественным, — что лорд Байрон относился к числу тех, кто способен порой увидеть себя в комическом свете и посмеяться над собой — над своими похождениями, амбициями, даже характером, — но леди Байрон всегда тщательно следила за тем, как ее видят со стороны окружающие и как воспринимают ее поведение. Такая настороженность, я уверена, представлялась ей вполне естественной и присущей каждому — вероятно, сама она в ней и не отдавала себе отчета — и потому полагала, что самоосмеяние лорда Байрона и выпячивание им своих недостатков, бывшие только намеренным забавным штрихом, и в самом деле суть признания в глубочайших слабостях и даже пороках. Между столь противоположными натурами примирения быть не могло.

5. Полковник Чейни Калпепер: Эта история изложена в книге мистера Исаака Дизраэли «Литературные курьезы»; впрочем, мне неизвестно, заимствовал ли лорд Б. ее оттуда или же из какого-то иного источника. Я наткнулась на нее случайно — если можно назвать случайностью, когда имя, никому ничего не говорящее, кроме его владельца, в продолжение недели попадается мне в двух не связанных между собой сочинениях.

6. «Кулачки»: Описанная здесь варварская забава прекратила свое существование вместе с травлей медведя и прочими отвратительными развлечениями наших дедов. Мур сообщает, что лорд Б. действительно брал уроки У «Джентльмена» Джексона и показал себя способным учеником. Любители спорта, к которым я обратилась, подтвердили, что все упомянутые в тексте имена принадлежат боксерам, известным в те годы или немного ранее; однако здесь (в изображении лорда Б.) они уже кажутся героями давно миновавших времен — какими и являлись для автора в ту эпоху жизни, когда он писал роман.

Глава десятая О Зрелищах и Пантомимах — а также о Судьбе, диковинной и мрачной

Миссис Енох Уайтхед и в самом деле нечасто появлялась в городе. Коридон-холл был для нее всем — обязанностью и очарованием — целым миром, а внутри него пребывал мир меньший, хотя в то же время и больший: Детская, где безраздельно властвовал наследник обоих семейств — и властвовал деспотически, хотя и унаследовал неотразимую прелесть Матери. Обитала здесь и мать Сюзанны — она сохранила на лице неизменную улыбку, но во многом отстранилась от мирского, словно уже приобщилась к Ангелам, на которых всегда походила, и долистывала последние страницы земной жизни; рядом были и братья Сюзанны, вытянувшиеся и возмужавшие — столь непохожие и вместе с тем будто бы двойники покойного старшего брата, так что порой Сюзанна не знала, плакать ей или смеяться, когда она наблюдала за ними во время Стрельбы по мишени или за игрой в чехарду.

Мистер Уайтхед, напротив, редко бывал дома — что, надо сказать, ничуть не умерило пристрастия его супруги к домоседству. Сделавшись Владельцем и Господином поместий Коридонов, он поочередно перепробовал все деревенские удовольствия — ловил лососей и охотился на лис; стрелял фазанов; распланировал новый Парк — однако вскоре выбросил из головы, почему, собственно, он обязан предаваться этим занятиям, и мало-помалу вернулся к более определенным развлечениям, которым предавался раньше, — хотя (как ни странно) в городских беседах частенько распространялся о своих Поместьях, собранном Урожае и задуманных Улучшениях Хозяйства.

Впрочем, в одну пору года супруга мистера Уайтхеда также стремилась попасть в Лондон — а именно, когда в театрах ставились новые пьесы. Как случилось, что столь чистое и бесхитростное сердце, каким обладала Сюзанна, могло пристраститься к сценической фальши, к виду нарумяненных и увенчанных париками мужчин и женщин, декламирующих стихотворные излияния; к развязке запутанных сюжетов посредством меча, изобретенной хитроумным автором только ради того, чтобы покончить с «представленьем двухчасовым»? Объяснения этой страсти не находилось, разве что следовало приписать ее особой шишке на изящной головке. Супруг Сюзанны, опять-таки в противоположность ей, театром скорее тяготился — речей со сцены он почти не слышал, понимал из услышанного едва ли половину и уж совсем немногое одобрял. Доставив супругу в ложу и дождавшись окончания краткой вступительной пьесы, мистер Уайтхед зачастую ускользал из театра к другим городским соблазнам — созерцать иные сцены. Итак, Сюзанна нередко оставалась в одиночестве — или же с Компаньонкой, клевавшей носом после изрядного обеда, — смотрела и слушала, критически сравнивая нынешних Греков и Римлян, Баронов и Монахов, Арлекинов и Шутов с прошлогодними. И то и дело забывала обо всем — плакала — и смеялась — была взволнована и далеко уносилась воображением.

Захваченная перипетиями на сцене, Сюзанна, бывало, подавалась вперед, ухватившись нежной рукой за бархатный край ложи, — тогда-то Али и увидел ее со своего места. Так долго и безнадежно блуждал взгляд Али по каждому людскому Сборищу, так часто разочаровывался он, принимая за нее других, что сперва глаза скользнули мимо (Зрение — благороднейшее из наших чувств, но и ввести в обман его легче всего) — потом вернулись — и словно бы превратились в огромный телескоп, заполненный одной только ею, будто новой Планетой. Али со всех ног бросился из своей ложи — ошибкой попал в чужую, выскочил оттуда с извинениями — и наконец нашел нужную. Трепеща, отодвинул занавеску и увидел очертания Сюзанны, освещенной снизу огнями рампы, — увидел, что она одна, если не считать дремлющего Аргуса, — и тихонько ступил внутрь. Али, однако, не сразу обнаружил свое присутствие — и Сюзанна не оборачивалась, поглощенная видом картин и звуками голосов, взрывами Смеха и гулом музыкальных Инструментов: все это сделало его появление незаметным. Али не отрывал от нее взгляда — а Сюзанна, не подозревая о его появлении, смотрела на представление, приоткрыв рот, сияющими глазами, в которых отражалось множество огней, — Али хотелось стоять так вечно, чтобы в ней ничего не менялось, — или, напротив, насытившись, тайком улизнуть незамеченным — но он уже понял, что утолить жажду ему не дано, — и, наконец, источаемый им Животный Магнетизм (если это не выдумка) — заставил Сюзанну обернуться.

«Али!» — «Сюзанна!» — Что тут добавить? Минутное замешательство — и оба заговорили разом, стремясь поведать свою Историю, готовые с легкостью простить то, что другой должен был считать непростительным, и в то же время не упомянуть об этой вине ни словом и отвергнуть все, что так долго занимало их мысли. «Во всем, что случилось… Это я… я…» — настаивает Али, но прежде чем успевает продолжить, Сюзанна тихо вскрикивает: «Нет-нет, ты не виноват — даже не думай — но я…» Разговор ведется шепотом, однако — внезапная тишина может нас пробудить, как и внезапный шорох, — Компаньонка открывает глаза, хотя спала мертвецким сном, не слыша ни грома оркестра, ни выкриков публики. Теперь Али необходимо представить — он ближайший друг покойного Брата Сюзанны, и явился единственно для того, чтобы почтить дорогую Память, — Компаньонка выказывает живейший интерес, жаждет узнать побольше, в чем собеседники ей нисколько не отказывают, перебивая друг друга. Веера раскрыты и пущены в дело. Спектакль, меж тем, продолжается — правда, Али с Сюзанной, не сводя глаз со сцены, плохо понимают, что там к чему, — разыгрывается новая Пантомима (насколько могут быть новыми одинаковые события, изображаемые на тот же лад). Госпожа Венера как раз завершает «Сцену Метаморфозы», в которой юные любовники становятся Арлекином и Коломбиной, ревнивый старик-отец — Панталоне, а сонная дуэнья — Шутом.

«Я некоторое время был за границей», — натянуто сообщает Али, и Сюзанна не может удержаться от смеха: эта история ей, как и всему свету, хорошо известна.

«Как ваша матушка и братья?» — спрашивает Али. Он сидит позади Сюзанны, чтобы зрители не заметили его присутствия в ложе.

«Хорошо, — отвечает Сюзанна. — У них все хорошо».

Так и продолжается — разговор можно назвать «светским» — однако на деле он полон смыслом куда более значительным — Али выражает надежду нанести визит — Сюзанна уверяет, что ее супруг нечасто устраивает приемы, — однако замечает, что в Городе им арендован Дом, — советует Али следить за представлениями — Клоуну далеко до Гримальди — и Али не может понять, продвинулся он или отступил, — однако же куда и откуда?

Но вот гремят суровые аккорды, и занавес раздвигается, чтобы явить взгляду «Мрачную Сцену» — так называют ее актеры: Кладбище, Руины, Надгробия и Пещера, где томится, подвергаясь испытаниям, несчастный Арлекин, пока мудрая и добросердечная Госпожа Венера не возвратит все к началу — сцене Жизни — той самой, на которой мы каждодневно играем свои роли. Однако еще до развязки, когда ничего не разрешено, а Нетопыри и Призраки на проволоках терзают беднягу Арлекина, Сюзанна со вздохом извещает, что вот-вот появится мистер Уайтхед — по обыкновению, к Финалу, — и Али (хоть он и не сразу понимает намек) делает шаг к двери, невнятно бормоча слова Прощания сначала Сюзанне, а потом ее зоркой Подруге — которая в свое время (хоть он о том не подозревает) станет и его подругой. И вот его уже нет.