Александр Формозов - Формозов А.Н. Шесть дней в лесах

• Название: Формозов А.Н. Шесть дней в лесах
• Автор: Александр Формозов
• Жанр: Природа и животные

В основе рассказа - подлинные, события, но черты автора приданы образам обоих юных натуралистов. На глухариные тока в Заволжье А. Н. Формозов ездил уже не мальчиком, а юношей в 1921 и 1922 гг., один раз с отцом, а другой - со своим товарищем Георгием Дмитриевичем Шапошниковым (1902-1963), впоследствии инженером авиационной промышленности. Любопытно, что в архиве А. Н. Формозова хранится вырезка из газеты "Нижегородская коммуна" со статьей "Лесники - убийцы". В ней описывается примерно то же, что пережили герои повести. Произошло это уже после революции, но в тех самых заволжских лесах, где А. Н. Формозов охотился в гимназические годы.

Источник: http://piterhunt.ru/pages/literatura/formozov/inforest/index.htm

---

Друзья решили обойти ток с разных сторон, чтобы не мешать друг другу. Тетерки, сидевшие на деревьях, заквохтали и испуганно перелетели через токовище, совсем было испортив дело Севке, таившемуся за можжевельниками, маленькими сосенками, муравейниками и на животе подползавшему к поляне. Мальчик находился уже в пяти - шести шагах от опушки, за которой шумно играли петухи, когда снова скрывавшаяся на сосне маточка вдруг заметила его распластанную среди вереска фигуру. Тетерка вскрикнула сначала нежно, а затем громко и быстро "Ко - ко - ко - ко - ко - ко - ко", и с треском крыльев, означавшим "тревога!", сорвалась с сосны. Севка готов был провалиться сквозь землю...

Косачи на несколько минут замолкли, но один бойкий петух-"токовик" — главный зачинщик игр, первым начинающий песни весной, первым открывающий ток на рассвете, — покосился на опушку, увидел, что все спокойно, надулся и подпрыгнул на месте. Гаркнул задорно свое "чу - шууу", другие петухи азартно откликнулись, бормотание хлынуло волной. Весенний праздник продолжался, как ни в чем не бывало. Чудное зрелище развернулось перед глазами Севки, когда он, проложив животом извилистую дорожку среди вереска, протащился, вспахивая патронташем землю, еще пять шагов и приподнял голову из - за маленького можжевельничка.

Обширная поляна, открывавшаяся одним краем на пустошь, вся была залита мягким оранжевым светом только что поднявшегося солнца. Длинные лиловые тени деревьев, расплывающиеся вдали, пересекали ее по всем направлениям. Капли росы, от которой колени и локти мальчика давным - давно промокли, гранями драгоценных камней искрились и блестели на каждом прутике, на каждой почке и хвоинке... Легкий туман всплывал над поляной, а на ее ковре из шапочек кукушкина льна, пепельно - серого оленьего ягеля и буро - красных пятен вереска в разнообразных причудливых и красивых позах токовали и резвились семь бархатно - черных косачей. Ярко - белы были перевязки на их крыльях, кораллово - красными дужками набухли брови. Из - за светлых берез и сосен, толпой выбегавших на середину сцены, слышались голоса еще нескольких птиц.

"У у - уррруу - урруу - уррру..." — раздув шею и пригнувшись к земле, пробормотал один. Игриво подпрыгнул, звучно хлопая крыльями, чуфыскнул и перелетел к важному косачу с приподнятыми крыльями и веером распущенным хвостом, медленно прохаживавшемуся и приседавшему на холмике. Снежно - белый подбой его круто поставленного подхвостья ярко вспыхивал и зажигался оранжевым светом всякий раз, как птица повертывалась спиною к солнцу. "Не заплата, а зеркало", — прошептал Севка. Обладатель холмика вовсе не хотел уступать своего места пришельцу — они остановились друг против друга. Наклонились, надулись, как домашние петухи, подпрыгнули, встретились в воздухе, громко хлопая крыльями, царапаясь ногами, нанося друг другу удары клювом. Изумительная схватка черных рыцарей с белыми повязками, которыми их пестренькие дамы любовались, сид на березе! В левом углу поляны сцепились еще два, третий присоединился к первой паре - свалка завязалась на славу. Трещали, встречаясь, крылья, и три птицы, свернувшись в крутящийся клубок, катались по поляне то в ту, то в другую сторону. Было видно мелькание белых, черных пятен, летели перья того и другого цвета, ломались, качались и роняли росу прошлогодние травинки, задеваемые разбушевавшимися петухами. Солнце вставало над лесом, усмехалось приветливо - ласково, лило свет и тепло. Расплавленным золотом заливало маленьких лесных жаворонков, гордых петухов - победителей и растрепанных, растерянных побежденных.

Севка, не дыша, распростерся в самой невероятной позе, вытянул шею до последней возможности и уцепился одной рукой за можжевельник. В другой он держал бинокль, не спуская глаз с волшебного ковра поляны. Ружье лежало с ним рядом, мальчик был доволен, что за дальностью расстояния он мог только любоваться птицами, забыв свои обязанности охотника. Вдруг все участники лесного турнира с громким шумом взлетели над поляной. Голубая струйка дыма хлестнула как будто из земли, мелькнуло что - то желтовато - рыжее в кустах на гришиной стороне. Внезапно грохнувший выстрел разом прекратил веселый праздник на просторной площади тетеревиного замка, которым был далеко протянувшийся сосняк. Три поляша испуганно неслись прямо на Севку. Он вскочил и приготовился к выстрелу. Вот они... уже слышен свист торопливо работающих крыльев. Увидели — шарахнулись в сторону, все равно теперь не уйдут! Легкое движение пальца — толчок в плечо — грохот и дым... Три косача продолжают лететь. "Эх, была не была! Ну - ка, из левого..." — Севка вновь вскинул ружье, снова грохот, толчок, облачко дыма, задний из трех наискось падает в лес.

"Готово!" — с довольным видом произнес Севка и бросился было искать сбитую птицу, но вспомнил уроки отца. Вынул пустые патроны, продул стволы, вложил новые заряды и только тогда побежал по замеченному направлению. Нелегко отыскать в зарослях вереска неподвижно лежащую птицу, даже так ярко окрашенную, как тетерев - косач, прошло минут десять, прежде чем Севка натолкнулся на свою жертву.

Тетерев лежал на брюшке, красиво изогнув шею. Лирообразный хвост, так недавно пленявший тетерок на поляне, был собран и смят, крыло с его белыми полосами — полураспущено. На шее и голове местами недоставало перьев и виднелись шрамы — отличия бойца. Темно - синий отлив оперения груди и большие ярко - красные, круто изогнутые брови придавали птице величественный и несколько гордый вид. В то же врем было что - то жалкое, тоскливое в этом глазе, полузакрытом прозрачной пленкой, в клюве, окрашенном кровью... "Гришаааааа! Ого!" - крикнул Севка. В его душе еще боролись два различных чувства. Маленькое торжество охотника, сделавшего хороший выстрел, и сожаление о том, что по его вине стало трупом это красивое живое существо, так радостно, так бодро встречавшее рассвет своего последнего дня.

Гриша не замедлил появиться, на ходу забивая заряд в свою шомполовку. Он издали кричал о каком - то происшествии. "Да мы с тобой с ума сошли, — вдруг спохватился Севка, — орем на току, как бабы на ягоднике". Он заимствовал у отца это сравнение. "Тоже натуралисты! Нырнем вот за этот можжевельник!" Оказалось, что Грише было от чего взволноваться. Когда он лежал, наблюдая тетеревов, впереди, шагах в тридцати, мелькнуло что - то рыжее, и он вдруг увидел... "Кого, ты думаешь? — Лисицу! Она медленно кралась и пользовалась каждым кустиком, каждым пнем, как прикрытием, чтобы подобраться к тетеревам! Я - то обрадовался. Вот, думаю, посмотрю картинку, когда она сгребет поляша! А лиса, понимаешь, меня вдруг учуяла, что ли, как вскочит, да кинется обратно! Я не выдержал, пустил ей вдогонку из правого, ну, и... конечно, продул".

Тетерева снова появились на току минут через двадцать после того, как замолкли голоса людей. Но играли уже без увлечения, "вразнобой", как говорят охотники, — далеко один от другого. Севка очень опасался, не убил ли он "токовика" — без главаря ток надолго делается недружным, беспорядочным, а иногда и совсем рассыпается. Чтобы подзадорить и подманить косачей, мальчики начали чуфыскать и хлопать ладонями по краям курток, подражая звуку крыльев дерущихся петухов. Это удавалось легко. Тетерева на некоторое врем оживились, но вскоре замолкли и стали разлетаться следом за курочками, вместе с которыми проводили день.

Солнце поднялось высоко, птицы проголодались, пришло время прекратить турнир до вечера, когда игры начинаются снова.

Друзья осмотрели токовище, собрали белые и черные перья, лежавшие среди вытоптанной площадки. Зарисовали следы косача, пересекавшие маленький сугроб снега, и отпечаток лап, видневшийся на кучке мелкого песка, когда - то выброшенного кротом из его подземной галереи. Гриша обратил внимание на то, что всюду у токовища ростки с бутонами сон - травы были склеваны. Ребята не сомневались, что это дело тетеревов, но удивлялись их странному вкусу: довитые свойства этого растения хорошо известны. Помет тетеревов состоял из сережек березы и зеленых ростков травы.

След тетерева

Большой сорокопут

VIII. Испытание

"Теперь к лосиному следу! Кто первый найдет — тот свободен; а второму — обед варить..." Ребята отыскали вчерашнюю дорогу и пускались на хитрости, забегая один вперед другого. В это время большой сорокопут привлек их внимание. Пришлось вынуть бинокль и записные книжки. Птица сидела открыто на вершине тонкой березки. Белая грудка четко рисовалась на фоне неба, которое медленно заволакивали рыхлые тучи. "Гришка! Что за безобразие!" — деланно возмутился Севка и негодующе покачал головой: перелистывая Гришин альбомчик, он обнаружил на предпоследних страницах два рисунка токующих тетеревов и начатый набросок лисицы. "Изрисовывает целые альбомы да еще не показывает. Я тебя больше брать не буду".— "Э, брат, не очень нужно! Я и один сюда доберусь!" — задорно отвечал младший. У него была хорошая зрительная память; нередко он делал точные наброски животных спуст несколько часов после наблюдений. Сорокопут сидел неподвижно, нахохлился и как будто вяло посматривал по сторонам. Севке уже несколько раз случалось наблюдать этих птиц во время пролета, и он знал, что апатичность маленького хищника - только кажущаяся. Стоит ящерице или мыши появиться хотя бы в двадцати шагах от него, и зоркий глаз уже заметит жертву. Как ни помогает ей скрыться защитная, маскирующая окраска, сходная с цветом сухого листа, несчастная через мгновенье будет биться в жестоком клюве. Он наколет ее на острый сучок, чтобы растерзать по кусочкам или оставить про запас. Эти - то запасы - лягушата, полевки и землеройки, реже птички, наколотые на сучки, заткнутые в развилки ветвей, загнанные в расщепы обломанных вершин, нередко обезглавленные, так как мозг жертвы - лакомство для сорокопута, - были известны Грише гораздо лучше, чем птица, обладавша такой своеобразной привычкой. Он мог бы похвастаться многими зарисовками таких жертв, ему тем более интересно было познакомиться с сорокопутом в обстановке его оседлой жизни.