Александр Формозов - Формозов А.Н. Шесть дней в лесах

• Название: Формозов А.Н. Шесть дней в лесах
• Автор: Александр Формозов
• Жанр: Природа и животные

В основе рассказа - подлинные, события, но черты автора приданы образам обоих юных натуралистов. На глухариные тока в Заволжье А. Н. Формозов ездил уже не мальчиком, а юношей в 1921 и 1922 гг., один раз с отцом, а другой - со своим товарищем Георгием Дмитриевичем Шапошниковым (1902-1963), впоследствии инженером авиационной промышленности. Любопытно, что в архиве А. Н. Формозова хранится вырезка из газеты "Нижегородская коммуна" со статьей "Лесники - убийцы". В ней описывается примерно то же, что пережили герои повести. Произошло это уже после революции, но в тех самых заволжских лесах, где А. Н. Формозов охотился в гимназические годы.

Источник: http://piterhunt.ru/pages/literatura/formozov/inforest/index.htm

---

В это безветренное солнечное утро, когда все пело и радовалось весне, дятлы были в числе первых. Они не умели петь и избыток энергии, сил и радости выражали по - своему. Каждый разыскивал сухой сучок, стенку дупла или расщеп обломанной вершины, освещенной солнцем. Если при постукивании клювом сучок давал резкий сухой звук, он мог служить для избранной цели. Дятел усаживался поудобнее, твердо упирался жестким хвостом в дерево. Потом многократно, с поразительной быстротой, ударял по сучку клювом и оглашал лес протяжным громким треском, известным у натуралистов под именем "барабанной трели". В это солнечное утро барабанные трели слышались со всех сторон. Одни были глухи и низки, как отдаленный стон, другие - высоки, трескучи и звонки. Сливаясь вместе, они служили источником своеобразной музыки, будили мертвый сон горелого леса и оживляли звуками весны даже это печальное царство.

Не так

Гриша захотел увидеть "барабанщика". В бинокль он хорошо рассмотрел, с какой быстротой мелькала серая тень головы пестрого дятла, издававшего трели у самой дороги. Мальчик и раньше не верил в рассказы о том, что дятел сначала раскачивает ветку, а затем приставляет к ней клюв так, что дерево барабанит об дятла, а не наоборот. Теперь он окончательно убедился в противоположном. Рисунок птицы с ее "барабаном" не замедлил появиться в альбоме. При попытке наблюдателя подойти поближе барабанщик слетел. Мелькнул ярко - красным подхвостьем, белыми заплатками на плечах и погнался за другим дятлом, пролетевшим мимо. К ним присоединился третий. Вскоре целая вереница этих пестрых шумливых созданий начала резвиться, лавируя между деревьями. Громкие трещащие крики играющей стаи были совсем не похожи на обычные голоса пестрых дятлов, а сама игра вполне могла сойти за своеобразное токованье. "Сыты, бездельники", — ласково погрозил им Гриша, стоявший под огромной горелой сосной. Но он был неправ - дятлы начали барабанить задолго до завтрака, едва успев после ночевки почистить свое оперение.

А вот так

Желна

Тем временем Севка забежал на сотню метров вперед и подкрался на громкий стук к группе небольших сухих сосенок. Тут он увидел желну — самого большого нашего дятла, матово - черного с ярко - алой шапочкой.

Желна была ростом немного меньше вороны, а ее работу можно было сравнить только с ударами топора или большого молотка. Крупные куски коры и щепы летели от дерева, лишь только о него ударялся серовато - голубой, долотообразный клюв. Севка чуть - чуть пододвинулся и, приготовившись рисовать, вытащил записную книжку. Но черный дятел покосился на него своим острым белесым глазом и спрятался за ствол. Потом снова мельком глянул на мальчика, теперь уже другим глазом и с другой стороны ствола, еще раз покосился левым глазом, быстро поднялся к вершине и, вдруг сорвавшись, полетел, ныряя в воздухе короткими крутыми дугами. "Трю - тррррююю - трррррююююю..." — зычно, протяжно закричал он, садясь на иззубренную верхушку соснового обломка шагах в восьмидесяти от Севки. Мальчик подошел к дереву, на котором только что трудился дятел. Сосенка была суха и вся пронизана узкими извилистыми ходами. Расширив ножом одну щель, Севка вытащил длинную белую личинку — гладкую, плоскоголовую с твердыми буроватыми челюстями. Она была в зимнем оцепенении и стала вяло шевелиться, лишь отогревшись в руках мальчика. Крупные личинки жуков - усачей и златок часто повреждают древесину засохших или больных, ослабевших деревьев; это любимый корм черного дятла.

Скоро подоспел Гриша; вдвоем они быстро зарисовали ободранное желной дерево, кучу коры на снегу, личинку и ходы, проложенные в древесине. Потом поспешили к дороге. Звучное крепкое постукивание клюва послышалось снова, едва ребята отошли с полсотни шагов, Они оглянулись — желна уже трудилась на сосенке, вернувшись к занятию, прерванному людьми, всегда появляющимися так некстати.

Солнце уже поднималось над лесом; путники ворчали, что дятлы отняли у них время, и теперь наверстывали потерянное, стараясь идти возможно быстрее. Но унылый горелый сосняк казалс бесконечным; только через час дорога пошла под уклон, показались березы и ели.

Кулик - черныш, с веселой песенкой пролетевший над лесом следом за своей подругой, объявил друзьям о близости воды. Ребята знали по расспросам, что дорогу должна пересечь речка Боровая, и появление кулика их очень обрадовало. Если речка близко, то уже более двенадцати верст пути пройдено и до ближайшего кордона остается только две трети дороги. И в самом деле — вскоре до слуха донеслось кряканье утки и шум бегущей воды. Утка кричала беспрерывно, друзья заподозрили, что она не дикая, а охотничья — круговая. Осторожно подвигались они вперед, пока не приблизились к поляне. Здесь за узеньким кочковатым и мокрым лугом они увидели речку — быструю, искрящуюся, покрытую бегущими полосами пузырей, густой ельник противоположного берега, купавший свои отражения в ее проворных струях, пятна белой пены близ упавших в воду деревьев и большой, построенный из лапника3 шалаш, перед которым полоскалась и кричала круговая утка.

Охотника не было видно, но мальчики знали, что он сидит в шалаше, так как услышали его кашель. Они вышли к берегу и тут только заметили, что от моста виднелись одни полуразрушенные перила, а разлившаяся буйная речка катила через него красноватые воды лесных болот с веселым рокотом и шумом, слышным издалека. Оба были готовы к трудностям дальнего похода в весеннюю распутицу, но пришлось признаться, что вид скрытого под водой и, быть может, совсем размытого двадцатиметрового моста привел их в смущение. "Ничего, ничего, робятки! Не бойсь! Перейдете! Посошки только срубите!" — послышалось из - за речки. Затем у шалаша показались ноги, обутые в лапти, драный полушубок, и, наконец, пятясь задом, охотник вылез из своего прикрытия. Мост, по его словам, был почти цел. Мальчики, пользуясь указаниями незнакомца, приступили к переправе. Ружь оставили на берегу, и Севка, подтянув повыше сапоги, осторожно пошел в воду, ощупывая поверхность моста палкой. В трех местах недоставало бревен; дважды ноги мальчика скользили по мокрому дереву; вода пенилась вокруг сапог... Затем течение стало тише. на бревнах моста появился песок, стало мельче, и, наконец, Севка вышел на берег. Вздох облегчения невольно вырвался у Гриши, с замиранием сердца следившего за каждым движением друга. А тот, сложив мешки и поздоровавшись с мужичком, уже брел обратно. Теперь предстояла труднейша часть переправы; Гриша в своих сапогах с короткими голенищами не мог перебрести всей речки. Было решено, что он дойдет до глубокого места, а там сядет на спину Севки и "доедет" до берега. Сказано — сделано. При посадке на загорбки оба чуть не упали в воду, но как - то устояли на ногах и теперь постепенно приближались к цели. Севка покраснел от усилий, а Гриша болтал ногами и острил по поводу "езды на верблюдах". Охотник наблюдал переправу и усмехался в клочковатую, русую бороду. Скручива цыгарку, он словоохотливо описал друзьям все приметы предстоящих тридцати километров дороги. Кордон, по его сло вам, стоял на видном месте — мимо никак не пройдешь. "А лесника позавчера встретил: с тока видно шел — двух глухарей тащил!" — Мальчики многозначительно переглянулись. "Не больно ладный он мужик - то", — вскользь заметил охотник. Ребята, увлеченные сообщениями о глухарях, мимо ушей пропустили последние слова. Но уже к вечеру пришлось о них вспомнить.

Охотник жаловался на неудачу. Его утка, маленькая и темно - окрашенная, обладавшая голосом дикой кряквы, была отличной круговой и на утренней заре трижды подманивала к шалашу диких селезней. Но его, далеко не столь же образцовая, шомполовка трижды "отпалила" в упор по уткам, устилая воду пухом и перьями. Все три селезня улетели. "Только добро переводишь, — сетовал охотник, сваливая всю вину на качество пороха. — Сам продрог, в шалаше ночь сидючи, круговую замаял да порожнем домой приду... То - то задаст мне жена!" Под эти сетования и добрые пожелания нового знакомого, сопровождаемые криками его утки, ребята быстро углубились в тенистый ельник.

Впереди — тридцать километров дороги... Оба еще не чувствовали усталости; оба дышали полной грудью, упивались смолистым запахом ельника, согретого солнцем, ровным шагом проходили километр за километром. Дружные раскатистые трели зябликов были им веселым маршем, а попутчиками — еле видимые, еле слышные жаворонки, серенькими точками в глубине неба с песнями уносившиеся к северо - востоку. То летели птицы самых дальних полей — вологодские, архангельские, а может быть, и печорские. С ними за широкое лесное море на прозрачных легких крыльях прилетит зелена весна.

Солнце припекало. Оттаяла дорога, на ее песке сапоги оставляли глубокие, четкие следы. Ручейки, журча, побежали по всем колеям и тропинкам. Над проталинами тонко запахло опавшим листом, в траве забегали паучки, желтые бабочки - крушинницы запорхали на пригреве. Сосняки сменялись ельниками, ельники — вересковыми пустошами, пустоши — низинами, а мальчики все шли и шли... На обтаявших холмах им улыбались золотыми сердечками крупные лиловые, одетые пушистой шубкой колокольчики раннего цветка сон - травы. Лесные жаворонки - юлы нежными строфами песен приглашали отдохнуть на вересковых полянах; синеватые сугробы снега в густых тенистых ельниках обвевали прохладой. Зноем и душистыми испарениями окутывали большие проталины, а ребята продолжали безостановочно двигаться. Высокоствольный, редкий сосновый бор, с дорогой, сплошь покрытой снегом, был самой скучной частью пути. Мальчики обрадовались, когда он окончился и его место заняли поляны, чередовавшиеся с молодыми сосняками. Здесь пели гаички и поднялись с берез стайкой кормившиеся тетерева.