Гянджеви Низами - Пять поэм

• Название: Пять поэм
• Автор: Гянджеви Низами
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Мифы. Легенды. Эпос
• Год: 1968

За последние тридцать лет жизни Низами создал пять больших поэм («Пятерица»), общим объемом около шестидесяти тысяч строк (тридцать тысяч бейтов). В настоящем издании поэмы представлены сокращенными поэтическими переводами с изложением содержания пропущенных глав, снабжены комментариями.

«Сокровищница тайн» написана между 1173 и 1180 годом, «Хорсов и Ширин» закончена в 1181 году, «Лейли и Меджнун» — в 1188 году. Эти три поэмы относятся к периодам молодости и зрелости поэта. Жалобы на старость и болезни появляются в поэме «Семь красавиц», завершенной в 1197 году, когда Низами было около шестидесяти лет. В законченной около 1203 года «Искандер-наме» заметны следы торопливости, вызванной, надо думать, предчувствием близкой смерти.

Создание такого «поэтического гиганта», как «Пятерица» — поэтический подвиг Низами.

Перевод с фарси К. Липскерова, С. Ширвинского, П. Антокольского, В. Державина.

Вступительная статья и примечания А. Бертельса.

Иллюстрации: Султан Мухаммеда, Ага Мирека, Мирза Али, Мир Сеид Али, Мир Мусаввира и Музаффар Али.

---

О том, как Лейли и Меджнун полюбили друг друга

И каждый день, едва взойдет заря
И солнце, как Юсуфов лик горя,

Окаймлено пыланьем светло-синим,
Полнеба красит цветом апельсинным,—

Лейли подставит золоту чело,
Чтобы зарделось нежно и светло.

И многие всем сердцем засмотрелись
На девственную утреннюю прелесть

И, отозвавшись на младой огонь,
Ножом себе царапали ладонь.[259]

И Кейс бродил, влюбленный и безмолвный,
Как зрелый плод, румяным соком полный.

Дни шли и шли. И день настал, когда
Пришла взаимных вздохов череда.

Жилища их любовь опустошила,
С мечом в руке над ними суд вершила.

И между тем как немы их уста,
Уже роились слухи неспроста,

И сорвана завеса с детской тайны,
И весь базар взволнован чрезвычайно.

И как они ни сдержанны, — не смолк
Всеобщий пересуд и кривотолк.

Ведь и в засохших зернышках нетленный
Благоухает мускус для вселенной.

Как будто ветер, вея поутру,
Приподымал за уголок чадру

С чела любви. Они терпели честно:
Ведь тайна лишь двоим была известна.

Но что терпеть, что пользы им молчать,
Когда с запрета сорвана печать?

Любой их взгляд красноречивей слова.
Найдется ль средство от мученья злого?

Путь пламени любовь нашла сама —
И вырвалась. И Кейс сошел с ума.

Да, он, глядевший на Лейли украдкой,
Снедаем был безумной лихорадкой

И рядом с ней, и близко от нее —
Лишь растравлял отчаянье свое.

Ведь сердце — путник над скалистой бездной,—
Когда сорвешься — помощь бесполезна.

А тот, кто этой доли не знавал,
Его Меджнуном странным называл.[260]

Да, был он одержим. Не оттого ли
Он кличку подтверждал помимо воли?

За то, что люди брешут, будто псы,
Он был лишен возлюбленной красы.

За толки их, насмешками плененных,
Похищен был у лани олененок.

Лила Лейли бесценный жемчуг слез,
И Кейсу плакать горестно пришлось.

И он бродил по рынку и вдоль улиц,
И все, кто с ним, рыдающим, столкнулись,

Что на него дивились и глазели,
Что слышали напев его газели,—

Все ринулись за ним оравой шумной,
Кричали вслед: «Меджнун, Меджнун, безумный!»

А он и впрямь с рассвета до звезды
Не признавал ни сбруи, ни узды.

Он будто гнал осла над черной кручен.
Но из-под ног ушел песок горючий,

Посыпался непрочный тот карниз,
И сорвался осел с поклажей вниз.

Он, как свечи слабеющий огарок,
Ненужный днем, и ночью был не ярок.

И что ни утро он спешил босой,
Чтоб повстречаться с милою красой.

Простоволосый, он бежал в пустыню,
Чтоб увидать любимую святыню.

Он шел, чтобы к шатру ее прильнуть.
И долог был его обратный путь.

Быстрее ветра он спешил туда,—
Назад он плелся будто сквозь года.

К ней он летел на сотне крыл летучих,
Назад — дорога в терниях колючих.

К ней — водопада пенистый полет,
Назад — ползущий по ущельям лед.

Он не боялся волдырей и ссадин,
Летел, как будто несся вихорь сзади.

Как на коне летел, не чуя ног,
А шел назад — разбит и одинок.

И будь судьба к нему благоприятна,
Он не пришел бы никогда обратно!

Описание любви Меджнуна

Рассказ о том, как Меджнун, совсем обезумев от любви, бродит с друзьями по городу и в степи около кочевья племени Лейли. Он обращается к ветру с мольбой донести до возлюбленной слова о его страсти и его мучениях.

О том, как Меджнун отправился взглянуть на Лейли

Меджнун идет с друзьями в горы Неджда к кочевью племени Лейли и видит ее издали в распахнутом шатре.

Отец Меджнуна отправляется сватать Лейли

Опущена фата над ненаглядной,
И сломан мост через арык прохладный.

Меджнун в разлуке с милой горевал
И по ночам газели распевал,

И по утрам он брел на то же взгорье
С толпой друзей таких же нищих. Вскоре

Стал повсеместной притчей их позор.
И жаловались все, потупив взор,

Отцу на сына. Вздохи, укоризны
Сын услыхал. Но сделан выбор в жизни!

Что рассужденья здравые, когда
Влюбленному мила его беда!

Отец скорбел о сыне и, поведав
О том родне, просил ее советов.

По мнению старейшин, лишь одна
Дорога здесь пригодна и честна:

Не медлить с начинанием, из мрака
Извлечь Меджнуна и добиться брака.

Шейх амиритов быстро собрался
В дорогу. Провожала челядь вся.

Уже достигли Неджда. В это время
Все родичи красавицы, все племя,

Все — знать и челядь — вышли из шатров,
Чтоб чужеземцам предоставить кров.

С почетом принят был шейх амиритов.
«В чем ты нуждаешься? Скажи открыто».

Тот отвечал: «Хочу быть ближе к вам,
Прошу вас верить искренним словам».

И без утайки все сказал соседу:
«Ищу родства с тобою, не посетуй!

Как сочетать твое дитя с моим?
Мой сын рожден в пустыне и томим

Тоской по родниковой, свежей влаге.
А я забочусь о сыновнем благе

И говорю об этом без стыда.
Моя семья богатствами горда

И знатностью и пышностью известна.
Есть у меня желанье дружбы честной,

А для вражды всегда оружье есть.
Мне — жемчуг твой. Тебе — хвала и честь.

Ты продаешь. Товар в цене сегодня.
Торгуйся, чтоб я выше цену поднял,

Запрашивай, покуда спрос велик».
Так кончил речь отец, и в тот же миг

Второй отец ответствовал учтиво:
«Ты говорил весьма красноречиво.

Но пусть судьба решает за меня.
Могу ль сидеть у жгучего огня,

Не опаливши нашей дружбы честной?
Твой сын прекрасен, и родство мне лестно,

Но он для нас не родич и не друг,
Он счастья не внесет в семейный круг.

Он одержим безумием и болен.
Ты исцелить его, конечно, волен

Молитвами — тогда и приходи
Со сватовством. Но это — впереди!

Прощай, купец! А жемчуг твой с изъяном
Не предлагай ни в братья, ни в зятья нам.

В таких делах арабы, знают толк;
Боюсь молвы». И тут отец умолк.

И амириты после этой речи
Почувствовали стыд и горечь встречи.

Не принятые в племени Лейли,
С обидой по домам они ушли.

У всех у них одна забота ныне —
Как исцелить Меджнуна от унынья.

И каждый на советы был хитер,
Но что ни речь, то хворосту в костер:

«Немало есть у племени красавиц,
Пленительных и ласковых на зависть,

Чьи косы — мускус, и рубин — уста,
Есть и у нас на выбор красота!

Зачем же ты своей сердечной раной
Обязан той девице чужестранной?

Как плавно выступают, как стройны!
А ты чуждаешься родной страны!»

Плач Меджнуна

Все выслушал Меджнун. И для него
Все стало окончательно мертво.

Он тотчас разодрал свою рубаху:
Не нужен саван тлеющему праху!

Тому, чье царство где-то вне миров,
Весь мир — кочевье, а не отчий кров.

Он стал бродить по выжженной пустыне,
С одной лишь думой об одной святыне,

По кручам горным странствовал пешком,
Как тюрк, с заплечным нищенским мешком.

И «Ла хауль»[261] прохожие кричали,
Когда он шел в смятенье и в печали,

Когда слыхали по ночам вдали
Протяжный вопль его: «Лейли, Лейли!

Я — выродок. Я джинном одержим.
Сам злобным джинном я кажусь чужим,

А для родни — всех бед ее виновник,—
Исколот сам, колюсь я, как терновник.

Товарищи веселья и труда,
Прощайте, о, прощайте навсегда!

Прощайте, о, прощайте же навеки!
Забудьте о несчастном человеке!

Бутыль с вином в руках моих была —
Она разбита, и куски стекла

Усыпали дорогу пылью колкой.
Потоком слез несет ее осколки,

Ко мне легко ты можешь подойти,—
Ног не изранишь на своем пути.

Я — ветвь сухая, ты же — ветвь в цвету.
Ну, так сожги сухую ветку ту.

Преступник ли, что жажду исцеленья?
В чем грешен, если не в одном моленье?

О, будь моей, моей, Йемена дочь,
Из тысячи ночей одну лишь ночь!

Звезда моя! Луна моя младая,
Одной болезнью дикой обладая,

Я потому и болен, что люблю
Тебя одну, тебя, луну мою!

Так он сказал и молча наземь лег.
И плакал, кто был часом недалек

От юноши, и бережно и нежно
Повел его домой дорогой прежней.

Бывает, что любовь пройдет сама,
Ни сердца не затронув, ни ума.

То не любовь, а юности забава.
Нет у любви бесследно сгинуть права:

Она приходит, чтобы жить навек,
Пока не сгинет в землю человек.

Меджнун прославлен этим даром верным,
Познаньем совершенным и безмерным,

Прославлен тяжким бременем любви.
Он цвел, как роза, дни влача свои.

От розы той лишь капля росяная
Досталась мне, едва заметный след.

Но, в мире аромат распространяя,
Не испарится он и в сотни лет.

Отец везет Меджнуна в храм Каабы