Сергей Костин - Охотник за бабочками

• Название: Охотник за бабочками
• Автор: Сергей Костин
• Жанр: Фэнтези

Новое — давно забытое старое. Сказка — давно забытая истина. Фантастика — сказка, которой только предстоит стать истиной.

Земля. В Галактике давно не бушуют звездные войны. Мир и спокойствие царят в Галактике.

Старый археолог находит древние манускрипты, свидетельства о величии человеческой расы в далеком прошлом. На основании одной из них — он посылает троих сыновей на поиски невест.

Куда укажет сигнал, отправленный в глубину вселенной, там и следует искать избранниц. Ставка — фамильное состояние.

Слышите голос старины: — «Было у отца три сына. Двое умных, а третий — дурак…»

---

Еще я думал о том, что в комбинаторе у меня целых четыре заявки на отлов бабочек. Судя по описанию, работа не пыльная и денежная. А я, вместо того, чтобы делом заниматься, любимым делом, позволю себе отметить, должен ждать, что отмочит в очередной раз куколка по имени Ляпушка.

Кстати, о комбинаторах. Это, если попроще, ящики такие, нашпигованные различной электроникой. Раньше, в старые времена, их называли иначе. Компами, компутерами и электронно-вычислительными машинами. Потом какой-то умник сообразил совместить бытовую технику с вышеназванными наименованиями и получился комбинатор. Теперь на каждом пылесосе, на каждой стиральной машинке есть комбинатор. И удобно, далеко бегать не приходится, и выгодно с точки зрения экономии.

Лично мой комбинатор был совмещен, по настоятельной просьбе Кузьмича, с тостером. Пока я свои дела делаю, он сухарики любимые поджаривает.

Я вздохнул, оторвался от мыслей далеких и посмотрел на спящего в пепельнице Кузьмича.

Вот уж кого она достала, так достала. Вздрагивает во сне, крылышками подергивает. Знать, кошмарики сняться.

Глаза-то слипаются. Спать хочется. Не проспать бы. А чего просыпать? Все под звездами вселенной ходим. Чему быть на роду, того и не миновать…

— Вставай, командир! Вставай! Хватит щеки наминать. Новостей полон карман. Вставай же!

В глаз врезалось что-то твердое, и голос Кузьмича стал гораздо осязаемее.

Все. Просыпаюсь.

Я проснулся. Поскрипел глазами… Можно, можно так. Указательными пальцами рук тыкаете в глаза и накручиваете, что есть силы. Скрип страшный, но сон, как рукой сгоняет. Оттого и назвали этот способ «как рукой сняло».

Кузьмич нетерпеливо болтался перед лицом, сжимая кулачки на уровне груди, дрожа ими словно от лихорадки. Знать, действительно серьезные новости, раз так терзается.

— Что там еще?

— Сводки с фронта, — Кузьмич хрустнул пальцами.

— Какого еще фронта? — не понял я.

— Знамо дело, с какого. С личного. Дворецкие только, только улетели. Докладывать, или сначала харю ополоснете? Тогда докладываю:

Кузьмич опустился на подлокотник кресла, принял стойку «смирно» и отрапортовал:

— Ни один из дворецких не смог выполнить поставленные перед ними задачи. Выполнение поручения у обоих претендентов на батюшкино состояние проходит в повышенных условиях секретности. Известно только, что на имя старшего брата вашего поступила посылка, предназначенная для его избранницы. Что в посылке — неизвестно. Теперь, что касается металлолома. Я имею в виду средней невестки. На удивление никаких данных. Ночью шума не производила, по этажам не шастала. Железом не гремела. Что приготовила неизвестно.

— Понятно.

— О нашей заразе докладывать?

— Ага, — не побоялся таки. Провел рекогонсценировку. Надо бы потом, ради интереса в суреркомпе узнать, как правильнее слово это мудрое говорить. А то на людях, не дай бог, конечно, можно и опозориться.

— По нашей заразе докладывать нечего. Побоялся я.

Значит, не провел это самое мудреное слово.

Кузьмич развел крыльями. Все, мол, докладывать больше нечего. И на том спасибо.

— Пошли, — я поднялся с кресла.

— Куда это, подозрительно сощурился Кузьмич, оставаясь на месте.

— Про утро она ничего не говорила. Наоборот, сказала. Что б только утром к ней и являлись. Кстати, Кузьмич, ты не ощущаешь повышенное содержание кислорода в воздухе? Нет? Странно. Я тоже.

Отворив дверь, я осторожно выглянул в коридор. Ничего подозрительно. Взгляд по коридору в сторону оранжереи. Тоже все, как обычно.

Перебежками до оранжереи.

— Заходим?

— На счет «три», — попросил Кузьмич, явно волнуясь. Я согласился, и мы зашли только на счет «три».

Куколка находилась на своем месте. Собственно, это и так понятно. Каждый раз, когда я захожу в оранжерею, куколка всегда на своем месте. По деревьям не скачем, с ветки на ветку не перелазит. В этом отношении она спокойная.

— Привет, — надо поздороваться первым. А то потом скажет, что я ее обхожу вниманием. А мне эти ссоры не нужны.

— Привет, — эхом повторил Кузьмич, оставаясь на достаточно близком расстоянии от моего нагрудного кармана.

— Здравствуйте, милые мои.

Кузьмич от такой нежности решил все же спрятаться, и юркнул в карман.

— Заждалась я вас сегодня, соколы мои ненаглядные.

Что это она сегодня? Или характер свой самочий показывает. Мол, вот вчера я на вас с Кузьмичем зла была, а сегодня наоборот. Милее вас и нет на свете. Но нас на этом не проведешь.

— Товар где?

Рассусоливать нечего. Забрать самое дорогое и прямиком к паПА кабинет.

— Да вот же. На столе стоит. Да не лапай ты его так, соколик мой. Нежно надо. И осторожно. Да не разворачивай, пока время не наступит.

— Да? — я подозрительно уставился на небольшую коробку, обернутую блестящей фольгой, — А она, часом, не рванет?

Куколка закатила красные глаза вверх, по-нашему вниз, прошептала: — «Господи», — и отрицательно покачала тем, что выглядывало из кокона. Головой, имеется в виду.

— Не рванет, так не рванет, — согласился я и поднял коробку. Но на всякий случай прислушался. Не тикало, — Тогда мы пошли?

Куколка задерживать нас не стала. Да и мы не очень то и хотели. Боком протиснувшись в проем, я аккуратно, придерживая коленом коробку, прикрыл дверь.

— Ты потряси ее, — посоветовал Кузьмич, высунув нос из кармана.

Может еще и флюорографию ей устроить? Коробка, как коробка. Главное, не тикает.

Отсутствие тиканья никак не повлияло на дорогу до конференц-зала. Правда, когда я несколько раз споткнулся от чрезмерного напряжения, Кузьмич, следовавший за мной на расстоянии в десять метров, мгновенно падал на пол, ногами к предполагаемому взрыву, и прикрывался не только руками, но и крыльями.

Но слава вселенной, ни что не рвануло. Да я и не думал, что куколка способна на такую подлость. Брюлики-то потом, кто отдавать станет?

ПаПА дожидался нас в своем любимом кожаном кресле, за своим любимым рабочим столом. И то и другое работа двадцать первого века. Вещи старинные и ценные. Налогом не облагаются. Почему? На них же ясным русским языком написано «не кантовать». Вот и не облагаются.

ПаПА показался мне немного уставшим. Синяки синие под глазами, пиджак перепачкан, руки трясутся. Знать ночка веселой была. Я то сразу все понял. Не зря же из моего каравая кончик хобота зажаренного виднеется. ПаПА и не такое может!

Узрев нас, сыновей своих, паПА чуть приободрился и даже попытался улыбнуться. Получилось это у него достаточно неправдоподобно, но приличия были все соблюдены.

Он нехотя лупанул молотком по металлической штуке, которая согласно большому галактическому словарю называется «гонгом».

— День второй испытаний семейных объявляю открытым.

Мы с братьями похлопали. Пока хлопали, я осмотрел то, что притащили с собой мои старшие. Ничего особенного. На вид, конечно. А внутренностей не видел.

— Что ж, — папа слегка потер ладони, — Приступаем. Соискатель номер один! Вениамин. Чего стоишь? Ждем ведь.

Вениамин бодро подтянул штаны на животе и вручил паПА небольшой сверток.

ПаПА неторопливо развернул его и достал обыкновенное зеркало на ручке. Ну, может быть и не очень обыкновенное. Золотое, разукрашенное. Но, все равно, зеркало. У нас такого добра в доме хоть обглядись.

— И что мне с ним делать? — спросил паПА, глядя на Вениамина.

Тот улыбнулся, так что щеки аж на плечи свисли.

— А ты спроси у него, у зеркала — кто на свете всех милее?

— Так и спрашивать? — не поверил паПА, — У него? У зеркала?

Венька радостно кивнул.

ПаПА повертел зеркалом, повнимательнее разглядывая, потом, послушавшись совета старшего, все-таки спросил:

— Кто на свете всех милее?

И стал ждать ответной реакции, которая не заставила себя ждать.

Из боков зеркала вылезли ручки, которые, упершись в сжимающий зеркало кулак паПА, попробовали освободиться от тесных объятий. Но ничего у них не вышло. Поняв, что с паПА тягаться, себя не уважать, зеркало шумно вздохнуло, засветилось солнечными блестками и сказало:

— Ну, ты-ы, ты! Го-осподи! Кто ж еще тебя милее? И умный ты. И красивый. Прям весь такой из себя-я! Короче, папаша! Все в норме. Болезней у тебя навалом, но это от старости. С умом проблемы от того же. А так… Жизнь прекрасна, папаша. Кстати, папаш, ты помнишь ту клевую блондинку прошлым летом? Как она…

ПаПА подскочил, сунул зеркало себе под зад и сел на него. И только после этого перепустил дух.

— Хорошая вещь, Вениамин, — похвалил он старшего брата. Тот засветился, как то зеркало, — Я с ним еще поговорю на досуге. Мозги вправлю, если что. А то болтает тоже…

ПаПА крякнул, мотнул головой.

Прав паПА. Мозги кое-кому вправить совершенно необходимо. А то треплются о чем попало. Видел я ту блондинку. Ничего особенного.