Максим Зарезин - В пучине Русской Смуты. Невыученные уроки истории

• Название: В пучине Русской Смуты. Невыученные уроки истории
• Автор: Максим Зарезин
• Издательство: Вече
• Жанр: История
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-9533-2543-1

В период Смуты XVII века антигосударственные, антироссийские силы впервые вышли на политическую сцену, и не просто проявили себя, а стали играть одну из ведущих ролей в общественной жизни нашего Отечества.

Как появились на Руси «смутотворцы», что их роднит с многочисленными и многоликими преемниками последующих эпох, в чем причина их ненависти к собственному народу? Над этими и другими вопросами размышляет на страницах своей книги Максим Зарезин.

---

В то же время Иван Тарасович Граматин и Михаиле Глебович Салтыков, люди пронырливые и лукавые, со многими боярами явились к Сигизмунду и советовали ему овладеть Русским государством, сиротеющим без достойного и законного правителя. «Дорога к престолу», говорили они «уже проложена Димитрием; вся страна, до самой Москвы, ему покорилась; никогда не будет тебе столь удобного случая к покорению России; мы же со своей стороны убедим соотечественников покинуть Шуйского и покориться вашему величеству». Тогда же Поляки, оставленные Димитрием, прислали к Сигизмунду просьбу, в коей изъявляли готовность служить ему против Русских, если король заплатит им жалованье, не выданное Димитрием за прошедшее время. Сигизмунд отвергнул условие, объявив, что согласен производить жалованье только с того времени, когда Поляки поступят к нему в службу.

Огорченные отказом, они проклинали Рожинского, изменившего царю; не щадили и самих себя за бесчестное нарушение клятвы, данной Димитрию. Весьма немногие из Тушинских Поляков пришли в стан королевский; товарищи их соединились большею частью с войском Сапеги, стоявшим на Угре, и ожидали там ответа на свою просьбу о выдаче жалованья, решившись действовать сообразно с отзывом: между тем, грабили и опустошали окрестную страну, которую вконец разорили.

Скопин и Делагарди вошли в столицу без всякого препятствия. В течение одного года, они очистили все пространство от Ливонии до самой Москвы, так, что из стотысячной рати, около двух лет осаждавшей Москву и Троицкий монастырь, не видно было ни одного Поляка, ни одного Казака: все бежало от горсти Немцев! Шуйский весьма ласково принял своих защитников; часто угощал их за царским столом; одарил всех офицеров золотою и серебряною посудою; выплатил всему войску жалованье золотом, серебром, соболями. Эта щедрость так избаловала Немцев, что они делали в Москве разные бесчинства, и Москвитяне с нетерпением ожидали весны, чтобы выпроводить гостей против неприятеля. Храбрый же Скопин, спасший Россию, при помощи Немцев, набранных им в Швеции, получила от Василия Шуйского в награду — яд. Царь приказал отравить его, досадуя, что Москвитяне уважали Скопина за ум и мужество более, чем его самого. Вся Москва погрузилась в печаль, узнав о кончине великого мужа.

Около Пасхи, в конце зимы, Сапега возвратился к войску, стоявшему на Угре, с решительным ответом Сигизмунда: король велел сказать, что Димитрия он и знать не хочет, а согласен давать жалованье чрез каждую четверть года только тем Полякам, которые согласятся служить в королевском войске. Недовольное ответом Польское рыцарство, служившее прежде под начальством Сапеги и Рожинского, спешило оправдаться пред Дмитрием и отправило к нему посла, который объявил, что Поляки никогда и не думали изменять его величеству, что предателем был один Рожинский с немногими сообщниками; что Бог уже наказал смертью вероломного изменника; что Сигизмунду передались только его клевреты; рыцарство же Польское не хотело нарушить присягу, не выходило из лагеря и теперь готово послужить царю, если только получат жалованье за прежние 9 месяцев, соглашаясь ожидать терпеливо уплаты остального впоследствии. Димитрий, очень обрадованный такою вестью, отвечал Полякам, что он вскоре приедет к ним с деньгами; и собрав не одну тысячу рублей со всего народа, ему покорившегося, немедленно отправился с Русскими и казаками на берега Угры. Там примирился с своими старыми сподвижниками, выдал им жалованье за три четверти года, взял новую присягу в верности и отдал приказ: после Троицына дня снова двинуться на Москву.

Между тем Шуйский выслал войско под начальством своих бояр, чтобы очистить Смоленскую дорогу и отразить Сигизмунда от Смоленска; при сем случае Делагарди получил от царя много денег на жалованье своим воинам. Немцы и большая часть Русских остановились в городе Можайске, а Григорий Валуев со значительным отрядом отправился вперед, чтобы разведать о числе неприятеля, стоявших под Смоленском; но, узнав в Царево-Займище о приближении Станислава Жолкевского с великими силами, Валуев расположился лагерем близь леса, и, укрепившись окопом, уведомил о том прочих воевод. Жолкевский не замедлил осадить его, а Русские воеводы вместе с Делагардием спешили от Можайска выручить передовой отряд. Это случилось 23 июля.

Сведав о движении царских воевод, Жолкевский раскинул стан подле самых укреплений Валуева, обнес его тыном и, оставив там небольшой отряд легкой конницы, с приказанием непрестанно быть в виду осажденных и уговаривать Валуева покориться королю Польскому, сам между тем пошел навстречу Москвитянам, бывшим под начальством Делагарди; оба войска сразились в Иванова, день, близь села Клушина, в 6 милях от Можайска: во время битвы, две роты Французов передались Жолкевскому и вместе с Поляками начали стрелять по Русским, которые, быв устрашены изменою, бросились бежать к Москве и оставили союзников своих, Немцев. Последние долго сражались с упорством и уже побили лучших Польских всадников; но заметив, что Русские оставили поле битвы и что им одним не устоять против Поляков, вступили с неприятелем в переговоры. «Мы готовы сдаться», говорили Немцы, «если только жизнь наша будет в безопасности; в противном случае станем биться до последнего человека».

Поляки прекратили сечу и прислали к ним пана Зборовского с клятвенным уверением, что будут невредимы. Многие из них не хотели верить обещанию, не забыв вероломного поступка Поляков с Динаминдским гарнизоном, который, сдавшись на честное слово, был весь истреблен. Они напомнили о том пану Зборовскому: тогда поклялись знатнейшие из Польских вельмож, что пленные не лишатся ни жизни, ни оружия. Немцы решились сдаться. В самом деле, договор был свято соблюдаем: кто хотел служить его величеству, давал присягу; а кто не хотел, удалялся беспрепятственно.

Торжествуя победу, Станислав Жолкевский возвратился к Царево-Займищу и приказал пленным боярам известить Волуева, что все Русское войско рассеяно, а Немцы покорились Сигизмунду. Валуев, переговорив с пленными боярами, сдался со всем отрядом пану Жолкевскому. После того Поляки, Немцы и Русские подступили к Москве и осадили ее с одной стороны. В то же время прибыли из Погорелого капитаны Немецких рот Лавилла и Эберт: соединяясь с войсками его королевского величества, они овладели Иосифовым монастырем и весь отряд, там находившиеся, изрубили до последнего человека; этому отряду, бывшему на стороне Димитрия, поручена была защита Иосифова монастыря паном Сапегою, когда он вывел войско свое на Угру, а сам отправился к королю под Смоленск.

Димитрий, раздраженный таким событием, немедленно приказал побросать в воду всех Немцев, при нем находившихся. «Теперь-то я вижу», говорил он, «что Немцы мне ни сколько не преданы: они служат неверному королю и бьют моих людей, забыв, что во всем мире один я государь христианский. Все они дадут ответ, лишь только бы взойти мне на престол!» Бояре, услышав дьявольское слово, спешили друг за другом бесстыдно оклеветать Немцев, особенно живших в Козельске; последних ненавидели за то, что опасались потерять прекрасные деревни, прежде пожалованные Немцам за верную службу, потом отобранные без всякой вины их, по одному подозрению, и розданные царским советниками князю Григорию Шаховскому, Трубецкому, Рындину, Михаилу Константиновичу Юшкову, Третьякову и другим.

Бояре, день и ночь искавшие средства к погублению Немцев, опасались не без причины: ибо знали невинность честных людей, которые не щадили своей жизни за Димитрия, теряли здоровье, лишились друзей и приятелей. И так, едва разгневанный Димитрий поклялся истребить всех Немцев, в России находившихся, господа сенаторы донесли эму, что мнимые изменники переписывались с Поляками и предлагали его королевскому величеству сдать город Козельск, что сведав о какой либо неудаче войска Дмитриева, они были вне себя от радости, плясали, пели, веселились, между тем, как верные Москвитяне предавались горести. Клевета еще более озлобила Димитрия: он в ту же минуту отправил в Козельск гонца, а в Калуге дал повеление: как скоро приведут Немцев (числом 52), без всякого допроса побросать в Оку.

Приговор верно был бы исполнен, если бы не спас несчастных духовный пастырь их, Мартин Бер, которому готовилась та же участь. Расспрашивая дорогою обреченных на смерть, точно ли писали они к Польскому королю, не получали ль от него писем, или вообще не знают ли за собою какой либо измены против Димитрия, Бер требовал искреннего признания, чтобы легче дать ответ и отвратить беду, обещая никому не сказывать слов их: все Немцы клялись небом в невинности и преданности царю-государю. Пастырь со своей стороны также поклялся, ободрял спутников надеждою на Божье милосердие, говорил, что Всевышний не допустит погубить невинных, что в Его руце сердце царево, что Он внушит государю справедливость и рассеет прахом замыслы врагов высокомерных.