Александр Шубин - Социализм. «Золотой век» теории

• Название: Социализм. «Золотой век» теории
• Автор: Александр Шубин
• Издательство: НОВОЕ ЛИТЕРАТУРНОЕ ОБОЗРЕНИЕ
• Жанр: История
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-86793-547-4

Книга известного историка А.В. Шубина – результат многолетнего исследования путей развития социалистической мысли от Мора до Ленина – своего рода энциклопедия социалистических идей, но написанная как документальный роман. Приверженцы марксистских, анархистских и либеральных идей сводят интеллектуальные счеты друг с другом. А автор книги возвращает эти споры в рамки научной объективности. Читателю откроется непривычная картина борьбы в Интернационале, общинных экспериментов, Парижской Коммуны, российских революций. Книга предназначена для историков, политологов, философов, социологов, участников общественного движения.

---

Пока не возникла система тотальной специализации и социального государства, «рабочий вопрос» решали профсоюзы – социал-демократические и синдикалистские. Их оружием была стачка.

Стачка не была вписана в систему государственного права и воспринималась как вызов священному праву частной собственности. Власть реагировала на стачки как на восстания, и трудовые конфликты то и дело перерастали в столкновения и даже в уличные бои в Италии, Испании, США и других странах. Стачка напоминает преддверие революции. Кажется, что она вот-вот разрушит экономическую систему и позволит нанести решающий удар капитализму, не захватывая правительство. Оно само падет – по ходу дела. Но кто тогда унаследует экономическую мощь, которая будет вырвана из рук капитала? Ответ очевиден, и он вытекает из всего учения Бакунина – организация рабочего класса. Это не противоречит и идее Маркса о взятии власти организованным рабочим классом. Организация рабочего класса – это профсоюзы (синдикаты). Это не машина подавления, значит возражения Бакунина против бюрократии теряют силу. Правда, потом выяснится, что и профсоюз может быть поражен вирусом бюрократизма. Все зависит от его организации. Но в конце XIX века профсоюзная работа в большинстве стран была еще делом энтузиастов, а не функционеров. Почему бы этой организации самих масс не взять власть, не организовать производство на новый лад, преодолеть конкуренцию, организовать планирование? Здесь соединяются марксистские и анархо-коммунистические идеи.

Синдикат как альтернативное общество, вызревающее в недрах капитализма и затем взламывающее оболочку – новое издание замысла Прудона. Синдикализм стал точкой синтеза сразу нескольких традиций, и вполне естественно, что его теоретиками стали и марксисты, и анархисты – Жорж Сорель, Даниэль Де Леон, Артуро Лабриола, Сержио Леоне, Эмиль Пуже и Эмиль Пато.

Стратегия революционного синдикализма предусматривала «прямое действие» рабочих против капиталистов – стачки, саботаж, разрушительные бунты, которые будут нарастать по мере распространения идеалов нового общества без капиталистов и государства. Одновременно будет развиваться и разрастаться синдикалистская организация, которая в итоге охватит большинство рабочих. Их стачка станет всеобщей, старый мир будет парализован, и предприятия захватят сами рабочие, организованные в федерацию синдикатов. Эта федерация станет новой организацией общества.

Синдикализм давал значительный простор для политического творчества. Можно было «выращивать» федерацию союзов прудонистского типа или более централизованную коммунистическую структуру, действовать через профсоюзы или создавать партию, которая является политическим крылом профсоюзов. Один из лидеров американской социал-демократии и в то же время идеолог синдикалистской организации Индустриальные рабочие мира Д. Де Леон писал: «социалистическое общество знать ничего не знает о политическом государстве; в социалистическом государстве политическое государство является делом прошлого; оно либо атрофируется от неупотребления, либо его ампутируют – в зависимости от того, что диктуется обстоятельствами»[772]. По мнению Де Леона политическая партия может играть только разрушительную роль. Созидательные задачи могут играть только профсоюзы. После революции Генеральное исполнительное бюро Индустриальных рабочих мира станет руководящим органом хозяйственной жизни. Где оно будет располагаться, там и будет столица.

Конкретная модель будущего общества, изложенная в книге революционных синдикалистов Э. Пато и Э. Пуже, не оригинальна – она предусматривала распределение предметов первой необходимости по потребностям, а остальных благ – «по труду» с помощью рабочих книжек.

Современный исследователь В.В. Дамье пишет: «революционный синдикализм заимствовал в марксизме представление о примате экономики и прогрессивности классовой борьбы в развитии общества»[773] – идеи, в меньшей степени характерные для народничества и, соответственно, Кропоткина. Можно согласиться с В.В. Дамье в том, что «революционный синдикализм представляет собой лишь частичный, непоследовательный и противоречивый разрыв с индустриально-капиталистической системой»[774]. Но можно ли при таких оговорках вообще говорить о разрыве?

* * *

Ортодоксы марксизма увидели в революционном синдикализме опасного конкурента, и подвергли его резкой критике по двум направлениям: во-первых, следовало доказать, что революционный синдикализм враждебен марксизму, а во-вторых – что он враждебен интересам рабочего класса.

Они быстро выяснили, что революционный синдикализм предельно близок анархизму. Г.В. Плеханов писал об А. Лабриоле: «Поскольку он гремит против государственного вмешательства в экономическую жизнь общества, постольку его устами говорит (либеральный экономист – А.Ш.) Панталеоне; а поскольку он отстаивает идею договора, постольку его вдохновляет Прудон, и постольку он сам оказывается анархистом»[775]. Здесь Плеханов вослед немецким социал-демократам отходит от Маркса 70-х гг. к Лассалю, апологету как раз государственного вмешательства. Но либеральный экономист тут оказался лишним звеном – ведь анархисты выступают против государственного вмешательства еще последовательнее либералов.

Обнаружив близость революционного синдикализма и анархизма, Плеханов считает, что справился с первой задачей «отмежевания» нового течения от марксизма: «Синдикалистская критика «традиционного социализма» опирается, таким образом, как раз на те же теоретические положения, которые служили некогда анархистам в их борьбе против политики и тактики Маркса в Интернационале»[776]. Но не все так просто: в борьбе с бакунизмом Маркс и Энгельс эволюционировали в сторону антиэтатизма.

Лабриола не скрывает анархистских корней синдикализма: «синдикализм нашего времени в значительной степени является возвращением к прудонизму»[777]. Это дает основание Плеханову бросить вызов Прудону с его идеей общества, связанного взаимными обязательствами. Плеханов и не замечает, что в споре Прудном начинает рассуждать как Таккер, предлагавший рассчитывать только на силу: «Чем обеспечивается выполнение этих обязательств?»[778] Вопрос запоздалый, анархистская мысль давно на него ответила: угрозой санкций, чреватых в конечном итоге бойкотом, исключением из системы.

Плеханов словно боится потеряться между двумя теоретиками анархизма, и в отчаянии отступает на либеральные позиции (куда уже давно сдвигается европейская социал-демократия): «Но что такое договор? Это – сделка, налагающая на лиц, в нее входящих, известные обязательства, исполнение которых обеспечивается законом»[779]. Это удивительное для марксиста изречение. Закон сам по себе ничего не обеспечивает, если сам не обеспечен материальной санкцией (также, как и договор обеспечивается этической или материальной санкцией). Закон отличается от прудоновского договорного права тем, что принимается властной элитой. Плеханов думает, что для анархистов «закон плох именно потому, что он – закон», а в действительности потому, что он – навязан государственной машиной.

Собственно, тот же вопрос Плеханов мог бы задать и Марксу: чем обеспечивается выполнение обязательств при коммунизме, когда уже нет государственного принуждения?

Чтобы стать настоящим марксистом, Плеханову следует очиститься от анархистского наследия «Земли и воли» и «Черного передела». Ан-архии Плеханов противопоставил «пан-архию, которая дала бы возможность непосредственного участия в обсуждении и решении общественных дел всем взрослым членам общества»[780]. Но Плеханов не мог не знать, что анархисты тоже не собираются ограничивать чьи-либо права в решении общественных дел. В чем же тогда различие? О нем Плеханов умалчивает, но оно существует. Анархисты отстаивают автономию, марксисты говорят о решении дел всего общества в целом, которое регулирует жизнь каждого человека по единому плану. Соответственно, все могут участвовать в обсуждении этого плана, но не все могут его принимать. Ан-архия будущего – это защита автономии меньшинства, пан-архия – это решение, всеми обсуждавшееся и потому обязательное для всех, даже если они не согласны с результатом. Плеханов выступает за такое «общество, которое распределяло бы продукты сообразно с потребностями трудящихся»[781]. Но у трудящихся разные представления о своих потребностях, и что делать, если кто-то из них не согласится в этом вопросе с «обществом»?

Революционные синдикалисты не видели этого различия и подчеркивали, что они ближе к Марксу, чем нынешние социал-демократы. Лабриола выступает за возвращение к Марксу «без всеобщего избирательного права и парламентской системы, к Марксу 1848 и 1871 гг.»[782]

Революционный синдикализм не враждебен марксизму как таковому, он противостоит этатизму современной социал-демократии, где марксистский централизм сливается с лассальянским государственничеством. В принципе синдикалистская модель вполне совместима даже с централизмом Маркса – все зависит от того, как будет организован всеобщий синдикат будущего. Революционный синдикализм не привнес в историю социалистической мысли какие-то принципиально новые идеи, но он стал пространством сближения левого крыла марксистской традиции и синдикалистского крыла либертарного социализма, в большей степени тяготея ко второму.