Борис Казанов - Осень на Шантарских островах

• Название: Осень на Шантарских островах
• Автор: Борис Казанов
• Жанр: Русская классическая проза

---

Мощный толчок едва не выбросил Афоню из лодки. Вода хлынула через борта, наполнив лодку до половины. Афоня подхватился, резко повернул румпальник, поставив лодку носом против волны, и начал вычерпывать воду. Стемнело. Ветер переменился, задул с материка. Он вырывался из распадков, поднимая на мелководье большую волну. Афоня направил лодку под берег, где ветер был слабее. Вскоре он уже выходил на освещаемый знак Нерпичьего мыса.

В саженях двухстах по носу из воды выступал риф, за ним был осохший бар, на котором копошились чайки. Заслышав стук двигателя, чайки взмыли в воздух, повиснув над лодкой плотной колыхающейся завесой. И тут Афоня увидел на воде плавающие куски разбитой лодки, а затем он увидел человека -- тот лежал на гальке, и в темноте белели ступни его босых ног... Афоня обошел бар слева, чтоб порыв ветра не смог бросить лодку на камни. Перевесившись через борт, он зацепил человека багром и втащил в лодку.

-- Мулинка, -- проговорил Афоня нерешительно: он не смотрел на лицо утопленника, боясь поверить своей догадке.

Афоня расстегнул на нем телогрейку, положил ему на грудь руку и почувствовал под. ладонью слабый удар сердца.

Мулинка лежал между банок с согнутыми коленями. Афоня вылил ему на грудь компасный спирт и растирал так, что кожа горела на ладонях. Тело у Мулинки медленно согревалось. Афоня начал делать ему искусственное дыхание: Мулинка застонал, ноги у него судорожно передернулись. "Теперь Мулинка будет жить", -- подумал Афоня почти равнодушно, ощущая пустоту и холод в сердце. "Афоня нету труса... Тебя наша друг... Мулинка будет выручить друга..." -услышал он Мулинкины слова. И с внезапной ясностью он вспомнил весь их разговор и только сейчас понял, что произошло... Мулинка шел на промысел, чтоб защитить его от клеветы. Мальчик делал это ради дружбы, хотя и не мог простить Афоню. И Мулинке пришлось дорого заплатить за свою дружбу... Но почему Афоня не догадайся тогда обо всем? Может, потому, что земля так захватила его самого, что он был уже не в силах понимать других? "Если б вышел из Крестьяновки сразу, то не случилось бы этого надругательства", -тоскливо думал Афоня. И потом, когда возникли перед ним огни поселка, довел свою мысль до конца: "И поэтому должен я в море быть, в нем мое место".

Ночью он писал письмо Белкину. Получилось вот как: "Здравствуй, ученый Белкин! Посылаю тебе четыре тетрадки, которые я написал в поселке, когда бросил зверобойку. Три тетрадки по 12 листов, и в последней листок оторвался. В них я установил, что зверь, птица и человек, и вообще природа, обозлены между собой и гибнут один от одного. Но поскольку я человек, то больше всего не могу переносить, если это касается людей, и поэтому должон я обратно в море идти, чтоб спасать в нем все. А если тебе интересна моя жизнь, так ищи меня на спасателе "Атлас". С морским приветом к тебе Афанасий Белый, матрос первого класса".

Отплыл Афоня утром. Никто не провожал его. Когда огибал Нерпичий мыс, вспомнил, что остался на нем якорь от его лодки. Но за якорем Афоня не пошел, потому что торопился быстрей попасть на место. Сидел он в лодке не шевелясь, погруженный в свои мысли, и вздрогнул, услышав знакомый голос. Поднял голову и увидел в небе орленка. Тот кружил над лодкой и что-то лепетал на своем языке, часто махая неокрепшими крыльями. "Отбился от своих, -- подумал Афоня, -- теперь ему человек дороже отца-матери". Он полез в карман за папиросой и нащупал там Марьюшкину репку. Афоня крепко сжал ее в кулаке. Он безотрывно глядел на орленка, чувствуя, как звонко забилось в груди сердце. Тот долго провожал Афоню, выбиваясь из сил, далеко видный в пустом небе. Потом отстал и повернул обратно.

МЕСТНАЯ КОНТРАБАНДА

1

Полудворянин чистил двустволку, сидя на табурете возле печи, и посматривал через открытое окно во двор. Во дворе возле сарая коптилась рыба: густой ольховый дым поднимался к сараю по наклонной, покрытой листовым железом траншее и, охлаждаясь, окутывал селедку -- она висела гроздьями на проволоке, золотом проблескивая в дыму. Возле костра сидели две рослые ездовые собаки и смотрели на огонь свесив языки.

Заходящее солнце вливалось через низкое окно, отсвечивая на стенах и потолке. Этот дом состоял из одной громадной комнаты, раньше, по-видимому, их было несколько, но потом снесли перегородки. Возле окна стояла кровать и самодельный грубый стол -- на него было брошено несколько морских уток.

Тыльная стена была увешана охотничьими ружьями разных калибров. По ней, очевидно, производилась и пристрелка ружей, потому что штукатурка сплошь блестела от застрявшей в ней дроби, местами она была выбита до бревен. А многочисленные полки вдоль стен были уставлены мешочками с развешенной дробью и порохом, коробками с капсюлями, бутылками с ружейным маслом и всякой всячиной. Отдельно стояли статуэтки, мастерски выточенные Полудворяниным из моржовой кости. Они изображали предков Полудворянина -представителей красивого гордого племени айнов, которое обитало когда-то на Курильских островах и полностью вымерло при японцах. Родичи Полудворянина продержались дольше других, но и они сейчас покоились на небольшом погосте за домом -- его отсюда не было видно. Полудворянин считал себя последним представителем айнов и очень гордился этим, и хотя он внешне походил на айна, только бороды у него не было (по преданию, все айны были очень высокие, в рыжих бородах) , мало кто верил ему: никакого он языка не понимал, кроме русского, да и на островах появился недавно, когда стал работать на зверобойной флотилии, а до того воспитывался в детском доме во Владивостоке. Скорее всего, он придумал эту историю со своим происхождением, когда его списали с флотилии по инвалидности, чтоб, так сказать, на "законных правах" обосноваться на этом безлюдном острове, а потом сам поверил в собственную выдумку, и никто уже сейчас не оспаривал ее.

За окном послышался собачий лай и одновременно с ним стук щеколды на калитке. Во двор вошел кореец и, оглядываясь на рычащих собак, стал неуверенно пробираться к дому. Полудворянин повесил на стену вычищенное ружье, сильно хромая, вышел на крыльцо, турнул собак. Кореец вошел в избу и сел на единственный табурет. Кореец пришел морем с рыбокомбината, одежда на нем и борода были белые от. морской соли, усов у него не было. Это был старик с тонкими нервными пальцами игрока, маленький желтый кореец, особенно желтый сейчас, когда солнце освещало его худое лицо, хотя при дневном свете он мог вполне сойти за русского, если не улыбался. Кореец приметил на столе кусок зеркала и склонился над ним, приглаживая редкие волосы на голове... У него была сравнительно молодая жена, и поэтому он был постоянно озабочен своей внешностью. На этот раз он, по-видимому, остался ею вполне доволен, улыбнулся и посмотрел на Полудворянина:

-- Олька тебе передала длинный привета, -- и он показал, какой длинный привет передала его жена.

Полудворянин пропустил эти слова мимо ушей.

-- Будет бодягу разводить, -- сказал он. -- Выкладывай, что у тебя...

-- Шурка, -- обратился к нему кореец. -- Шуба просит тюлень...

-- Откуда он взялся?

-- С парохода. Сан-Ван привел...

Сан-Ван, то есть Александр Иванович, был сторож Северо-Курильского банка.

-- Сколько заплатит?

Кореец показал сумму на пальцах.

Полудворянин посмотрел на календарь: был конец сентября -- как раз день получки на рыбокомбинате. Ему все равно надо было ехать на рыбокомбинат за пенсией. Выходило, что кореец приехал вовремя. Но приезд его был необычный -- кореец хотел впутать его в грязную историю. Это была уже не первая попытка с его стороны, и обычно Полудворянин отвергал их, но на этот раз все-таки поддался на авантюру -- ему позарез нужны были деньги. Он собирался в большое морское плаванье и строил для этой цели лодку, а его друзья -старший инспектор рыбохраны и поселковый уполномоченный милиции -- были только мастера подбрасывать идеи, а денег от них не жди. А ему нужны были деньги, много денег: на двигатель, на обшивку, на дорожные припасы. Одной пенсией тут не обойдешься...

Полудворянин натянул поверх толстого свитера меховую куртку из оленьей кожи и пошел в сарай, чтоб взять дрыгалки.

В сарае лежала его лодка, вернее, ее каркас -- гладкий, из мореной аянской ели, такой крепкой, что аршинный медный костыль входил с трудом. Полудворянин любовно провел ладонью по подкильным брусьям. Он представил, какой красавицей станет его лодка, когда он обошьет досками корпус -круглый, как яйцо, нигде не приложить линейки, -- и покроет тонким нержавеющим железом, и выстелит плотной фанерой изнутри, когда навесит руль, поставит мачту с парусом из розового полотна... Полудворянин с сожалением вышел из сарая, оставив дверь незакрытой, погасил по дороге костер и отнес селедку в дом -- она уже достаточно прокоптилась. В доме он зажег лампу и повесил ее перед окном -- он всегда зажигал свет, когда уходил в море; снял с гвоздя зеленый пограничный плащ и фуражку. Печь была горячая, и Полудворянин плотно затворил окно, чтобы в комнату не надуло. Он подумал, как будет приятно вернуться после плаванья в эту теплую комнату, и у него сразу посветлело на душе.