Нгуги Тхионго - 5 рассказов

• Название: 5 рассказов
• Автор: Нгуги Тхионго
• Издательство: Правда
• Жанр: Современная проза
• Год: 1987

Из сборника произведений основоположника восточноафриканской литературы Нгуги Ва Тхионго (Кения). Рассказы: "Ньороге", "Возвращение Камау", "Венчание на кресте", "Миг торжества", "Свидание в темноте".

---

С детства Мириаму приучали к покорности, на воскресных проповедях ей твердили: не ослушайся отца, материи всевышнего! Добропорядочное воспитание в духе классического учебника преподобного Клайва Шомберга "Английские манеры для африканцев". Но у Мириаму был независимый нрав, и ее тянуло к Вариуки с его велосипедом "рэли", мешковатыми штанами, грубыми песнями и танцами. Он, как маяк, указывал ей дорогу из беспросветного мира Дугласа Джонса кнеоновому зареву города на горизонте. Она отдавала себе отчет в том, что он не может внушать доверия; её коробил его неопрятный вид, заплаты на рубахе, но она следовала за ним, поражаясь собственной решимости. Дугласу Джонсу не хотелось отдавать дочь за недоучку и беспутника, возмутителя покоя и порядка на фермах европейцев. "Такие типы плохо качают, — часто повторял районный комиссар. — Ими движет корысть, они сбивают с толку простодушных, неграмотных батраков, натравливают их на белых фермеров и миссионеров". Вариуки из их числа, ничуть не лучше других смутьянов. Но Дуглас Джонс вынужден был пойти на уступки: он любил, дочь и желал ей добра. Он призвал Вариуки к себе. Чего "стоит" наш будущий зять, много ли у него злата-серебра? Как и большинство батраков, Вариуки побаивался зажиточных хозяев-христиан. Он зачинил штанину, расчесал патлы и с легкой дрожью в коленях отправился с визитом.

Он стоял на пороге. Не предложив ему даже сесть, хозяева разглядывали его с головы до пят. Смущенный Вариуки не отрывал глаз от Мириаму, надеясь, что она придет на прмощь. В конце концов ему указали на стул, и он сел, уставившись в стену, не решаясь взглянуть на родителей невесты, на старейшин, приглашенных на смотрины, и все-таки чувствовал на себе пристальные взоры и явное осуждение. Дугласа Джонс, впрочем, являл образец христианского милосердия: "Подайте чаю нашему э… нашему будущему э… этому молодому человек. Что у вас за работа? Дояр? Гм, ну-ну, ничего, богатство — дело наживное, вы еще молоды. А каково жалованье? Тридцать шиллингов в месяц? Недурно, другие с меньшего начинали, истинное богатство от бога". Вариуки был горячо признателен за эти слова, он даже осмелился поднять глаза и улыбнуться старому Дугласу. Но то, что он прочел во взгляде старика, заставило его отвернуться к стене и покорно ждать казни. Казнь была медленной, холодное железо оставляло ровные, но глубокие раны. "Зачем жениться так рано? Ну-ну, как изволите, нынешняя молодежь не та, что в наше время. Кто мы такие, чтобы вас учить? Мы не против вашего союза. Но он должен быть скреплен на кресте. Венчаться в церкви! Конечно, на это нужны деньги. Чтобы содержать жену, тоже нужны деньги. Не так ли? Вы киваете головой, значит, согласны. Отлично. Разумный молодой человек — большая редкость в наши дни! В таком случае позвольте мне и моим досточтимым друзьям осведомиться о ваших сбережениях. Соблаговолите, молодой человек, предъявить старейшинам сберегательную книжку".

Вариуки был повержен в прах. Старейшины глазели на него с нескрываемым злорадством. Он перевел молящий взор на мать Мириаму, но не мог разглядеть ее лица. Он не знал, как поступить, готов был сквозь землю провалиться. Вдали от велосипеда и толпы поклонников, вдали от привычной обстановки закусочных и пивных он чувствовал себя совершенно беспомощным.

Он тяжело дышал, будто загнанный зверь; охотники, предвкушая добычу, наслаждались его агонией. Голова у него кружилась, в глазах потемнело. До сознания едва доходил голос благочестивого Дугласа Джонса. Он монотонно повторял, что не вправе обрекать дочь на лишения и нищету. Вариуки с отчаянием поглядывал на дверь.

Наконец, его отпустили. Оказавшись на воле, он перевел дух. Легкая дрожь в коленях еще не прошла. Он испытывал облегчение, очутившись вновь в привычном мире. Здесь он хозяин. Но мир словно подменили в тот день, и прежние развлечения уже не доставляли ему радости.

Казалось бы, он мог торжествовать. Мириаму ушла из родительского дома, и они уехали вместе. Он нашел работу на лесопильне в Ильмороге. Жили в шалаше, где он отсыпался после изнурительной работы и ежедневной брани ворчливых индийцев — хозяев лесопильни. Вариуки научился сносить обиды. Напарник его влезал на поваленный ствол, Вариуки становился коленями на землю и под аккомпанемент пилы напевал песни собственного сочинения, грустные песни о кровавой свадьбе сосны и топора. Опилки засыпали глаза, но от песни становилось легче на душе. Потом наступал его черед взбираться на ствол. Пила жадно вгрызалась в дерево, и Вариуки воображал себя злым великаном Мататхи, валившим непроходимые леса.

Дочь Дугласа Джонса чутко прислушивалась к голосу мужа, взлетавшему над шепотом листвы и воем ветра, и сердце ее часто билось в груди. Как непохожи его песни на скорбные псалмы, что пели в доме ее отца! От этой мысли счастливые слезы набегали ей на глаза. По субботам и воскресеньям он водил ее на танцы. Молодежь собиралась на лесной поляне. На обратном пути они отыскивали укромное местечко и предавались любви в высокой траве, Для Мириаму то были ночи неведомого счастья. Колючие сосновые иглы покалывали спину, она стонала, будто пригвожденная раскаленным железом, призывая мать и несуществующих сестер на помощь.

Казалось, и Вариуки счастлив: разве не чудо, что он, оборванец, сирота (отец его, служивший в составе английского экспедиционного корпуса, сложил голову в первую мировую войну в Танганьике), завоевал любовь девушки из богатого дома! Он перебирал в памяти события своей жизни, начиная с работы на плантациях пиретрума под палящим солнцем и студеными ветрами в Лимуру и до молочной фермы в Моло. Воспоминания всякий раз обрывались на разговоре с Дугласом Джонсом и старейшинами. Вариуки никогда уже не быть веселым и беспечным. Никогда он не забудет^ как злорадно кудахтали Дуглас Джонс и старики, унижая его мужское достоинство в присутствии женщин — Мириаму и ее матери.

Никогда! Он им покажет! Настанет и его черед посмеяться над ними.

Беспокойная нотка все слышнее звучала в его песнях — горечь несбывшихся надежд. Голос его дребезжал, как зубья пилы, впивавшейся в дерево. Вскоре он уволился с лесопильни, отвез Мириаму в Лимуру к своей престарелой матери, а сам как в воду канул. Доходили слухи, будто его видели в Найроби, Момбасе, Накуру, Кисуму и даже в Кампале. Будто бы он отсидел в тюрьме и вроде бы женился на девушке из племени луга и да.

Мириаму ждала. Лежа в холодной постели летними ночами, она вспоминала мгновенья сладкой боли под сенью ильморогского леса, на ложе из папоротников и травы. Родители отказались от нее, впрочем, она все разно не вернулась бы к ним. Она ждала ребенка, и это служило ей утешением; трогало и ласковое отношение свекрови. Родился малыш, и жизнь наполнилась смыслом. Снова поползли слухи: белые готовились к войне между собой, черных юношей, сыновей родной земли, вербовали на эту бойню. Неужели правда? Внезапно объявился Вариуки. Ей сразу бросилось в глаза, как он изменился. Стал скуп на слова. Куда подевался весельчак, вечно насвистывавший песенки? В чем причина такой перемены? Пробыв дома неделю, он вдруг объявил: поеду воевать. "Непоседа, — сокрушалась Мириаму, — чем ему дома плохо?"

Вариуки был одержим одной мечтой: стереть из памяти жестокое унижение, забыть насмешливые взгляды. Он сражался в Египте, Палестине, Бирме, на Мадагаскаре. О смысле войны, о том, за что воюют черные люди, он не задумывался. Лишь бы она кончилась поскорее. Может, удастся вернуться домой не с. пустыми руками? Тогда уж он добьется того, ради чего изъездил из конца в конец всю Кению. Англичане сулили черным солдатам денежное вознаграждение и работу, когда нечестивые немцы будут разбиты.

После войны он появился в Лимуру, исхудавший, но еще более утвердившийся в своей решимости. Недели две Мириаму грелась в отсвете былого пламени. Он рассказывал забавные истории о войне, пел сыну солдатские песни. С ней был ласков, как прежде, она вновь забеременела. Он стал подыскивать работу, На обувной фабрике в Лимуру бастовали рабочие, хозяева их уволили. Безработные осаждали ворота фабрики, предлагая свой пот и кровь в обмен на медяки. Забастовщики пытались помешать штрейкбрехерам — предателям общего дела, — но вмешалась полиция. Полицейские оттеснили дубинками пикетчиков и провели штрейкбрехеров но фабрику. Но Вариуки и здесь не повезло — видать, родился он под несчастливой звездой. Снова с толпами безработных бродил по улицам Найроби. Вернувшимся с войны солдатам не дали ни денег, ни работы, а "праведные" англичане и "нечестивые" немцы улыбались и пожимали друг другу руки.

Молодежь собиралась и Пумвани, Кариокоре, Шаури Мойо, горячо обсуждала, почему не берут на работу черных! но он на сходках не бывал. Вспоминал, как до войны батраки пробовали отстаивать свои права. Ни черта они тогда не добились, не добьются и теперь. Кроме стыда, память о юности ничего не вызывала. Не был бы он таким повесой, не пришлось бы сносить унижения от тестя. Молодежь говорила о демонстрациях, петициях, оружии, о том, чтоб силой прогнать белых из страны. Но его это не волновало. У него другая цель — добиться успеха. Настанет его Черед смотреть на Дугласа Джонса свысока. Таны самолюбия не заживали, лишали сна. Ему нет дела до того, что в стране хозяйничают белые и индийцы, что у них в руках и земля, и торговля, и промышленность. Призрак Дугласа Джонса в сером шерстяном костюме с жилетом, в шляпе и с зонтом-тростью неотступно преследовал его. Вариуки часто менял работу, испробовал все, был даже мелочным торговцем в Бахате. Брал партию носовых платков и карандашей у индийских купцов и сбывал их в розницу по цене, дававшей ему крошечный доход. Но разве это его призвание?!