Роман Кожухаров - Пуля для штрафника

• Название: Пуля для штрафника
• Автор: Роман Кожухаров
• Издательство: Эксмо : Яуза
• Жанр: Боевик
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-699-40134-5

Холодная весна 1944 года. Очистив от оккупантов юг Украины, советские войска вышли к Днестру. На правом берегу реки их ожидает мощная, глубоко эшелонированная оборона противника. Сюда спешно переброшены и смертники из 500-го «испытательного» (штрафного) батальона Вермахта, которым предстоит принять на себя главный удар Красной Армии. Как обычно, первыми в атаку пойдут советские штрафники — форсировав реку под ураганным огнем, они должны любой ценой захватить плацдарм для дальнейшего наступления. За каждую пядь вражеского берега придется заплатить сотнями жизней. Воды Днестра станут красными от крови павших…

Новый роман от автора бестселлеров «Искупить кровью!» и «Штрафники не кричали «ура!». Жестокая «окопная правда» Великой Отечественной.

---

Замполит даже не сдерживал расползшегося по его желтому лицу раздраженно-кислого выражения.

— Командир батальона срочно вызывает вас в штаб. Ни минуты промедления!…

— Э, товарищ замполит, сейчас не треба идти, — возразил лейтенанту Бондарь. Разогнув спину, он указал своей ручищей в сторону артобстрела. — Побачьте, шо робыться, — добавил Богдан. — Щас спуск к реке снарядами накроет.

— Отставить разговорчики!… — чуть не до визга дойдя, оборвал Бондаря замполит. — Аникин, вы слышали приказ?! Сро-очно к ротному!

— Есть — к комбату… — без всякого выражения откликнулся Андрей и, козырнув, тут же сорвался с места.

IV

Сопроводительные реплики лейтенанта Шанского, или Воблы, как прозвали его ротные острословы, Андрей уже не слышал. Слова его потонули в грохоте приближавшихся взрывов. Нагнувшись, придерживая ППШ правой рукой за ствол, Аникин побежал вдоль грунтовой, в грязь превращенной дороги прямиком к селу. Немцы переносили стрельбу ближе к берегу, и снаряды грозили вот-вот накрыть этот участок низкого, пойменного ската к пологому левому берегу Днестра.

Солдаты побросали свои бревна. Все с нескрываемой тревогой наблюдали, как к постепенно уменьшающейся фигуре их командира отделения приближаются взрывы.

— Чего стали? Быстро все за работу. Блиндаж еще не достроен! — с места в карьер попытался скомандовать замполит. Но истерически исторгнутый Воблой приказ был так единодушно проигнорирован, что лейтенант, осекшись и захлебнувшись в собственной желчи, молча спрыгнул в окоп, из-за бруствера глянув туда, где наперегонки с немецкой артиллерией соревновался Аникин.

Вот очередной земляной фонтан взметнулся вверх метрах в двадцати от старшины. Тот, как подкошенный, рухнул и вжался в ложбинку. Надо ж этой ложбинке в нужный миг в нужном месте как раз оказаться. Хотя это со стороны тем, кому невдомек, могло так показаться, что, мол, это ложбинка старшину нашла. На самом деле Андрея на встречу со спасительной выемкой в днестровской земле толкнули везение и наитие. Укрыла его всего лишь на несколько секунд, пока осколки летели и осыпался град глинистых комьев.

Чутьем, отточенным за сотни проведенных на передовой дней и ночей, угадал долю секунды, когда надо подняться и снова опрометью броситься вперед, по подсказанной тем же солдатским чутьем траектории.

Почти все из отделения уже перебрались в спасительное укрытие траншеи. Только Зайченко, как завороженный, торчал на поверхности среди брошенных досок и бревен.

— Во дает командир! — проговорил он. — В догонялки с немецкой артиллерией…

— Слышь, ты, дубина, бегом в траншею, — дернул его за сапог Бондарь. — Тебе все игры. Тут сама костлявая за командиром скачет.

— Оно понятное дело, — скатываясь вниз, согласно кивнул Зайченко.

— Тебе-то теперь, знамо дело, понятно, Зайченко… — отозвался кто-то с правого фланга траншеи. — Командир-то тебе здорово мозги вправил. Чтоб не шастал, где не надо…

— А ударчик у старшины хорош. Вишь, как его с правой свалил…

— Да уж, по части челюсти лучше со старшиной не связываться…

— Видать, и правду говорили, что он сам.

— Что сам…

— Ну, из штрафников. Из «шуриков», значит.

— А-а… — очухавшись, растянул Зайченко. — Так вот чего он так взъерепенился. Так, значит, командир наш тоже из искупивших…

— Ну и что? — вдруг схватил его за грудки Евменов и тряхнул что есть силы. — Дурачок ты, Зайченко. Я, к примеру, тоже из искупивших. Так я кровью свою вину смыл. Ты хочешь сказать, что ты лучше меня боец? А ну, говори?…

— Не, это… нет… — залепетал уже совсем испуганно Зайченко. — Не лучше…

— То-то же, — хмыкнул сержант и отпустил растерявшегося солдата.

— Да, Зайченко, ты уже второй раз за десять минут бревно из рук выпускаешь, — посмеиваясь, заметил Евменов. — Цепкости у тебя, Зайченко, нет. Руки дырявые, хе-хе. Где уж тебе Нинку ухватить…

Аникин, казалось, уже пересек линию, по которой выстраивали свою гибельную цепь наводчики немецкого орудия. Вдруг мощный взрыв вырос прямо посреди дороги, заслонив от сидевших в траншее фигурку командира.

— Накрыло! — не сдержавшись, выкрикнул Зайченко. Бондарь молча, со злобной досадой, ткнул его под ребра кулачищем. Отсюда действительно всем показалось, что взрыв должен был задеть бегущего.

Но вот глина опала, и в облаке бурой взвеси все увидели, что бежевое пятно выцветшей кацавейки старшины Аникина приближается к сельским хатам.

Картина эта вызвала в траншее рев нескрываемого восторга.

— Вот молодца!

— Обломилось костлявой в жмурки с командиром играть!

— Не на таковского напала!…

Бондарь один старался сохранить подобие сдержанности, хотя и его распирало от радости.

— Ну, чё разорались. Чай, не на футболе.

Траншея действительно напоминала в этот момент трибуну ЦСКА сразу после результативного сольного прохода форварда красно-белых. Даже Евменов, молчаливый и неулыбчивый, потеплел взором, и в уголках его глаз подобием улыбки собрались лучики морщин. Только на желчном лице замполита сохранялось то же выражение брезгливой недужности. Действительно, будто присохло оно к его вяленой физиономии. Но на лейтенанта в этот момент никто не обращал никакого внимания.

V

Комбат, несмотря на свой простуженный и усталый вид, встретил Аникина на пороге отведенной под штаб хаты.

— Ну, ты даешь, чертяка! Не мог переждать пяток минут? — приветив, добавил он. Доложили капитану или сам он видел футбольный прорыв Аникина через артобстрел к селу, Андрей выяснять не стал. Его беспокоило, что отделение до сих пор оставалось в траншее, что называется, без крыши над головой. Поскорее хотел Андрей выяснить, зачем его звал командир батальона и быстрее обернуться к своим. Оно понятно, ребята надежные и сами от работы волынить не будут. Один Бондарь чего стоит. Да только под личным присмотром дело спорится надежнее и спокойнее.

— Велено, товарищ капитан, явиться безотлагательно, — без всякого панибратства отчеканил Аникин. — Потому и не счел возможным… пережидать.

Комбат, пропуская старшину в низенькую, но опрятную, выкрашенную белой известью комнату хаты, тяжело вздохнул.

— Это от замполита приказ такой получил? — в вопросе капитана прозвучало недвусмысленное раздражение. «Видать, наш Вобла уже и капитана допек», — подумал Андрей, стремительно проходя внутрь.

Там, уже в несколько слоев спеленав воздух сиреневым дымом от самосада, скучились вокруг застеленного чистой скатеркой стола ротные и взводные. Никого из командиров отделения Аникин не приметил. Во главе стола, возле стула, который, видимо, предназначался самому комбату, восседал собственной персоной начальник штаба полка майор Дедов.

Несмотря на дымовую завесу и загромождение воинским командным составом, в самом облике чистенькой, опрятной комнатки неуловимо чувствовалось деятельное участие аккуратной и нежной женской руки. А вот и разгадка волшебства. Явилась, так сказать, сама собой. Не успел Аникин поздороваться с присутствующими, как вошла в светелку Нина, ротный санинструктор. Невольно Андрей на миг забыл о только что пережитой смертельной опасности, словно окунулся с головой в исходившее от нее сияние. И дело было не только в самоваре, который она уверенно держала в своих нежных, белых ладошках.

Натертый до медно-солнечного блеска, он словно разогнал табачную пелену и озарил всю комнатку сверканием своих крутых боков. И вся она, такая же крутобокая, аккуратная в своей отутюженной гимнастерочке, с неизменной улыбкой на по-деревенски простом, но удивительно добром девичьем лице, выглядела так лучезарно, что вся солдатская братия невольно прищурилась от восхищения и удовольствия ее лицезреть. Что ж, в этот момент Аникин вполне понимал, почему тот же Зайченко мимо штаба неизменные крюки выписывал.

— Нинка, ты это… самовар-то поставь и ступай, — с какой-то неясной тоской проговорил ротный, тяжело вздохнув и закашлявшись. Точно и сам понимал, что сокровище ему досталось чересчур драгоценное и каждый из сотни одичалых, загрубевших бойцов его роты на Нинку зарится и в грешных снах ее видит. Но это еще полбеды. Как сразу смекнул Аникин, тоску на ротного больше нагоняли частые визиты начштаба майора Дедова. Этот пялился на санинструктора в оба масленых глаза. Ходили по роте слухи, что он уже предлагал перевести ефрейтора Хмелёву с повышением в звании в медсанбат, который размещался неподалеку, в селе Коротном, вместе с командованием полка.

VI

— Слушаюсь, товарищ капитан, — игриво ответила Нинка, ловко повернув свои пышные бедра и щелкнув каблучками сапог. Среди собравшихся прошел гул несдержанных восхищенных междометий.

— Ладно, зрители, не кино сюда пришли смотреть… — резко оборвал сеанс капитан. — Вот, товарищи бойцы, старшина Аникин, командир третьего отделения третьего взвода. Демьяненко здесь? А то накурили так, что хоть топор вешай…