Андрис Колбергс - Ничего не случилось…

• Название: Ничего не случилось…
• Автор: Андрис Колбергс
• Издательство: Лиесма
• Жанр: Детектив
• Год: 1991
• ISBN: 5-410-00684-4

Действие романа А. Колбергса происходит в то время, когда «застой» уже признается фактом, но никто еще не может сказать, когда он будет ликвидирован.

Автор романа — известный латышский прозаик, работающий в детективном жанре.

---

— Не надо… Прошу вас, не надо… Нет, не надо…

Он ничего не отвечал, дрожащими руками пытаясь раздеть Ималду и хоть в пределах необходимого раздеть себя. Она хотела еще что-то сказать, но он уже добрался до ее груди, целовал и кусал, что-то порвал из белья… Рауса дернул за какой-то рычаг и сиденье опустилась горизонтально. Девушка больше не сопротивлялась, только повторяла: «Пожалуйста, не надо!», он ей что-то обещал, наконец неожиданно для себя перебрался на заднее сиденье и потащил туда Ималду.

Уже лежа, она еще пыталась подняться, но правой руке недоставало опоры — передние сиденья были опущены, а левая в попытке ухватиться за что-нибудь скользила по заднему стеклу.

Теперь она хотела только одного — чтобы скорее все кончилось, чтобы никогда больше, никогда не повторилось.

И когда ЭТО кончилось, глаза девушки стали словно неживыми. Рауса помог ей одеться, что-то говорил, но она не воспринимала его слов и поэтому не отвечала.

На улице было холодно, окна в машине запотели, она потянулась и ладонью провела по стеклу.

— Осторожно! — вскрикнул Роман Романович с той неповторимой интонацией, какая бывает у владельцев автомашин, когда они чувствуют угрозу своему сокровищу. — Там расположен обогреватель стекла!

Рауса испытывал глубокое разочарование.

— На сцене ты куда темпераментнее, — сказал он, когда ехали обратно. — Может, тебе нужна музыка?

А через несколько минут, обнаружив, что на заднем стекле не исчезает широкая запотевшая полоса — как лента серого сатина, — раздраженно заметил:

— Порвала все-таки! Жилку обогрева порвала!

Ималда пришла домой и заперлась в ванной, хотя понимала, что в квартире кроме нее никого нет. Долго-долго мылась, потом тихо и отчаянно заплакала, как заблудившийся ребенок, который видит вокруг только чужие, чужие, чужие лица.

«Я хочу воспользоваться еще некоторыми превосходными наблюдениями, сообщенными Дэнэ, дорисовать картину жизни крыс в неволе. «Днем и после полуночи, — говорит этот писатель, — пасюки спят, утро и вечер — время их самой большой деятельности. Оне охотно пьют молоко; тыквенныя и конопляныя семена для них лакомство. Обыкновенно дают им хлеб, слегка смоченный молоком или водой, по временам картофель, последний оне едят охотно. Я не даю мяса и сала — их любимых блюд — ни им, ни другим грызунам, живущим в неволе, потому что от этой пищи их моча и даже испарения получают пронзительный и противный запах. Этого в высшей степени неприятнаго запаха, свойственнаго также обыкновенным мышам и сообщаемаго ими надолго каждому предмету, к которому только прикасаются, совершенно не бывает у белаго пасюка, если его держать, как сказано.

Оне очень любят общество своих. Часто устраивают общее гнездо и греются, прижавшись друг к другу; но если один из товарищей умрет, то все немедленно бросаются на него. Прежде всего вскрывают ему череп, выедают мозг, а потом пожирают и остальной труп, оставляя кости и шкурку. Нужно непременно отделять самцов, когда самки беременны, потому что они не дают им покоя и непременно сожрут детенышей. Мать всегда полна нежности к своим крысятам, она заботливо смотрит за ними, и те платят за ея нежность всевозможными ласками.

Живучесть этих созданий просто удивительна. Раз я хотел утопить стараго белаго пасюка, чтобы прекратить его страдания. Именно: у него около четырех месяцев была на шее дыра в коже величиной с горошину, и через эту дыру проглядывали мышцы. Я не предвидел возможности исцеления; напротив, рана постоянно увеличивалась. Окружности ея была сильно воспалена и на целый дюйм кругом обнажена от волос. Я с полдюжины раз опускал больную крысу в ледяную воду и держал по нескольку минут под водой, она все еще жила и старалась лапками удалить воду из глаз. Я посадил ее в клетку на подстилку из сена и соломы и внес в теплую комнату. Скоро моя крыса совсем оправилась; видно было, что холодная ванна ей нипочем. Аппетит ея скорее увеличился, чем уменьшился. После нескольких дней я из теплой комнаты перенес ее опять в холодную, но дал ей сена, из котораго она тотчас устроила себе удобное гнездо. К удивлению моему, я стал замечать, что рана с каждым днем уменьшается; воспаление тоже становилось менее сильным, и через четырнадцать дней моя больная совершенно выздоровела. Очевидно, холодная ванна оказала ей большую пользу, прекратив воспаление. Едва ли какой-нибудь другой грызун был бы в состоянии вынести такое повторное купание, не поплатившись жизнью. Счастливый исход в этом случае можно приписать только живучести и образу жизни пасюка, для котораго вода вторая стихия.»

Накануне выпив реладорма, чтобы заснуть, Ималда поднялась поздно.

Дед с портрета обвинял в слабости: почему не кричала, не царапалась, не пинала, не отбивалась — он, как человек прежних времен, многое не мог понять.

Вчерашнее событие следовало скорее вычеркнуть из памяти — так проще и удобнее, а со временем, может, пройдет и горечь: наперекор всему надо жить, тем более, что смерть всегда в надежном резерве. Но в Ималде все взбунтовалось: не столько из-за самого факта — ведь можно понять вспышку страсти, в конце концов можно понять и неумение директора владеть собой, — сколько из-за того, что Рауса обошелся с ней как с неодушевленным предметом. Ималда боялась повторения, хотя знала, что будет избегать всяких встреч. Свое бессилие противостоять Раусе, свою зависимость от него Ималда переживала почти как физическую боль.

Оставалось только исчезнуть — в какой-то степени и это месть.

Отрепетировав, — директор ей не повстречался — Ималда сразу отправилась на вокзал, села в электричку и поехала в Юрмалу.

Ресторан «Мадагаскар» расположен на самом берегу моря. По проторенным дорожкам вдоль ледяных торосов у берега прогуливались отдыхающие из окрестных санаториев — все в пальто, но большинство уже без головных уборов: после полудня было по-весеннему тепло. Снег и разломы льдин сверкали на солнце, на зеленоватой воде покачивались чайки и терпеливо ждали, когда им бросят кусочки хлеба — с громким криком они ловили их на лету.

Из администрации «Мадагаскара» Ималда никого не встретила, а в бухгалтерии ей сказали, чтобы поднялась на второй этаж.

Ималда постучала в дверь, изнутри ответили: «Войдите!» и она вошла в просторное помещение с декорациями. По обе стороны стола, заваленного бумагами, документами и блокнотами, сидели двое мужчин — один худой, словно удлиненный, другой — устрашающе бородатый — из-под густых черных волос сверкали белки глаз, ни носа, ни губ Ималда не заметила, во всяком случае не запомнила.

— Проходите, пожалуйста, присаживайтесь! — бородач указал на свой стул и, обратившись к длинному, сказал: — Зайду завтра.

В дверях он остановился и, видно, заканчивая разговор, заявил худому:

— Заруби себе на носу! Я пишу книги не для того, чтобы давать ответы, я пишу их, чтобы ставить вопросы!

Уходя он довольно резко закрыл дверь.

— Садитесь… Садитесь… — Длинный чуть привстал, приглашая. — Чем могу быть полезен?

— Меня зовут Ималда Мелнава. Работаю в «Ореанде».

— Теперь узнаю — видел вас на эстраде.

От его слов будто теплом повеяло.

— Обстоятельства сложились так, что из «Ореанды» я вынуждена уйти.

Длинный встал, присвистнул и, покусывая губы, стал ходить по комнате.

— Укротитель ни в коем случае не отпустит вас! — наконец сказал он. — Ни за что не отпустит, я его слишком хорошо знаю — был моим учителем… Не от-пус-тит! — Он широко зевнул, прикрыв рот ладонью. — Кого он поставит вместо вас? Вы же опора всей команды! Не будет вас, программа начнет хромать…

— Если уж я решусь — меня никто не удержит!

— Наверно, надеетесь получить работу у нас, в «Мадагаскаре»? Видите ли… Как бы вам попонятнее объяснить… То, что является потерей для одного — не обязательно приобретение для другого… У нас совсем другая школа. Вы выдаете вальс — пам-па-па, пам-па-па… Что плохого в вальсе? Да ничего плохого! Просто мы брейкуем. Это так, для сравнения… Вакансий у меня тоже нет. Если вам так уж не терпится удрать из «Ореанды», поговорите лучше с Рейнальди — он сам вас устроит — или в «Беатрису» или в «Вершину». Мингавская, например, оттуда охотно перешла бы в «Ореанду» — во-первых, кабак шикарнее, во-вторых, расположен ближе к ее дому… А по манере исполнения вы даже чем-то похожи… Что же касается «Беатрисы», то там положение просто катастрофическое — либо срочно делать более или менее нормальную программу, либо закрывать лавочку вообще. Тогда уж лучше оставить только оркестр, чем смотреть, как эти увечные дрыгаются в польке! Старик Укротитель по этой части начальник в Риге — он может все прекрасно уладить… Поговорите с ним, объясните свое положение, он сам вас и переведет, не придется даже трудовую книжку марать лишней записью…