Джонатан Кэрролл - Кости Луны

• Название: Кости Луны
• Автор: Джонатан Кэрролл
• Издательство: Эксмо ; Домино
• Жанр: Ужасы и Мистика
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-699-33750-7

Легендарный роман мастера магического реализма, достойного продолжателя традиций как своего знаменитого однофамильца, так и Ричарда Баха; впрочем, Кэрролл не любит, когда его сравнивают с Воннегутом или Дугласом Адамсом, предпочитая сравнения с Гессе, Маркесом и прочими, по его выражению, авторами «сказок для взрослых».

Познакомьтесь с Каллсн Джеймс. Она живет на Манхэттене, любит своего мужа и дочку. Ее сны продиктованы ее жизнью — но с какого-то момента сама жизнь начинает диктоваться снами.

(задняя сторона обложки)

Это книга, от которой в буквальном смысле невозможно оторваться. «Кости Луны» обволакивают вас, будто мягкая перина после трудового дня, и вы, убаюканный, вдруг понимаете, что не в силах и пальцем шевельнуть: из матраса выросли железные челюсти и начинают смыкаться.

Стивен Кинг

Отчасти роман Кэрролла похож на сочинения Стивена Кинга… но без мрачной психоделики автора «Темной башни». Отличное чтение, остроумное, легкое, пригодное и для метро, и для тихого домашнего вечера. Рекомендуется всем, кто не погряз в безнадежном снобизме.

«Иностранец»

Прелесть романа заключается не столько даже в фэнтезийной его части… а в описании радостей нормальной, самой что ни на есть посюсторонней действительности. Редко кому из современных авторов удается описать по-настоящему здорового, симпатичного, уравновешенного индивидуума, а у Джонатана Кэрролла это получилось. Таков муж героини. Их первая ночь, их жизнь в Италии, их поездки к родителям, завтраки на маленькой кухне — все дышит жизнью. Джонатану Кэрроллу удалось конвертировать щедрость жизни в щедрость текста. Мистику можно рассматривать как приправу к этому блюду из простого натурального продукта.

Ольга Славникова

Построение сюжета более всего напоминает цикл «Темная башня» Стивена Кинга… На мой вкус, Кэрролл пишет более интересно, выпукло и более жестко, нежели Кинг. «Кости Луны» читаются на одном дыхании, в то время как для преодоления многотомных приключений героев Кинга требуется упорство недюжинное. Но главное в другом — Кэрролл не стал рассусоливать, он отжал воду и оставшийся путь до Темной Башни и ее властелина уместил на 280 страницах. Это радует несказанно…

Сергей Красиков («Пуговички»)

---

Что хорошо, работа пришлась ему по душе, и каждое утро он вставал на службу с радостным предвкушением.

На уик-энд мы стали ездить к моим родителям, у которых был дом на берегу Лонг-Айленда. Как я и думала, Дэнни полюбился им с первого же взгляда, и мы замечательно проводили время вчетвером, греясь на солнышке, поедая летние фрукты и радуясь, что мы вместе.

Одним из множества открытий этого лета явилось то, что я никогда больше не поплаваю на пару с отцом. Ему уже исполнилось семьдесят, и он опасался за свое сердце; после очередной операции он сильно сдал и предпочитал осторожничать.

Раньше мы обычно проводили в родительском доме на Лонг-Айленде весь июнь. Такое ощущение, будто мы только тем и занимались, что плавали в океане. У нас были автомобильные камеры, надувные матрасы и нарукавники — целая флотилия, предназначенная для того, чтобы помогать держаться на воде, когда собственные конечности устанут.

От тех лимонно-ярких дней в памяти засели корзинки, полные пляжной снеди — холодная курица, теплый лимонад, замороженный десерт с сиропом, — и ярко блестящие, прилипшие к черепу волосы отца, который плывет в прибое бок о бок со мной. Казалось, ему принадлежит весь океан.

Мы с отцом часто гуляли — и в детстве, и когда я вернулась из Европы. Слушая мои воспоминания о старых добрых деньках, он улыбался и медленно мотал головой: так улыбаешься, вспоминая какую-нибудь несусветную глупость, совершенную в незапамятные времена. Совсем несусветную — но о которой ни капельки не жалеешь.

В один прекрасный день он удивил меня, бесцеремонно — однако предельно осторожно — коснувшись моего округлившегося живота:

Скоро сам уже будешь плавать, точно?

Я улыбнулась и крепко-крепко его обняла. Он был немного похож на Дэнни — оба предпочитали не афишировать своих эмоций. Мы подставляли щечку при встрече и расставании, но этим все и ограничивалось. Иногда мне казалось, что он стал стесняться меня, когда я выросла. Пока я была маленькой, он мог обнимать меня, целовать, качать на коленке, но когда оформилась грудь и начались звонки от ухажеров, то отношения с отцом… нет, менее теплыми они не стали, но определенная дистанция возникла.

Однако его операция, травма Дэнни и моя беременность способствовали нашему сближению. Операция — так как он в полной мере осознал, что смертен и что в мгновение ока можно лишиться всего; искалеченное колено Дэнни и то, что я жду ребенка, — так как… да по той же самой причине. В мгновение ока можно лишиться абсолютно всего, особенно счастья и определенности, но чем лучше ты умеешь противостоять ударам судьбы или даже… чем больше останется после тебя на земле, тем лучше. К тому же у моего отца это должен был быть первый внук (или внучка), и в глубине души я молила всех святых, чтобы папа успел погулять с ним или с ней у моря. Пусть даже не поплавать (что папе удавалось лучше всего), но хоть потыкать вместе мечехвостов.

Настоящее чудо, но нам с Дэнни опять удалось приземлиться на ноги. К таким оборотам я не была приучена, и потребовалось почти целое лето, чтобы я свыклась с фактом, что все у нас будет хорошо.

3

Остров Рондуа возвратился. Удобно устроившись на шее у зверей, мы с Пепси ехали по нескончаемой равнине. Вдали виднелись оранжево-розовые пирамиды, резко контрастирующие с черным вулканическим пейзажем вокруг.

Волчица Фелина рассказывала нам историю своих предков — как они вышли из моря красными рыбами и расстались с чешуей, достигнув суши. Выяснилось, что все животные, попав на Рондуа, претерпевают видовую метаморфозу. Умница Пепси поинтересовался, не придется ли пройти через это и нам, раз мы здесь. Мистер Трейси, чья бархатистая шляпа сидела на покачивающейся при ходьбе голове как влитая, ответил, что мы через это уже прошли.

Верблюд Марцио часто брал на себя роль гида, обращая наше внимание то на голубых птеродактилей, пролетевших вдалеке однажды утром, то на солнце, начавшее расходиться пополам, что означало конец очередного рондуанского месяца.

Многие из этих первых снов сводились к долгим пейзажным панорамам. Говорились разговоры, но зачастую я теряла нить беседы, потому что меня гораздо больше интересовало то, что открывалось глазам. К тому же впоследствии я осознала, что слушаю так невнимательно, поскольку многое слышала раньше. Анекдоты, которые мгновенно забываются, пока кто-нибудь не начнет рассказывать по новой; я сто раз могла перебить животных и сама рассказать сыну, что было дальше: как горы научились бегать; почему рисовать карандашами позволено только кроликам; когда все птицы решили стать одного цвета… Несмотря на такой багаж знаний, я по-прежнему не имела ни малейшего понятия, что мы делаем на Рондуа.

Наше первое после возвращения американское лето выдалось приветливым, и, несмотря на мучительную нью-йоркскую жару и влажность, мы приспособились к темпу и некогда привычному образу жизни. Приятно было, что можно спокойно пойти посмотреть новейшие фильмы, причем опять на языке, понимание которого не требует чудовищных усилий. Я ходила по книжным магазинам и выставочным залам, а раз в неделю мы с мамой тайком выбирались пообедать в какой-нибудь дорогой ресторан, где все официанты писаные красавцы, но еда совершенно одинаковая на вкус, какой бы ни объявлялась в меню — турецкой или китайской.

Я очень стеснялась этого, но толстела и толстела. Как-то я поинтересовалась у Дэнни, возможно ли родить дирижабль. Скорее, сказал он, это будет четырнадцатифунтовый «Сникерс».

Иногда, но только иногда, я думала о мальчике из моих снов и гадала, кто у нас родится. Что, если сын? Назвать его тогда Пепси Джеймс? Нет. Вопрос имени мы уже обсудили и решили, что, если будет мальчик, назовем его Уокер, а если девочка — то Мей. Мы с Дэнни любили старомодные имена.

Я приобрела пять книжек о детском воспитании и накупила столько детской одежды, что Дэнни счел, будто в глубине души я уверена, что рожу тройню, только ему пока не говорю.

Накануне родов мы с Дэнни часов до одиннадцати смотрели телевизор, а потом пошли спать. Через несколько часов я проснулась; мне было неудобно и мокро. Воды уже отошли, но мы с Дэнни не позволили застать себя врасплох: сохраняя спокойствие, собрали мои сумки и отправились в больницу.

Доктор был само участие, роды — кошмарными… и ребенок явился на свет, оглушительно голося, красный и сморщенный, как перезрелый живой фрукт. Мей Джеймс. Ее наскоро привели в божеский вид и дали мне подержать. Я пребывала в эйфории, как это всегда бывает сразу после родов, прежде чем снова накатят приливными волнами боль и утомление. На первый взгляд Мей была если и не весела, то вполне бодра. Непонятно откуда возник Дэнни и замер у противоположной стенки, смущаясь и лучась счастьем, как электрическая лампочка.

Папаша, подойдите взглянуть на дочку.

Дэнни двинулся к нам, заранее вытягивая руки принять Мей. Внезапно я ощутила, что меня захлестывает черный вал усталости, и отключилась.

Потом Дэнни рассказывал, что не сводил с меня глаз и потому, к счастью, догадался, что я вот-вот выроню нашу новорожденную на пол. В последний момент, в подкате, он успел ее поймать.

Я проснулась на Рондуа; под головой у меня были колени Пепси.

— Мам, ты так долго спала!

Во сне я понимала, что только-только родила, но на мне была все та же одежда, и я прекрасно себя чувствовала. Я опять была готова двигаться дальше. Приподнявшись, я посмотрела в сторону гор, Монетной и Кирпичной: если все сложится удачно, через несколько дней мы за них уже перевалим. Куда нам дальше, я не знала. Никто из животных не хотел об этом говорить.

Марцио и Фелина стояли поодаль, спокойно ожидая, когда мы скомандуем выступать. Они были такие огромные, что закрывали мне, сидящей на земле, полнеба.

— Ну вот, Каллен проснулась. Теперь можно двигаться к горам, — проговорил сидящий рядом мистер Трейси, не сводя своих добрых глаз с далеких утесов.

— Мистер Трейси, это из-за Мей? Нам нужно туда из-за нее?

— Каллен, в твоем распоряжении три вопроса. Два ты уже задала, и ответы на них значения не имеют. Это было совершенно не обязательно. Но третий вопрос может потом очень сильно помочь Пепси, так что будь осторожна.

Он ожидал моей реакции, понимая, что я не стану тратить третий вопрос, мой третий вопрос, на какую-нибудь ерунду. Наверно, это вопрос, ответ на который будет получен в свое время; что ж, поживем — увидим. Прежде чем задать его, придется хорошенько подумать.

— Самый короткий путь — через равнину, но он же и самый опасный. Как поступим?

Все повернулись ко мне — три зверя и маленький мальчик ждали моего ответа.

Я обвела взглядом равнину и увидела вдалеке едва различимые, но зловещие силуэты Забытых Машин. Изобретенные в эпоху, когда все механическое считалось безусловно положительным и в то же время волшебным, они с легкостью обращали камень в железо, а зеленые растения — в лекарства, ткань, коричневое топливо. Впоследствии заброшенные из-за несбывшихся надежд или ради новых, более удачных сочетаний, они были предоставлены сами себе в расчете на то, что остановятся и умрут. Но они не умерли. Машины не умирают — лишь замирают в ожидании. Как и многое другое на Рондуа, однажды они просто возникли посреди равнины.