Анджей Сапковский - Змея

• Название: Змея
• Автор: Анджей Сапковский
• Жанр: О войне

Вот как сам автор описывает сюжет романа:

"…сюжет «Змеи» родился из услышанной мною военной легенды, любая война обрастает такими «рассказами из окопов». Легенда гласит, что молодой солдат, не обращая внимания на насмешки друзей, вылечил раненую змею. А змея отблагодарила его, спася солдата от смерти. Было это во время афганской войны 1979–1989 годов, была даже сложена солдатская баллада об этом случае, такая, под гитару, в стиле Высоцкого. Развивая сюжет и видоизменяя его в жанре фэнтези, я остался верен реальным обстоятельствам — Афганистан и война, которая породила легенду."

---

Павел Леварт помнил день и минуту своего первого экстрасенсорного видения. Он был уверен, что никогда, до конца жизни не забудет ни дня, ни минуты этого события. А также сопутствующих ему обстоятельств.

Он рассматривал книгу, которую получил в подарок на свой восьмой день рождения. Книга была большая, чтобы справиться с ее страницами, ему пришлось сидеть на полу. Книга ему очень нравилась, он мог часами рассматривать картинки, на которых были изображены кадеты, мальчики ненамного старше него, выглядевшие в своих элегантных парадных мундирах как настоящие маленькие офицеры. На одну маленькую картинку он мог смотреть без конца. На ней был трубач, играющий сигнал тревоги. Он был нарисован так красиво, что можно было услышать звуки трубы. И в действительности маленький Паша несколько раз услыхал трубу, но подумал, что эти звуки доносятся с улицы.

Об оконное стекло, сердито жужжа, билась пчела, из кухни доносились громкие голоса. Мама разговаривала с соседкой, тетей Лизой. Мама жаловалась на отца, который сильно опаздывал с работы, наверное потому, что опять пьет водку с друзьями. Хотя и обещал бросить пить. Тетя Лиза, муж которой был железнодорожником и пил, не просыхая, успокаивала маму. Вот протрезвеет и вернется — говорила она — они всегда возвращаются, где им будет так хорошо, как дома. Но ведь обещал, — подымала голос мама. Они всегда обещают — успокаивала тетя Лиза.

И тогда в ушах у Паши зашумело и зазвенело. А кадет в книге отнял трубу от губ. Он посмотрел на Пашу Леварта, заморгал глазами, как будто удивленный тем, что видит.

Твой отец не вернется, Пашенька — сказал он. Несколько часов назад возле магазина он встретился с двумя незнакомцами, которые искали третьего, имеющего пять или шесть рублей, которых им не хватало для важной покупки. Купив то, что нужно, они отправились на Остров декабристов, в парк над Смоленкой, чтобы это употребить. Там незнакомцы заметили, что у отца есть еще пять рублей, кожаный кошелек и часы «Полет», и вот сейчас, в эту самую минуту они его убили. Ударили кирпичом по голове. Тело оно сейчас затащат в кусты возле речки Смоленка. Там его скоро и найдут, Пашенька. В кустах на берегу Смоленки, возле Смоленского моста.

Паша резко захлопнул книгу с кадетами и расплакался. Побежал на кухню, чтобы обо всем рассказать маме и тете Лизе. Женщины сначала жутко накричали на него, угрожали наказать за дикие выдумки и фантазии. Но поскольку он не переставал плакать, побежали в милицию.

И все, что рассказал кадет-трубач, оказалось правдой.

— Повышенная возбудимость, — сказал врач, к которому привели Пашеньку после того, как он предсказал, что старший брат сломает руку в пионерском лагере. Не было ли в семье случаев сифилиса и не пьет ли мальчик, — выяснял другой врач после того, как Пашенька напророчил мужу тети Лизы, железнодорожнику, что его посадят за кражу дизтоплива. Истерия, диагностировал третий после очередного видения Пашеньки, это уже в клинике детского психиатрического отделения Института психоневрологии им. Бехтерева. Параноидальная шизофрения, констатировал четвертый, из того же института. Классическая парафрения, опроверг обоих предшественников пятый, со званием профессора. Я это вылечу, пообещал он.

Пашенька вышел из клиники после полугодового пребывания там, как раз во-время, чтобы окончательно не одуреть от психотропных препаратов. Его признали выздоровевшим, потому что он смог убедить в этом профессора Викентия Абрамовича Шилкина, который просил называть себя дядей Кешей.

Дядя Кеша был лысым, как колено, он носил большие очки, грязноватый белый халат и выгоревший галстук в горошек, такой как у Ленина на большинстве портретов. По институту, вспоминал Леварт, ходила злобная сплетня, что этот галстук у него еще со времен НЭПа, года с 1925- го. В сплетню эту Павел не верил. Галстук был старше. Даже в период НЭПа не делали в СССР таких добротных и прочных галстуков. Дядя Кеша остался доволен. Паша научился не признаваться в том, что у него были видения. А всякие тесты дяди Кеши он прошел, потому что какой-то голос подсказывал ему ответы. Именно такие, какие дядя Кеша ожидал.

За день до выписки из клиники было видение. Дядя Кеша умирал от обширного инфаркта. Среди суеты, во время празднования круглой годовщины Победы, 9 мая 1965 года. Через четыре дня.

Паша Леварт, уходя, не рассказал ему об этом. Не мог. Потому что выздоровел.

*

Лечение, которое прошел Павел Леварт в институте Бехтерева, было успешным в единственном, но зато существенном аспекте: десятилетний Павел был готов на все, на абсолютно все, чтобы только не попасть туда снова. Притворяться, что у него нет никаких видений и предчувствий, также как и лгать об их наступлении мальчик счел недостаточным — в конце концов на лжи можно попасться, можно невольно выдать себя, можно запутаться во множестве вопросов и вызвать подозрения. Павел Леварт хотел кардинально закрыть проблему. Он решил глушить экстрасенсорные видения на начальном этапе, удушить их как только они начинаются и не позволять им развиться. Видения появлялись не сразу. Им предшествовало кратковременное давление в ушах, переходящее в постоянное жужжание, быстро нарастающее, так жужжат разгневанные пчелы, если постучать в улей. На этом этапе, как установил мальчик, видения можно было остановить. Путем причинения себе боли. Достаточно было сильно себя ущипнуть, а еще лучше уколоть до крови. Павел приучился постоянно носить в одежде английские булавки, а в карманах канцелярские кнопки, которые в случае опасности втыкал себе в палец. Помогало. Пчелиное жужжание прекращалось, нарушенное болью видение улетало. Они приходили все реже и реже. Павел Леварт перестал видеть будущее, ощущал только неясную тревогу, сигнал о том, что что-то произойдет. Но и эти сигналы появлялись все реже и реже.

Со временем и они почти исчезли.

Вернулись только в Афганистане.

*

И снова Леварт смотрит в глаза змеи. На этот раз прежде, чем в ушах появились шум и жужжание, в глазах поплыли концентрические круги, возникающие и гаснущие, подобно кругам на воде. Леварт почувствовал, как зябнут и дервенеют пальцы его рук. Воздух, который здесь, в ущелье, был нагретым и неподвижным, вдруг стал холодным. Он почувствовал ветер на лице и волосах. Круги змеиных глаз вдруг взорвались и превратились в сверкающий и все время меняющийся калейдоскопический узор. Из узора проявилась скалистая пустыня. Залитая ослепительным солнцем.

*

Ветер развевает волосы в движении. Вихрь бросает в лицо песок. Под копытами коня осыпаются гравий и камни. В моей левой руке мокрые от пота поводья, в правой короткая кавалерийская сарисса. У левого колена копис, кривой меч с односторонней заточкой…

Я — тетрарх Эрпандер, сын Пирра. Веду отряд долиной реки Арахотус в Гаузаки, а оттуда в Паропанисаду, в гарнизон Ортоспан, город, лежащий в 330 стадиях к югу от недавно заложенной Александрии Кавказской. Почти достигая неба, на юге простираются ослепительные горы. Они зовутся Индийским Кавказом или Парупанисос. На языке горских племен Хинду Куш.

Изображение рассыпалось как стекло, видение пропало. Но в глазах тут же появилось следующее.

Горный перевал, скалы фантастических форм, образующие что-то вроде ворот, ведущих на простор залитой солнцем пустыни. Через ворота проходят войска. Впереди идет кавалерия, за ней конная артиллерия. За ними длинная колонна пехоты в серо-бурых мундирах и пробковых шлемах. Пехотинцы поют бодрую боевую песню.

Our hearts so stout have got us fame
For soon ‘tis known from whence we came
Where’re we go they fear the name
Of Garryowen in glory!

Блеск колышущихся над головами пехотинцев штыков на мгновение ослепил его. Леварт закрыл глаза. Когда открыл, войск уже не было.

Был черный дым, стелящийся по дну ущелья. Был дымящий остов бетеэра. Видимо машина наехала на мину левым передним колесом, оно было полностью оторвано, попросту исчезло. Левое колесо второй пары с разорванной в клочья шиной опиралось на землю ободом. Броня была смята и искорежена. Леварт знал этот способ подрыва машин, знал, как это произошло. БТР наехал на две итальянские мины ТС–6, поставленные одна на другую, дополнительно усиленные закопанным под ними десятикилограммовым зарядом тротила. Он знал, что водитель и командир подорванного таким образом транспортера не имели ни малейших шансов выжить, не меньше половины экипажа и десанта погибло.

На земле, в клубах дыма, кто-то сидел. Это был солдат. Разодранная песчанка на его сгорбленной спине утратила цвет песка, она была черной и дымила.