Юрий Рытхэу - Белые снега

• Название: Белые снега
• Автор: Юрий Рытхэу
• Издательство: Современник
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1975

Роман известного чукотского писателя Юрия Рытхэу возвращает читателя ко временам легендарного похода ледокола «Литке», на борту которого к берегам далекой Чукотки был доставлен первый чукотский букварь, созданный трудом подвижников, русских ученых и учителей.

---

Снег падал на воду и сразу же таял. Он хлестал по лицу, стекал за ворот леденящими струйками. Берега исчезли в сплошной серо-белой пелене.

Драбкин повернул мокрое, иссеченное снегом и ветром лицо к Сорокину.

— Слушай, Петя, а мы с тобой — нытики и саботажники, — заявил он. — Ты подумай, что сделала Лена на пустом месте? Без языка, безо всего! Это же настоящий подвиг! А мы — Америка, карандашики, школьный дом…

Ледовое поле вышло из-за Инчоунского мыса. До Улака оставалось всего лишь мили полторы. Яранги, берег, сопки, лагуна, речка — все было покрыто толстым слоем снега.

Началась зима. Первая зима Петра Сорокина на чукотской земле,

8

Несмотря на твердое решение выспаться, за ночь Сорокин почти не сомкнул глаз. Он ворочался, скрипел досками топчана, тяжело вздыхал и думал, думал…

Кажется, все было готово к открытию школы. Помещение убрали, переписали ребятишек, которым надлежало явиться на занятия, провели первое родительское собрание. Пришлось изрядно попотеть, отвечая на самые неожиданные вопросы вроде тех, не повредит ли грамота охотничьей удачливости, не станет ли грамотная девочка менее искусна в шитье…

Большое затруднение вызвал вопрос: в какое время дети должны прийти в школу — ведь часов в Улаке не было. После долгих споров решили собрать учеников по звуковому сигналу — удару железного молотка по большому медному котлу. Котел подвесили на столбе возле школы. Звон получался тягучий, густой и был хорошо слышен даже в самой дальней яранге.

Учащихся было четырнадцать человек. Восемь мальчиков и шесть девочек. Можно было набрать и побольше, но определить возраст ребят оказалось делом нелегким. Никто не помнил, сколько кому лет. «Мерить время — все равно, что глотать ветер», — философски заметил Млеткын. Только более молодые приблизительно знали время рождения своего ребенка. Например, возраст Унненера, одного из будущих школьников, определили так: он родился в год, предшествовавший тому, когда на берег Улака выбросило огромного дохлого кита. Этим китом кормились всю зиму и люди и звери. Так же определяли возраст и остальных ребят.

Поначалу Сорокин намеревался сделать классную доску, такую же, как в Нуукэне у Лены Островской, но Тэгрын раздобыл где-то кусок фанеры, выкрашенный превосходной черной краской.

Приближалось утро, но сон не шел. Несколько раз Сорокин впадал в забытье, но тут же просыпался, и снова тревожные мысли начинали одолевать его. «Как начать первый урок? Что сказать ребятам?» Осторожно, чтобы не разбудить Драбкина, он поднялся и вышел на улицу.

На морской стороне поверхность океана и небо светились призрачным холодным светом. Мерцали крупные звезды, и на краю, над черным массивом мыса Дежнева разгоралась заря.

Сорокин взглянул на часы: до начала первого урока оставалось еще более двух часов.

Северный ветер колыхал покрытый ледяной кашей океан. Вода глухо билась о замерзший берег. Снегу намело уже много, под ним скрылись стены яранг. Сорокин шел к зданию школы, возвышающемуся на пригорке. Ослепительная белизна снежного покрова удивила его.

Вот и школа. Он вошел в пахнущий свежим деревом класс, зажег спичку, и мерцающий свет выхватил из темноты четыре больших стола. На каждом стояло по жестяному жирнику. Сорокин зажег их, и в комнате сразу стало светло и уютно. На стене висел большой плакат. Наклеенными бумажными буквами на нем было написано по-чукотски и по-русски: «Вэты нытваркын торкалэвэтгавран». «Да здравствует новая школа». Перевод сделал Тэгрын. Слово «школа», насколько понял Сорокин, означало в обратном переводе «яранга для бумажного разговора». Конечно, это не совсем точно, но для первого раза сойдет.

У школьной доски повесили красный флаг с серпом и молотом и пятиконечной звездой. Звезда и молот никого не удивили, но серп вызвал оживленные толки. Улакцев восхитила сообразительность русского крестьянина, который изобрел специальный нож «для резки травы и других растений», как перевел это слово Тэгрын.

Было прохладно, и Сорокин принялся растапливать печку. Вскоре он услышал, как отворилась дверь и в комнату кто-то вошел. Сорокин обернулся — перед ним стоял Пэнкок. Парень смущенно переминался с ноги на ногу, щурясь на свет разгоревшихся жирников.

— Заходи, заходи, — позвал его Сорокин.

— Здравствуйте.

Парень с любопытством оглядел парты, посидел за одной из них, подперев кулаком голову. Потом, улыбаясь Сорокину, прошелся по классу, остановился у черной доски, провел по ней пальцем — палец остался чистым. Это очень удивило Пэнкока. Вот Пэнкок уставился на лозунг. Выражение его лица было настолько серьезным и многозначительным, что учителю показалось, будто парень отлично знает грамоту. Он что-то говорил Сорокину, и тот догадывался: парень хочет учиться, хочет постичь мудрость человека, узнающего новости по значкам, похожим на следы птиц на свежем, только что выпавшем снегу.

Приближалось время подачи сигнала. Сорокин чувствовал, что волнуется.

Появился Драбкин с чайником и едой, завернутой в тряпицу.

— Поесть надо горячего! — сказал он деловито. — Сил прибавит. Ты же почти не спал!

Сорокин с удовольствием выпил чай и посмотрел на часы.

Вчера он поставил время, высчитав его по хронометру шамана Млеткына. Изнутри шаманская яранга отличалась от других только тем, что в ней были необычные для этих мест предметы. Полированный ящик с инкрустацией и железными дисками. Он играл старинные вальсы и военные марши. По стенам было развешано оружие — два винчестера, дробовое ружье тульского завода, еще какое-то ружье вроде кремневого. Возле большого деревянного ларя висел портрет адмирала Колчака.

— Это зачем? — спросил Сорокин.

— Русский бог, — добродушно ответил Млеткын.

Сорокин объяснил, чей это портрет. Млеткын очень удивился, но портрет снимать не стал.

— Пусть висит, — сказал он, — теперь он никому не повредит.

«А в школе нет ни одного портрета вождей пролетариата — не догадались захватить. Хоть сам срисовывай с книги», — с сожалением подумал Сорокин.

До начала занятий оставалось полчаса.

В сугробах, наметенных у стен круглого домика, маячили тени. Кто-то шевелился и у столба с сигнальным котлом. Сорокин пригляделся и узнал своих будущих учеников.

— Заходите, — пригласил их Сорокин, показывая рукой на дверь, — идите.

Сначала один мальчик по имени Уиненер, за ним Кымыргин, девочки Рытыр и Кымынэ робко вошли в круглый домик.

Чуть ли не все ребята явились задолго до того, как Сорокин взял в руки тяжелый железный молоток и стал бить им по медному котлу. Услышав необычный звон, собаки залаяли, завыли. Голоса их смешались с шумом ветра и почти заглушили звон самодельного колокола.

Наконец появился переводчик. Он выглядел важным и значительным в чисто выстиранной камлейке, в пестро расшитых белых торбазах.

Учитель и переводчик вошли в класс и встали у доски.

Драбкин уже успел рассадить ребятишек за парты. И теперь, бросив ободряющий взгляд на Сорокина, он тихонько вышел в соседнюю комнату.

— Товарищи! — громко произнес учитель. И подождал, пока Тэгрын скажет по-чукотски «тумгытури!».

— Вы пришли сегодня в этот круглый домик, чтобы начать новую жизнь, жизнь, которую никогда не знали на этих берегах.

В глазенках девочки, сидящей напротив, Сорокин уловил тревогу.

— Новая жизнь — это счастливая, радостная жизнь. Она еще впереди, но вы делаете к ней первый шаг, первый свой шаг дальнего путешествия.

Тэгрын старательно переводил, но, видно, ему было нелегко. Он вспотел и то и дело вытирал разгоряченный лоб полой камлейки.

— Вы пришли учить грамоту. Что же такое грамота?

Черные пытливые глазенки уставились на Сорокина.

И в них учитель увидел неутоленное любопытство, жажду знаний, смешанную со смутной тревогой.

— Грамота — это большое окно в новый мир, это и широкая дверь, через которую вы придете к людям, живущим далеко отсюда, в России, где есть леса, где растет хлеб и стоят большие города с домами в несколько этажей…

Тэгрын остановился и переспросил:

— Что такое — этажи?

— Это когда одна яранга стоит на другой, — пояснил Сорокин.

— А зачем? — с любопытством спросил Тэгрын.

— Зачем? — Сорокин несколько растерялся. Действительно — зачем? — Так надо.

— А не раздавит верхняя яранга нижнюю? — выразил опасение Тэгрын.

— Нет, — ответил Сорокин. Своими вопросами Тэгрын сбил его.

— Вы поедете в страны, где нет снега, где круглый год цветут цветы, где не замерзают ни море, ни реки, и вы можете купаться в волнах, теплых, как чай…

Тэгрын опять остановился.

— Я не буду такое переводить.

— Почему? — удивился Сорокин.

— Они испугаются, — кивнул он на учеников.