Алан Черчесов - Вилла Бель-Летра

• Название: Вилла Бель-Летра
• Автор: Алан Черчесов
• Жанр: Современная проза
• Год: 2005

«Настоящий интеллектуальный роман. Сказал бы „западный“, кабы не богатство и свобода русского языка» (Андрей Немзер). В начале прошлого века мадам Лира фон Реттау пригласила на виллу трех писателей, предложив сочинить по новелле о Бель-Летре. Едва познакомившись с приглашенными, Лира исчезает с виллы навеки, но писатели, следуя уговору, создают по новелле, из которых ясно, что последнюю ночь хозяйка виллы провела... с каждым из них?

Новые герои виллы, как и их предшественники, — это три писателя из России, Франции и Англии. Общество друзей Лиры фон Реттау предлагает им временно поселиться в месте прошловековой драмы, с тем, чтобы в созданных на основе личных изысканий художественных текстах хоть немного приблизиться к правде об исчезновении хозяйки Бель-Летры.. Книга о том, как и почему писателем быть невозможно… И о том, что писательство не иссякнет.

---

— Итак, это была Дэништайн. Наткнувшись на объявление в разделе «Ищу работу», Турера наверняка пискнула от восторга: тут тебе и королева датская, и ее тезка, толстушка Стайн, содержавшая салон на радость толпе литераторов и полуголодных художников вроде Пикассо и Матисса. Параллель хоть куда, согласитесь…

— Соглашусь.

— Адрес был мюнхенский?

— Нет. Пришлось ехать в Дахау.

— Боже мой. Случайное совпадение?

— Если и так, Оскар, то случайное лишь до тех пор, пока Герда — Гертруда — Гертрудище — не открыла мне дверь и не взялась меня истязать…

— Погодите: она что же, услышала стук?

— Скорее увидела: у нее во всех комнатах лампочки. Повторяю, Суворов, Гертруда глухонемая!.. И, насколько я уловил, за тридцать семь лет пребывания в этом качестве так и не взяла на себя труд научиться читать по губам. Потому пришлось обходиться жестикуляцией. То есть мне. Она же была копенгагенской пристанью, о которую бьются без всякого толку упругие волны моего вдохновения: вросла сваями в пол и преспокойно пялилась, как я изображаю гром. Когда я совсем изнемог, наступил полный штиль, а тишина, как вы знаете, ее абсолютная вотчина, так что мне порядком взгрустнулось: чувство такое, будто тебя зажало в тиски чудовищными грудями, каждая из которых размером с гигантское облако… Поняв, что еще немного и меня сформует в пастилку, она сжалилась надо мной и по старой памяти угостила кофе с булочкой. Но, едва я сделал первый надкус, как Гертруда, заржав игривой кобылкой, метнулась из комнаты вон. Я встал на цыпочки и собирался за нею последовать…

— По-моему, зря церемонились. Зачем же на цыпочки? Или вам показалось, что ваша тяжелая поступь исцелит ее глухоту?

— Продолжайте, Жан-Марк. Будем считать, что вы лишь старались быть вежливым с дамой.

— С фрейлейн, Оскар, а то и с фрейлиной, весьма приближенной к лицу, которое нам всем состроило нос… Так вот, не успел я подкрасться к двери, как в замке щелкнул ключ. Представляете мои ощущения? Стою с набитым круассаном ртом…

— На цыпочках…

— …в берлоге циклопа, пока он чем-то грохочет на кухне, издавая какой-то пренеприятный металлический звук. Мне сразу припомнилось, что квартирка ее занимает в подъезде четвертый этаж…

— А как же веревка? Не думали повторить трюк Элит? Стали бы третьим. По изложенной вами нам версии пионером в этих рискованных опытах выступала графиня фон Реттау…

— Во-первых, третьим номером в нашей команде, как я доказал, выступаете вы. А во-вторых, может, у вас, Георгий, есть более правдоподобная версия?

— Причем ровно в два раза. Но об этом — попозже: когда будет «в-третьих». Вернемся к вашему заточению. Итак, дожевав круассан и не обнаружив веревки, вы…

— …Допил кофе и принялся ждать своей участи.

— Но громыхала она не наручниками? Не облачалась в кожаное трико, вооружившись хлыстом?.. Дайте-ка я закурю. Оскар, киньте мне спички. Советую и вам оградить свое целомудрие дымом перед грядущей сценой варварского совращения.

— Будет вам, Георгий. Дайте ему досказать.

— Умолкаю. Простите, Расьоль. Да не дуйтесь вы, Номер Второй. Доев круассан и выпив свой кофе, вы…

— …Оглядел ее комнату. Повсюду салфеточки, рюшечки, на этажерке — пара журналов и Библия. От нее бредут прочь семь атеистов-слонят. На серванте и тумбочках — целая ферма фарфоровых поросят. На подоконнике, в кружевном обрамлении штор, застыл прыщиком крошечный кактус. Диван застлан поддельным персидским ковром. Рядом с ним — головастик-торшер с абажуром цвета промокшей пеленки и, разумеется, очень небритый, до каркаса обросший висючками. На стене — резные часы и жестокая пошлость картинок «из жизни». Посидев в этой прелести пять минут, я уже изготовился подбочениться и исполнить «Майн либе Аугустин», но тут-то Гертруда и воротилась. Вошла и сунула мне, ухмыляясь, вот этот конверт. Догадайтесь-ка, что в нем?

— Признанье в любви. Поручительство гинеколога в ее перезрелой невинности. Подготовленный брачный контракт…

— …Или банковский счет.

Пауза.

— Дарси, после вашей реплики мне остается только вызвать вас на дуэль. Вы что, с ними в сговоре?

— Все куда проще: сегодня по почте, Жан-Марк, мне пришел такой же конверт. Платежное поручение на тридцать тысяч дойчмарок. Получатель: Общество друзей Лиры фон Реттау. Не хватает лишь подписи, так?

— Тогда почему наш российский коллега…

— Я еще не заглядывал в ящик.

— Не утруждайтесь. Конверт будет там. Что-что, а до трех считать они научились.

— Помолчим? Или кто-нибудь выскажет хоть какие-либо соображения?

— Что вы на меня уставились? Я свою почту пока еще даже не брал. Это вы похваляетесь вашим конвертом. Вам и каяться.

— Дарси? Может, рискнете? Объясните нам, с чего это вдруг я, Жан-Марк Расьоль, должен платить «друзьям» тридцать тысяч, которые эти «друзья» вроде как собирались выплатить мне самому? Я чем-то проштрафился? Испортил игру? Нарушил их правила?

— Полагаю, напротив: вы как раз вели себя молодцом. И даже стали причиной того, что мы с Георгием тоже сделались их должниками.

— В каком это смысле? С какой стати я должен им за Расьоля, да еще должен то, что не должен им даже он, потому что если он что им и должен, так это те тридцать тысяч, что задолжали они же ему самому?

— Такова цена «дружбы». Нам предлагают войти добровольно в их общество. Никто ведь не просит нас ставить подпись. Как никто не настаивает и на том, чтобы мы дожидались своих гонораров…

— Иными словами, баш на баш? Мы отказываемся от публикации новелл, а они прибирают к рукам наши деньги? Деньги Лиры фон Реттау?

— Разве где-нибудь есть доказательства, что она завещала круглую сумму какому-то странному обществу своих запоздалых «друзей»? Нет, Георгий, это деньги совсем не ее. Вернее, не совсем и ее, потому что ее деньги уже были однажды уплачены.

— Похоже, я понял. Оскар считает, за всей этой пьесой скрывается не один (пардон, не одна), а три автора…

— Да, Жан-Марк. Посудите сами: ни с того ни с сего после виллы Бель-Летра Горчаков оказался на грани банкротства. Фабьен, укатив во Флоренцию (заметьте, второй кряду раз. Дорогущий Париж его не прельстил), изменивши привычкам, селится не в любимом отеле, а ютится полгода в допотопном жилище у своей итальянской подруги. Что до Пенроуза…

— …Тот ведет себя так, будто все ему нипочем. Да ведь ему в самом деле все нипочем — с его-то деньгами!

— К сожалению, Георгий, не все: если вы полистаете лондонские газеты за осень 1901 года, то обнаружите пару статей, где судачат о том, как сэр Мартин Урайя Пенроуз неожиданно скинул на биржу целый дождь своих прибыльных акций, выручив на операции ни много ни мало…

— …Тридцать тысяч дойчмарок?

— В пересчете из фунтов — примерно. Богатство, конечно, приятная штука, но, когда нужно его расточать, не всегда под рукой есть свободные средства. Деньги Пенроузу были надобны, чтоб внести обещанный ранее пай (обещанный, между прочим, перед самым отъездом на виллу) в Фонд инвалидов англо-бурской войны.

— Значит, вы утверждаете, что проделки Туреры и иже с ней — это воля трех литераторов, перессорившихся в пух и прах сто лет назад? Не слишком ли путано, Дарси? Какого черта тогда им было нужно от нас?

— Вероятно, Жан-Марк, соучастия. Сопричастности. Согрешения. Содрогания. Со-деяния. Совпадения. Соответствия. Сопровождения. Сотворчества, наконец…

— Вы видели текст завещания?

— Нет. Но нетрудно представить, что в нем. По-моему, за эти недели мы с ним уже ознакомились. По крайней мере исполнили львиную долю его…

-----------------------------------------------------

II

— Если настаиваете, я готов. Из того, что поведал Жан-Марк, мною почерпнуто много интересного. Мне бы в голову не пришло соваться в озеро (тем более при такой нелюбви к водным процедурам) и заниматься там эксгумацией трупа, надеясь при этом его не найти. Отваги вам, коллега, не занимать, как, впрочем, и проницательности. Однако в вашей схеме есть слабые звенья. Канат, например…

— Пусть будет веревка. Скрученная простыня. Или резиновый шланг, коли вам не по нраву пенька…

— Так мы дойдем до пожарного троса с лианами. Нет, коллега, я сторонник более эстетических приспособлений. Скажем, зеркала.

— Чушь! Не думаете же вы, что, пока Оскар занимался любовью с Турерой, я то же самое делал за стенкой лишь как его отражение?

— Не вы, Расьоль. На Дарси вы мало, признаться, похожи. Взгляните-ка лучше на эти вот старые снимки. Чтобы вас не томить, подскажу: обратите внимание на родинки. Подсказка вторая: они лгут. Выдает их нарочно подобранный задник — вот оно, зеркало… Поглядите в окно, и вы убедитесь, что клен…

— Браво, Георгий! Жан-Марк, похоже, нас провели.

— Скажу более: родинок не было. Зато был двойник.