Сергей Соловьёв - Наблюдения над исторической жизнью народов

• Название: Наблюдения над исторической жизнью народов
• Автор: Сергей Соловьёв
• Жанр: История

---

Марафонская победа, несмотря на все ее значение как первой победы европейского качества над азиатским количеством, несмотря на все одушевление, какое она внесла в победоносный город, не спасла Афин и Греции в сознании лучших ее людей, ибо надобно было ждать, что великий царь не замедлит наводнить маленькую страну своими полчищами, причем никакая храбрость и никакое искусство не помогут, как и доказали Термопилы. Великий человек указывает афинянам на море, требует усиления флота; оракул указывает на деревянные стены, которые должны спасти Афины, и Фемистокл толкует, что эти деревянные стены означают корабли. Море начало свое дело, начало крушениями персидских кораблей уравнивать силы врагов, по словам Геродота; афиняне покинули свой город, перебрались на корабли, и Саламин оправдал их надежды на деревянные стены; великий царь оставил злую страну, покинув свое войско на жертву расслабляющему чувству тяжести своего положения в далекой, потому что заморской стране, среди народа, страшного своим качеством, и качество во второй раз восторжествовало над количеством, лишенным нравственных сил, искусства, лишившимся и вождя в начале битвы.

Афиняне, жители города, дважды истребленного врагом, делаются главным народом Греции благодаря морю, которое дало им такое важное значение, помогло так скоро восстановить и увеличить свои силы. Подобно Спарте, Афины по условиям, господствовавшим в Греции, пролагают путь к своему могуществу посредством союза, во главе которого становятся, материальными силами которого пользуются для своего блестящего развития. Но Спарта тут в челе своего пелопонезского союза; столкновение между ними было неизбежно. Борьбу между Афинами и Спартою можно разделить на две половины: до Персидских войн и после них, или так называемую Пелопонезскую войну.

В первую половину спартанцы чувствовали свою силу и цари их отважно вводили войско в Аттику, тем более что в Афинах были преданные им люди, но после Персидских войн обстоятельства переменились: Афины стали сильнее, и в Спарте медлят начатием войны; Спарту торопят союзники, которым страшно могущество Афин, стремление их к преобладанию и захвату; коринфяне играют тут главную роль: по своему положению между Пелопонезом и Аттикою, между двумя самыми сильными республиками, они хотят поддержать свою самостоятельность и благосостояние, не допуская до преобладания ни Афин, ни Спарты. Мы видим, что в первую половину борьбы коринфяне не допускают спартанцев до торжества над Афинами; теперь же, когда могущество Афин стало страшно, те же коринфяне побуждают спартанцев вооружиться против Афин.

После долгой борьбы Спарта восторжествовала; оракул воспретил победителям воспользоваться своею победою, разрушить падший город. "Не должно выкалывать у Греции одного из двух глаз", — говорил оракул. Но у Греции были повреждены оба глаза; и победители и побежденные были одинаково истощены страшною борьбою, и это истощение их вело Грецию к падению. Бессилие победительницы — Спарты высказалось в ее неудачной борьбе с Фивами, которые сами обязаны были своим возвышением только личным достоинствам Пелопида и Эпаминонда, после которых они возвращаются к прежней незначительности. Мы видели, что после Троянской войны истощение в Греции было восполнено приливом эллинского воинственного народонаселения с севера, движение возобновилось и усилилось дорическим нашествием.

И теперь после истощения Греции от Пелопонезской и других междоусобных войн происходит движение с севера — македонское движение, которое, по-видимому, дало новое значение греческой жизни, собравши ее силы для наступительного движения на Восток, имевшего следствием разрушение Персидской монархии и господство европейских ариев в Азии и Африке. Но это македонское движение было не чисто греческое и происходило в таких формах, от которых давно отчуждилась Греция; оно происходило вследствие только личных стремлений двух варварских царей, усыновленных греческой цивилизацией; наконец после кратковременного македонского влияния Греция явилась с прежней слабостью.

Мы в другом месте взглянем на подвиг Александра Македонского и его следствия, а теперь обратимся к движению греческой мысли и влиянию его на общество.

Мы видели, что греческое общество основалось на других началах, чем общество восточное; в основу общества восточного легло начало семейное или родовое, в основу общества греческого — начало дружинное, товарищество.

В огромных монархиях Востока целое слишком сильно давило на части, вследствие чего личность не могла развиться; целое, единство преобладало, и превозмогал один человек, представитель этого целого, этого единства; государство — это был он, один человек; все другие были части целого, живою собственностью одного, рабами, частью и даже не только частью, но и полною принадлежностью.

имевшей одно с ним существование, по приведенному выше выражению Аристотеля.

Но в мелких государствах Греции, основанных богатырскими дружинами, этого давления целого на части быть не могло; вместо впечатления единой силы, поднимавшейся над всеми и пред которою все равно исчезали в своем ничтожестве, являлось впечатление равенства многих сил вследствие равенства многих вождей, собиравшихся для общего предприятия; подле вождей — толпа храбрых товарищей, которыми силен и славен вождь, с которыми он должен считаться. Идет движение беспрерывное, подвиг совершается постоянно, в ограниченной местности, на виду у всех; человек личными достоинствами может подняться высоко, герои включаются в число богов. Кроме борьбы настоящей человек может выказать свои достоинства на играх, куда собирается народ из целой Греции, победитель превозносится похвалами, получает важное значение.

победы на играх прокладывают дорогу к победам на другом поприще.

Наконец цари исчезают, аристократия уступает демократии, и это дает новое побуждение к развитию личности указанием каждому сильному личными средствами человеку высшей цели. достижения первого места в государстве с каким бы то ни было значением и именем или и без имени. Искусство, служа выражением народной жизни, является для того, чтобы дать новую силу началам, уже обнаружившимся в жизни. Мы говорим о значении "Илиады" для греческой жизни — поэмы, на которой воспитывались греки и содержанием которой служило описание бедствий, происшедших от бездействия оскорбленного героя, не хотевшего признать право сильного. Впоследствии драматические произведения, к которым были так страстны греки, воспитывали в них то же чувство личной независимости.

Эсхил выставил это чувство в Прометее, который не хотел преклониться пред Юпитером; Софокл пошел еще дальше: он оставил сферу богов, титанов и героев и выставил чувство независимости, непреклонность пред силою в слабой девушке, которая, невзирая ни на какие запрещения, исполняет то, что считает своим долгом. "Илиада", "Прометей" и "Антигона" представляют самые сильные проявления греческого духа в мире искусства. Наконец, Персидские войны, эта знаменитая борьба развитой личности, борьба качества с подавляющим количеством опять могущественно содействовала развитию личности, особенно у тех из греков, которые купили торжество с наибольшими пожертвованиями, которые два раза видели истребление своего города и потому могли так прометеевски отвечать персидскому вождю на его предложение отдельного мира.

Таким образом, в Греции, и преимущественно в Афинах, все соединились для того, чтобы дать личности самое сильное развитие. Но известное начало, пользуясь благоприятными условиями, стремится развиться до крайности, так и в Греции мы видим крайнее развитие личности. Зло было понятно, и греческая мысль выставила противодействие, но безуспешно: откуда же проистекла эта безуспешность?

Личность при благоприятных условиях в обществе для своего развития сдерживается в своих крайних стремлениях нравственным началом, которое тогда только сильно, когда находится в связи с началом религиозным. Но греческая религия не могла дать нравственно крепкого основания. Грек благодаря развитию своей жизни освободился от азиатского представления о божестве как о гнетущей силе природы, которая действует деспотически, пред которою человек ничто, в угоду которой женщина считает обязанностью жертвовать своим стыдом, а мужчина — полом. Греческий антропоморфизм вносит на Олимп человеческие отношения, сдружает человека с божеством, приравнивает их друг к другу; человек благодаря геройству поднимается до божества, но зато божество понижается; грек живет со своими божествами слишком по-товарищески, запанибрата.

Греческие божества — изящные люди, но не безгрешные, не внушающие уважения своею высокою нравственностью и не требующие в этом отношении подражания себе; у греческих богов дети на земле, следовательно, у них здесь свои личные интересы, борьба за эти интересы, а подобные отношения, разумеется, уничтожают божественное, независимое положение. Восточные боги, как восточные деспоты, жили в отдалении от простых смертных, окруженные обаянием таинственности; даже египетское божество-животное сохраняло это обаяние, ибо человек не мог проникнуть во внутренний мир таинственного существа. Грек нарушил обаяние таинственности, вывел наружу все олимпийские проказы. Унижение божества чрез придание ему человечности не в высших, нравственных, духовных проявлениях естественно вело к отрицанию такого божества, давало выход разлагающей силе мысли, а греки принадлежали к тому племени, которое и в отдаленной Азии, в замкнутой и богатой Индии, давящей дух громадностью и роскошью природных форм, умело обнаружить деятельность мысли, не ограничиваясь переданными религиозными воззрениями.