Гунар Цирулис - Милый, не спеши!

• Название: Милый, не спеши!
• Автор: Гунар Цирулис
• Издательство: Лиесма
• Жанр: Детектив
• Год: 1985

Роман Гунара Цирулиса «Милый, не спеши!» написан от имени журналиста, который становится участником расследования преступления. Автор размышляет над тем, почему так запутаны судьбы людей, что должны делать мы все, чтобы в людях одержало победу сильное и доброе начало.

---

В первые минуты отчаяния Аспе хотелось найти в парке местечко поукромнее, сесть на берегу канала и, глядя неподвижным взглядом в его застоявшуюся воду, заново оценить всю свою жизнь — точно так, как делали это в тяжелые мгновения герои когда-то прочитанных ею романов. Однако раскисать подобным образом было не в ее характере. Она любила действовать, двигаться, находить какие-то новые занятия. Поэтому домой она возвращаться не станет. Что ей там делать? Готовить корм для мальков в рыбоводческом хозяйстве, которым заведовал ее отец; раз в неделю ездить на вечера отдыха к рыбакам; дважды в месяц трястись в колхозном автобусе, чтобы попасть в кино или на спектакль. А еще через год присоединиться к матери в ее сетованиях на то, что из-за ихтиологических экспериментов Петера Вайвара она заживо похоронена в этой забытой богом глуши. Правда, Лаймдота Вайвар нашла выход для своего честолюбия в школьных и семейных делах. Даже местный загс не устоял перед ее желанием назвать дочь Аспой, а сына — Ярайсом, когда она доказала чиновнику, что имена эти являются законными сокращениями от Аспазии и Яна Райниса и вскоре станут не менее распространенными, чем Кристина и Мартынь.

Ну, а чем займется она в Риге?

Погруженная в безрадостные мысли, Аспа пересекла улицу и угодила прямо в объятия свистевшего милиционера-женщины. Она уже собралась было уплатить штраф, но тут в милиционере узнала Илгу.

— А я уже подумала, что ты загордилась, — смеялась Илга. — Хочешь тридцатью копейками откупиться от подруги детства?

Слово за слово, и когда вечером они сидели за мороженым и кофе, Аспа уже не видела никакой иронии судьбы в том, чтобы вместо университета поступить в милицию. Приличный оклад, общежитие, сама себе хозяйка, а порой и не только себе, но и тем, кто нарушает установленные нормы поведения.

— У твоего отца ведь машина, — вспомнила Илга. — Водить умеешь?

— У меня и права есть. Третьего класса, не любительские, — гордо сообщила Аспа. — Ты уже уехала, когда колхоз подарил нашей школе старый грузовик. С него и началась моторизация учеников.

— Тем лучше! Зимой все-таки приятнее, чем на мотоцикле.

Пока подвергалась проверке родословная Аспы (не судима ли, нет ли нежелательных склонностей), она жила у дяди, писала матери длинные письма и заучивала наизусть правила дорожного движения. А в день, когда получила право надеть форму, переселилась в общежитие. Она была готова к самостоятельному труду и существованию.

В первое время самостоятельность эта, впрочем, была лишь кажущейся. Оказалось, что в милиции опекунов даже больше, чем дома. Инструкторы и старшие инструкторы, политработники курсов и дивизиона дорожного надзора. Все распоряжались, поучали, советовали. Даже чихнуть без последствий больше нельзя было: немедленно следовал совет обратиться к врачу, чтобы не пришлось потом загрипповать.

Но больше всего неприятностей доставляли пешеходы. Водители, которых она останавливала за пренебрежение красным сигналом, обычно не оспаривали своей вины, просили прощения, божились, что никогда больше себе такого не позволят, пытались флиртовать, а направление на занятия воскресной школы воспринимали как заслуженное наказание. Пешеходы, напротив, даже не замедляли шага, ссылаясь на отсутствие времени, спорили и потрясали кулаками, словно бы закон был писан не про них, повелителей улицы.

«Штраф является воспитательным средством», гласит инструкция. Но что ты станешь делать, если люди не желают, чтобы их воспитывали? Что сделаешь хмельному молодцу, который, швырнув к ногам скомканный рубль, ныряет в поток прохожих и уже с почтительного расстояния орет:

— На, подавись, а мораль побереги для своих хахалей!

И при этом обычно не оказывалось никого, кто утихомирил бы крикуна, призвал к порядку…

Вскоре Аспа поняла, что ее слезы вызывают лишь злорадство.

— Мам, почему тетя милиционер плачет?

— Была непослушной, вот ее и поставили на угол…

Не менее раздражали и приезжие, прочесывавшие столичные магазины. Обвешанные кульками и коробками матери семейств, конечно, не теряли времени, чтобы дойти до обозначенного полосами или металлическими бляхами перехода, а пересекали улицу в недозволенных местах, на несколько метров сокращая путь до ближайшего промтоварного магазина.

— Куда вы так торопитесь?

— В лавку, дочка. Не видишь — сейчас закроют.

— Ничем не могу помочь. Сперва придется уплатить штраф за нарушение правил движения, — и Аспа протягивала квитанцию.

— О господи! — стонала старуха. — У меня с собой — ни гроша!

— Зачем же спешили в магазин?

— Поглядеть, дочка, только поглядеть. Обещала соседке рассказать про последнюю рижскую моду.

Пешеходами пришлось заниматься и тогда, когда Аспу назначили сопровождающей на патрульную машину: не случайно статистические данные утверждали, что более половины всех зарегистрированных дорожно-транспортных происшествий происходит именно по их вине. Но теперь у нее была куда большая свобода действий: можно было вовремя оказаться в нужном месте, чтобы одним своим присутствием дисциплинировать посетителей театров и спортивных зрелищ, которые обычно и создавали заторы на перекрестках.

Новый начальник Аспы, старшина милиции Эдгар Клапатниек был большим поклонником профилактики нарушений и свято верил в так называемый эффект присутствия. В дни Олимпийских игр он был командирован в Москву, где познакомился с новейшими теориями поддержания порядка, и теперь часами излагал своей сопровождающей, что достаточно было бы на самых опасных поворотах шоссе установить одетые в милицейскую форму манекены, чтобы все ездоки инстинктивно стали притормаживать.

Другие усвоенные в Москве привычки обратились, к сожалению, против него самого и на неопределенное время задержали давно уже ожидаемое повышение. Забыв, что посреди рижских улиц нет зон безопасности, Клапатниек любил, заложив руки за спину, шагать по этой воображаемой дорожке или стоять между встречными потоками движения, причем работающий вхолостую мотор мотоцикла как бы подчеркивал полную боевую готовность своего водителя. Трудно сказать, к каким воспитательным результатам привела бы эта наглядная агитация, если бы в один прекрасный день у мотоцикла не, лопнул тросик сцепления. Мотоцикл рванулся с места, проскочил между расставленными ногами старшины и угодил как раз в промежуток между вагонами трамвая. Прицеп наклонился и задел старшину, в изумлении не успевшего даже отскочить. К счастью, он оказался единственным пострадавшим в этой им же самим вызванной аварии, и сбереженной за время пребывания в больнице зарплаты как раз хватило, чтобы возместить расходы по ремонту трамвая.

Аспе не надоедали его швейковские рассказы, потому что лучшего учителя, чем Клапатниек, пожелать было трудно. Добродушный и наделенный чувством юмора старшина никогда не ссорился с шоферами из-за пустяков, знал, когда следует строго наказать, а когда можно и посмотреть сквозь пальцы, каким-то неизъяснимым чутьем уже издали определял ездоков «под градусом» и с ними всегда бывал беспощаден. Он не лишал ученицу возможности действовать самостоятельно и нередко доверял ей руль, даже после глупой аварии на обледеневшей улице.

Нечто более нелепое, чем эта авария, трудно было придумать. Аспа, осаживая машину задним ходом, чтобы легче сманеврировать на улице, почувствовала, что задние колеса заскользили, и что есть силы нажала на тормоз. Но было уже поздно. Раздался лязг, машина содрогнулась и лишь тогда остановилась.

— Поезжай и не оглядывайся! — приказал Клапатниек, выглянув в дверцу. — Этот бетонный столбик еще сто лет простоит.

В тихом переулке они вылезли и осмотрели повреждения. Больше всего пострадал бампер, что соответствовало его назначению. Но были вмятины и на задней панели, и на крышке багажника.

— Вреда на пятак, а шуму будет на весь дивизион, — покачал рыжей головой старшина. — Опять Клапатниеку лишние хлопоты.

— Почему — тебе? — Аспа еще как следует не пришла в себя. — Я помяла, я и отвечу.

— Отвечает всегда старший, — наставительно произнес Клапатниек и, приняв решение, сел за руль. — Одним выговором больше, одним меньше, разница невелика. А тебе это может испортить начало карьеры. Поехали в сервис, у меня там есть знакомый.

— Думаешь, он сделает так, что незаметно будет? — в Аспе проснулась надежда.

— Сильно сомневаюсь. Но хотя бы выбьем из рук начальства главное оружие: что машина выбыла из строя.

Вначале все шло гладко. Отстояв в двух очередях, они получили наряд на осмотр машины и через мойку въехали в обширный цех. Но здесь началось непонятное. Никто не подходил к ним, не проявлял ни малейшего интереса. Все выглядели бесконечно занятыми, сновали туда-сюда. Между машинами и стендами, гоняясь друг за другом, суетились владельцы машин и мастера в синих халатах с эмблемой ВАЗ. «Шеф, на пару слов…» — «Ждите, сейчас вернусь» — тем и ограничивалось большинство разговоров. Автомобилисты поопытней ковали свое счастье сами и, стараясь не выпачкаться, подтаскивали или подталкивали свои машины поближе к стенду диагностики. Другие, засучив рукава, готовили фронт работ для занятых мастеров — откручивали гайки, вывинчивали свечи, обнажали головку блока, поминутно, словно в ожидании похвалы, поглядывая на проносившихся мимо них слесарей, которые, как ртуть, всегда ухитрялись просочиться сквозь пальцы.