Юрий Леляков - Великая тайна Фархелема

• Название: Великая тайна Фархелема
• Автор: Юрий Леляков
• Жанр: Социально-психологическая фантастика

Планета Фархелем, 79-й век…

Сам мир, люди, цивилизация — всё очень похоже на Землю…

А на цивилизацию — надвигается загадочный кризис, как-то связанный с катастрофой экспедиции, исследовавшей необитаемый континент. Но всё — невнятно, сути дела никто не берётся объяснить. Хотя речь — едва ли о грядущем крахе всего…

Однако странно: старшие поколения — считают себя ещё достойными всех благ цивилизации… А на что надеяться малым, как строить свою жизнь?

И вот — девятеро подростков начинают свой поиск ответа…

---

А временами — доходило вовсе до абсурда… Например — когда упор вдруг стал делаться на бесплодность попыток детского творчества (по крайней мере в областях, очевидно выходящих за пределы школьной программы), и «детская» пресса стала изобиловать примерами ошибок, просчётов, несчастных случаев в итоге «преждевременного самоутверждения» (причём подавая так, будто подобное никогда не случалось в работах и поисках взрослых). Но думал ли кто-то о конкретных подростках — которые, возможно, разуверившись под давлением такой пропаганды в своих силах и способностях, бросали начатые дела, отказывались от планов — и что, возможно, теряло на этом человечество?..

…Тогда Джантару и встретилась та газетная публикация якобы случайно найденных чьих-то детских дневников… Правда, и он уже не помнил всего: ту газету видел лишь раз, а потом она почему-то не сохранилась. Но он помнил — как, едва просмотрев первые (наивные, чисто личные, касавшиеся школьных, ученических проблем, и вряд ли вовсе для постороннего глаза) фрагменты, сосредоточился на последующих, по серьёзным вопросам… с комментариями к ним будто какого-то дурака или сумасшедшего!.. Речь шла о том, что закон и государство не столько защищают личность, сколько подминают под себя, заставляя действовать вопреки убеждениям и чувству долга, чтобы не нарушить статью закона, оказавшуюся неспособной предусмотреть конкретную жизненную ситуацию — и тут же это объяснялось… отрицательными личными качествами автора дневников: якобы слабостью, трусостью и склонностью к правонарушениям! В другом фрагменте — на попытки дать определение понятия «разумное существо» и сформулировать его основные права — следовало возражение: тогда уж наряду с правами надо определись и обязанности (и даже предлагалось, какие — но тогда… в одном ряду с основополагающими правами на личную безопасность в среде других разумных, и возможность реализации жизненного предназначения на общее благо — оказывались «обязанность получить школьное образование», «обязанность трудиться», и даже «обязанность помогать старшим по дому» — нелепости чего кто-то, готовивший публикацию в припадке морализаторского скудоумия, не заметил)! И сами формулировки: «права разумного существа признаются за всяким существом, обладающим достаточно развитым интеллектом и самосознанием, которое признаёт эти права за другими существами того же статуса, наделёнными теми же правами и признающими их, в свою очередь, за ним»; и «аргументы силы против разумных или предположительно разумных существ могут быть применены в ответ лишь на неспровоцированную угрозу применения силы»; и рассуждения в последующих фрагментах, что для искоренения преступной среды надо оказывать всяческую поддержку тем, кто искренне намерен вырваться из неё, но при отношении к последующим рецидивам как к сознательным ответам злом на добро и нарушению основных прав разумных существ, со всем, что отсюда следует — всё это было охарактеризовано как «бесплодные умствования незрелой личности, основанные исключительно на собственной слабости, трусости и неумении наладить отношения в среде сверстников». И наконец, последние, самые поздние фрагменты — полные уже смятения и неуверенности в ожидании каких-то грядущих перемен — наверняка должны были стать свидетельством жизненного краха этой «незрелой личности» и подвести читателя (примерно того же возраста) к соответствующим выводам. Будто кто-то и вывернул всем на обозрение чьи-то незавершённые поиски и сам внутренний мир — именно как символ бесплодности попыток школьника размышлять о чём-то сверх школьной программы… И Джантар, испытав настоящий шок, даже не сразу понял: во-первых — дневник публиковался явно не на языке оригинала, это был перевод с языка, похоже, чхаино-каймирской группы, а во-вторых — те, кто готовили публикацию, явно не опасались ответа автора, и, стало быть, знали, что ответить он не может. И в самом тексте — чувствовались не вполне современные настроения, идейные поиски какой-то иной, далёкой, но… знакомой ему эпохи! Когда на такие темы: более справедливых законов, основных прав человека, коренном разрешении проблемы преступности — много думали и открыто рассуждали неглупые и вполне достойные взрослые! И более того: некоторые фразы были очень знакомы, как… его собственные!..

…И была уже в истории Фархелема (по крайней мере, Лоруаны) эпоха таких надежд и ожиданий — когда недавно рухнула безнадёжно обветшавшая лоруанская монархия, и перед страной открывался новый, республиканский путь развития. И было своё молодое поколение — с новыми, не всегда понятными старшим, запросами и ожиданиями… Хотя в детдоме в Кильтуме, где жил тогдашний подросток Тукар Саум, это не воспринималось как конфликт поколений — вовсе не свойственный каймирцам. Был скорее конфликт культур: официальная Лоруана видела в чхаино-каймирском мировоззрении что-то едва ли не устаревшее, анахроничное и несерьёзное, законодательно же было закреплено главенство церкви Вохрила (или Вагрира) Четырежды Явившегося с её холодным официозом обрядов и тугоподвижностью догматики. Другие церкви — и Занклу-Хартвеса, и местные, племенных божеств, и совсем малые секты — все были как-то «ниже». Но и те — в отличие от каймирцев, просто знавших о существовании человеческих и природных духов, и при необходимости обращавшихся к ним — кому-то униженно поклонялись, приносили жертвы, соблюдали дикие и нелепые обеты, самоограничения, посты… А главное — каждый человек был как бы приписан к определённой церкви, существовало некое подданство в вере, лишь каймирцы были вне его, вне всяких церквей и сект. И это влияло на жизнь людей: порой человек не мог создать семью, получить образование, занять должность, стать членом какой-то организации лишь потому, что по рождению принадлежал не к той церкви, сословию, национальной группе — хотя и изменить такую принадлежность было весьма непросто. Так парадоксально сочеталось новое со старым: новое было лишь в ожиданиях, проектах, перспективе, но нешуточным образом приходилось следовать традициям и церковным предписаниям. Однако и новые силы в обществе зарождались не шуточные — и какой был шок для старших, когда молодое поколение, большей частью выйдя из школьного возраста, но так и не обретя чётких ориентиров, заметалось в их поисках, не желая строить будущее на том, что невозможно принимать всерьёз! И — как было похоже: тогда и теперь…

Ведь и тогда — торжественные оды грядущим достижениям вдруг, сразу сменились волной стенаний о каком-то упадке и беспорядочны духовных исканий. И так же стали массово появляться не всегда легальные организации разного философского, политического, идейного толка — с разницей, правда, что тогда уже само членство там влекло серьёзные неприятности. Люди, не замышлявшие ничего плохого, лишь искавшие новых путей для общества — подвергались обыскам, допросам, арестам, часто даже не понимая, за что их преследуют, в чём подозревают — но и старых идей, не дававших ответов на новые вопросы, они придерживаться уже не могли. Официальная же власть, видимо, была настроена до конца держаться за обрядность, основанную на мифах, легендах, и уже слишком явно не сбывшихся пророчествах о пришествии тех же религиозных персонажей — придумывая всё новые и всё более оторванные от первоисточников толкования, и относя исполнение всё дальше в будущее (но при этом не объясняя: к чему в будущем могли относиться тексты с явными указаниями на обычаи, технологии и быт давно прошедших времён?)… А ведь так формировался целый слой профессиональных страдальцев даже не за идею — за незавершённые поиски идеи, и этот процесс уже сам по себе обретал смысл священной борьбы с государством как злом. Не избежал таких исканий и Тукар Саум, уже студент Кильтумского университета — сменив несколько студенческих кружков, но не найдя там ничего, кроме невразумительных попыток толкования малопонятных учений, и лишь чудом всякий раз избегая серьёзных последствий при разгроме очередного кружка. (Правда — однокурсник, Сириола Кивау, брал многое на себя, и ему как-то сходило…)

…Хотя — традиционная лоруанская вера в высшую справедливость государства была поколеблена и с другой стороны. «Республиканский путь развития» почему-то стал оборачиваться бесконтрольным произволом в экономике, откуда-то взялось множество богатых и очень богатых людей, новый жизненный стандарт формировался уже соответственно их доходам — а большинству, обедневшему на их фоне, государство ничего не было должно, и никто не брался указать пути решения этой проблемы. И Тукару Сауму было от чего прийти в смятение: глядя, как общество, не объединяемое какими-то целями и надеждами, а раздираемое спорами о том, что происходит — сползало в неопределённость, дробясь на всё новые группировки, искавшие каждая своих путей, и всё более разрасталось предчувствие перемен, хотя вряд ли кто-то мог точно сказать — каких… А ведь Лоруана к тому же была многонациональным государством, и казалось, хоть это должно навести центральную власть на какие-то мысли — но она лишь продолжала тупо цепляться за старое и преследовать невинных. Пока вдруг, неожиданно для всех — мало кому известная группировка, непонятно какими силами захватив в течение одной осенней ночи 7781года практически весь город Алагари, не провозгласила его столицей независимого государства Уиртэклэдия… И пусть осталось загадкой для историков: кто на что рассчитывал, кто ставил какие цели — произошло то, чего, казалось, вовсе никто не ждал. Центральная власть, чей тупой консерватизм и довёл дело до такой развязки, вдруг как-то сама собой рухнула, рассыпавшись в прах — и на месте недавно единой великой державы остался конгломерат областей, как исконно лоруанских, так и национально-автономных, в том числе каймирских — предоставленных каждая своей собственной судьбе. Начались спешные беспорядочные попытки формирования новых государственных образований, сразу втянутых в вооружённую борьбу за спорные территории — жестокость которой всё более потрясала то общество, что недавно было единым народом Лоруаны, и даже не представляло себе всей мощи накопленного в нём зла. (Впрочем — и те, кто громили целые города, вопия о каких-то лишениях, и те, кого они заваривали заживо в их дорогих автомобилях — стоили друг друга…) Но угроза завоевания «независимой» Уиртэклэдией нависла и над Каймиром — когда-то вошедшим на правах широкой автономии в состав всё же лоруанского, а не уиртэклэдского государства. И Джантар помнил, в его памяти всплывали напряжённые студенческие дискуссии в университетских аудиториях: следует ли Каймиру войти в состав родственной по языку и культуре, но территориально далёкой Чхаино-Тмефанхии (на юге — остров Барьерный, отделённый от Каймира Внутренним морем, был лишь дальней окраиной Тмефанхии, а её континентальная часть начиналась лишь за широким выступом Южной Уиртэклэдии и Приполярья; на севере — узкая полоса чхаинского побережья вдоль Берегового хребта начиналась и того дальше от Каймирского перешейка), или обратиться с предложением о поддержке к правительству Фаалокра, которое, контролируя из прежней столицы, Алаофы, большую часть Центральной Лоруаны, провозгласило целью воссоединение страны — но в любом случае не допустить принесения Каймира в жертву очередной попытке возродить некогда утраченную уиртэклэдскую государственность. Кому же, как не им, студентам исторического факультета, было знать: «возрождалась» она всякий раз не только на собственно уиртэклэдской территории, и приводило это к одному результату — полному и кровавому краху… Но увы, даже не были сформированы какие-то единые органы власти на самом Каймире (прежде входившем в состав Лоруаны не как целое, а отдельными областями) — и ничего не удалось решить прежде, чем под вечер второго дня только что наступившего 7782 года в Кильтуме высадился уиртэклэдский десант; и несколько бурных и трагических дней прошли в попытках переговоров городских властей с захватчиками, в надежде уберечь город от разрушений, и одновременно — обращений к правительству Фаалокра за помощью; а затем, когда в ожидании подхода его войск в городе всё же начались грабежи и погромы, жителям Кильтума пришлось организовать оборону своими силами — увы, к войне готовы не были… И Джантар помнил — как студенты, которых приближение очередной группы захватчиков застало прямо в здании университета, вскрыли имевшийся в подвале склад лёгкого стрелкового оружия, и тоже попытались организовать оборону здания — но не помнил самого боя. Воспоминания обрывались совсем близким оглушительным взрывом за окном — у которого он, тогда ещё Тукар Саум, в тот момент стоял… И лишь теперь уже, специально обратившись за разъяснениями к литературе, он узнал: такой бой в Кильтуме действительно был, и здание университета, хоть и сильно разрушенное, всё же не досталось «борцам за независимость от Лоруаны», а спустя ещё двое суток — подошедшие наконец войска правительств Фаалокра вовсе выбили их из Кильтума, так что больше никуда на самом Каймире война так и не пришла (но увы — в отличие от перешейка с его смешанным населением, который, впоследствии ещё несколько раз перейдя из рук в руки, так и остался под властью Уиртэклэдии почти до конца 7782 года, когда правительство Фаалокра, объединив к тому времени всю историческую Лоруану, смогло наконец приступить к борьбе с сепаратистами в Уиртэклэдии, Приполярье и Дмугилии, затянувшейся до 7785 года — и тогда было юридически оформлено воссоединение Лоруаны в прежних границах; однако перешеек, вновь войдя в её состав как бы вместе с Уиртэклэдией, почему-то с тех пор как бы тоже считался уиртэклэдской территорией)… О самом же студенте по имени Тукар Саум — никаких упоминаний в литературе Джантар не встретил, да и вряд ли их следовало ожидать: в ходе боя был практически утрачен университетский архив тех времён. И даже не удалось установить — из какого номера какой газеты была кем-то вырвана та случайно попавшаяся ему страница, что пробудила воспоминания…