Владимир Дрыжак - Кесарево сечение

• Название: Кесарево сечение
• Автор: Владимир Дрыжак
• Жанр: Социально-психологическая фантастика

---

Кончилось тем, что Валентина подала к кофе маленькие бокальчики, и разлила по ним коньячок. Сюняев только крякнул.

– Вот это сервис! Ладно, так и быть, – сказал он. – Выкладывай, что там у тебя? Небось, опять нашкодила?

Валентина покраснела, порывисто обняла отца за плечи и что-то прошептала ему на ухо.

– Погоди, погоди, а откуда ты знаешь? Еще и двух недель не прошло.

– Я ходила к врачу, и сделала тест.

Сказав это, Валентина очень натурально потупилась. Я не могу передать выражение, возникшее на лице тестя. Это – невозможно. Представьте себе закат после дождя. И солнечный луч, и облака у края горизонта… Нет, это невозможно! Еще не придуманы эти поэтические образы, этот водопад сравнений и метафор, эти сказочные суффиксы и фантастические корни. Да разве жалкие восклицательные знаки и унылые многоточия способны связать воедино эти красочные лексемы?! Нет!.. Тысячу раз нет!!!

Я все понял без слов.

– А-а! – возгласил Валерий Алексеевич. – Каково?! Вот это темпы!

– Тс-с! – сказала пунцовая Валентина и заговорщицки приложила палец к губам.

– Так-то! – громогласно подвел черту Валерий Алексеевич. – Но смотри у меня! Это будет внук, я вам говорю!!!

Хотя я уже все понял, но смысл понятого не сразу достиг интеллектуальных центров. А вот мысливший с быстротой молнии Куропаткин мгновенно ухватил суть:

– А-а-а! – взревел он. – Рысью в галоп! Шашки вон!

И, не медля ни секунды, разлил еще по бокальчику. Сюняев машинально выпил, и они с Васей еще минуты три выливали друг на друга свои ощущения.

А я смотрел на Валентину. И впервые в ее глазах прочитал не свои, а ее собственные мысли:

"Ну, что, дружок?.. Ты ведь втайне от себя надеялся, что как-нибудь обойдется. Теперь-то понял, что все? Ты мой, дружочек, мой… И эту чашу ты выпьешь до последней капли!"

Я взял свой сосуд, кивнул ей, дескать мол, а куда деваться? И выпил.

Кончилось тем, что мы выпили еще три раза подряд, и на какое-то время я отключился полностью. Сказались трудности осмысления моего нового положения. А когда пришел в себя, обнаружил, что Куропаткин и мой тесть сцепились в яростной схватке:

– …А я тебе говорю, что команда "шашки вон!" подавалась только в казачих войсках, – вдалбливал Васе Валерий Алексеевич.

– Па-ардон! – отбивался Василий. – А в регулярной кавалерии? А гусары? А драгуны?!

– Ничего подобного! "Шашки наго-ло!"… То есть, тфу!, какие шашки!..

– Дамки, – подсказал Вася. – У гусаров – "дамки наго-ло!"

– Я тебе дам дамки! Шпаги! Палаши! Никаких шашек у гусар не было.

– Наверное, сабли? – попыталась вставить Валентина, и сделала круглые глаза.

– А ты не встревай!..

– Кстати об алебардах, – заступился я. – Помнится, у казаков были пики. И что, по-вашему, "пики вон!".

– Что? – Сюняев вытаращил глаза. – Какие пики? Ну, да, были пики!.. А куда их там надо?.. Пики наперевес… Нет! Да причем тут пики!..

– Пики – к бою, шашки – вон, – тоном знатока утвердил Куропаткин. – Рысью – ма-арш!

– Правильно! Это самое я и говорю.

– Тогда предлагаю выпить за славу русского оружия, – предложил я.

– Так ведь мы уже выпили! – запротестовал Валерий Алексеевич. – Сколько можно за одно и то же.

– Тем более, что у меня в роду были шведы, – сказал Вася.

– Это которым грозили отсель? – уточнил Сюняев. – Что-то не похоже.

– А по материнской линии?

– Все равно не похоже.

– А белобрысость откуда?

– Ну, вы разошлись, – вмешалась Валентина. – Вы еще за победу Александра Македонского выпейте!

– В Бактрии, – добавил я.

– Какого Македонского? Он кто? – произнес Сюняев озадаченно.

– Ну, у которого кровь течет в жилах Эндрю Джоновича.

– А? – Валерий Алексеевич обвел нас совершенно ошалелым взглядом. – Там что, была победа? А где эта Бактрия?

– Где-нибудь в Индии? – неуверенно предположил Куропаткин.

– А по-моему, в Пакистане, – сказал я.

– Но-но! – буркнул Валерий Алексеевич. – В каком таком Пакистане? Что еще за Пакистан такой выискался?!

– Да какая разница! Главное-то – не победа. Главное – участие, – убежденно произнес Вася.

– Главное, Василий, – участие в победе, – я похлопал Куропаткина по плечу. – И в поражении – тоже. И в любом горе главное – участие. Потому что кто в еде не участвует, тот и не ест. Это классическая формулировка.

Вася мгновенно протрезвел и сделал выводы.

– Верно! – сказал он. – Зря мы не закусываем.

– А по-моему, она в Гималаях, – вдруг ни с того ни с сего брякнула Валентина, и зажала рот ладошкой.

– Кто? – Сюняев помотал головой.

– Ну, Бактрия же!

Судя по всему, Валерий Алексеевич юмора не понял. Он повернулся всем корпусом и уставился на дочь.

– Как в Гималаях? Он что же, Македонский, воевал в Гималаях?

– В предгорьях. А как же, по-вашему, он попал в Индию? – воскликнул обнаглевший Куропаткин.

Судя по всему, коньяк его не взял. И теперь этот тип откровенно потешался над моим тестем. Я решил, что Гималаи ему прощу, а вот за предгорья он ответит!

Валерий Алексеевич оторопело уставился прямо перед собой.

– Что они все лезут в Гималаи? – возмутился он. – Сперва Александр Македонский, а теперь и Гиря туда же…

– Так ведь там Крыша Мира, – сказал Вася.

– И что с того?

– Оттуда ближе к Богу, – пояснил я.

– Да? Ты так думаешь?.. Ф-фу!.. Нет, вот мошенники! Напоили старика, и издеваются, – Валерий Алексеевич вытер вспотевший лоб. – Пожалуй мне пора. Наталья Олеговна будут недовольны…

– А давайте сейчас же позвоним маме, и скажем, что ты у нас задержался, – предложила Валентина.

– Но я еще отнюдь не задержался, – запротестовал Валерий Алексеевич. – И потом – она наверняка будет против.

– Она наверняка будет "за", – уверил Куропаткин, вставая. – Это я беру на себя. Какой код?

– Мой, – сказал Сюняев. – Только не смей хамить!

– Когда это я хамил женщинам? – возмутился Вася. – За кого вы меня принимаете?!

– Было, Вася, было.., – лукаво заметила Валентина.

– Ну, – Куропаткин смешался. – Это был не характерный эпизод в моей жизни.

– А что за эпизод? – поинтересовался я.

– Я пошутила. Иди, Вася, иди. Папу все равно нельзя отпускать в таком виде.

– В каком таком виде? – Валерий Алексеевич возбудился. – И что значит "отпускать"?!

Валентина проигнорировала этот вопрос, потому что у нее в запасе был свой, который она и задала самым будничным голосом.

– А что, Петр Янович и в самом деле собрался в Гималаи?

– А откуда тебе это известно? Это ведь военная тайна! – изумился Валерий Алексеевич.

– Сам сказал.

– Я сказал?.. Глеб?!

– Факт имел место, – подтвердил я.

– А зачем я это сказал?

– Трудно сказать… Вероятно, в пылу борьбы с Куропаткиным.

– Ты Глеб, проследи, чтобы я тут вам лишнего не болтал. А то этот Куропаткин…

– Конечно, папа, – я изобразил на лице сыновнее послушание, потому что Куропаткин уже стучал пятками по полу где-то поблизости.

– Х-ха! Уже "папа"… Это ведь надо! Стоило чуть-чуть расслабиться, и уже "папа".

– А скоро вообще будешь "дед", – мстительно заметила Валентина.

Сюняев в ответ только обреченно махнул рукой. Похоже, он смирился с новой ролью.

– Докладываю, – объявил вернувшийся с переговоров Куропаткин. – Все нормально. Санкция получена, однако имеется указание ограничивать в спиртном. У Валерия Алексеевича, как выяснилось, сердце пошаливает.

– Предлагаю обмыть санкцию, – мрачно сказал Сюняев. – Предельные дозы упоминались?

– Нет, но…

– Разливай! Расширяет сосуды. Это с одной стороны. А с другой – все мы там будем. Вон, Шатилов здоровый, как бык, а тоже начал сдавать…

– Ты был у дедушки? – удивилась Валентина.

– Два раза. Один раз маму сопровождал. А другой раз он Петра вызывал, а тот меня прихватил. Надо бы и тебе… вам сходить.

– Мы с Глебом обязательно сходим, – заверила Валентина, даже не посмотрев в мою сторону. – А что такое с ним случилось?

"Да-а, – подумал я философски, – Надо срочно принимать решение, поскольку в этой семье решения принимаю я, а оно уже принято".

– Старость случилась, – буркнул Сюняев, разглядывая остатки коньяка в своем бокальчике. – Он, оказывается, инсульт на ногах перенес. А теперь правая рука начала отниматься. Он и заметил. Подписи-то ставить не может! Отнялась бы левая, он бы и продолжал сидеть…

– А где он сейчас сидит?

– Сейчас уже на месте. А какое-то время сидел дома. В стационар ложиться не пожелал, а насильно класть побоялись. Как же, большая шишка!

У меня возникло ощущение, что Сюняев уже не контролирует себя, и сейчас понесет околесицу. Но он как-то по-особенному посмотрел на меня, и я понял, что он вовсе не пьян. И он понял, что я это понял. После этого он поманил меня пальцем, и, приблизив голову, зашептал:

– Похоже, все! Последний из зубров… Бога надо молить, чтобы он выплыл, Бога! А не выплывет – все развалится к чертовой матери… Я за Петра беспокоюсь. Шатилов его закрывал, а уйдет – накинутся всей сворой и сожрут с потрохами.