Михаил Пришвин - Дневники. 1918—1919

• Название: Дневники. 1918—1919
• Автор: Михаил Пришвин
• Издательство: ООО «Издательство «Росток» E-mail: [email protected]
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2008
• ISBN: ISBN 978-5-94668-059-2 УДК 882

Дневник 1918—1919 гг. представляет собой достаточно большой по объему документ, который можно считать летописью, но летописью своеобразной. Хотя дневник ежедневный и записи за редким исключением имеют точные хронологические и географические рамки, события не выстраиваются в нем в хронологический ряд.

Вопросы, которые поднимает Пришвин в первые послереволюционные годы, связаны с главной темой новейшей русской истории, темой, которая определила духовную ситуацию в России в течение столетия, — народ и интеллигенция.

Дневник первых лет революции — не только летопись, но и история страдающей личности.

---

Встал в 8 по-новому, по-старому в 6 ч. Ссора из-за Левиной лежки. Софья Павловна сказала:

— Я делаю одолжение, что занимаюсь.

Я подумал: я тоже ей делаю разные одолжения. После она смягчила слова и сказала, что она это для Левы говорит. Нужно внушить ему, что это одолжение. Заставила Леву десять раз просить у нее прощения. Ходили с Левой за несгораемым ящиком. Встретился страховой агент Соловьев:

— Несгораемый, — говорит, — как?

— Так, несгораемый.

— Сгорит! — сказал он странно.

Был на душевном допросе у Соф. Павловны.

— Почему так далек?

Объяснился, что хожу оглушенный нашей историей в безвыходности. Не очень поверила. Это и правда, но я сам не знаю почему.

Приехал Ксенофонт, привез Маню. Она сказала мне и С. Павл., что мы с лета постарели лет на 20. Тогда вдруг мне вернулась в душу вся нежность к ней. Ксенофонт и Маня обругали моего врага Мишукова страшным словом «жуплан». Привез Ксенофонт 2 фунта плесневелого, зеленого, а сам забрал у меня 16 пуд. ржи: он пес, и жена его псица.

Перед обедом А. М. спросил: «Как вы будете воспитывать своего нового сына?» Яд не подействовал. Теперь я знаю, что он без Соф. Павл. тоже не воспитатель (хуже меня). Их отношения никуда, расклеилось склеенное: она чужая в его деле, он чужой в семье. За обедом говорили о кризисе продовольствия. В 7 веч. он на службу, мы в гости к Ольге Михайловне. Гадали мне на картах: в делах успех, в любви любовь, в кознях козни и т. д. Говорили о судьбе, что можно ее обойти или никак нельзя. Без меня приходил за пилой Сытин. Как-то завтра я буду готовить дрова без пилы. Вечером затопил свою печку, а Соф. Павл. собрала детвору, мать пела с ними песни, вовлекала меня, это было очень похоже на Ефр. Павл., и я внезапно пришел в скверное расположение духа. Пришел мрачный Ал. Мих., и мы при лампадке мрачно сидели втроем, перекидывались фразы о водовозе, о муке, о том, что ничего неизвестно про политику, что спартаковцы совсем не то, что большевики. Легли не поздно, чтоб встать пораньше. С. П. сказала А. М.: «Мне приятно, что ты стал рано вставать, что ты с нами». Оба они выработали себе замечательное искусство говорить друг с другом и не договаривать до самого последнего конца, говорить, не договаривать, жить, не доживать. Благодаря этому создалось такое состояние, что ложь нельзя прямо назвать ложью (а может быть, это не ложь — неполная), измену — изменой, любовь — любовью. В таком пористом состоянии можно устроиться третьему и получить одну треть.

23 Марта. Мороз сломила холодная злая кура. Вот как рвет и метет сверху и снизу, вот как бушует! Последние дни зимы проходят. С. П. давит, как государственная власть давила меня, подошвой — достал подошву, теперь чай вышел, чайными щипцами ловит. Не будь рядом А. М., все было бы понятно, но я всю зиму им все доставал и, кажется, имею право хоть на месяц отдаться своей работе так, как А. М. отдается своей.

24 Марта. Кура стихла. Легенький утренник, солнце. Весь день медленно таял лед отношений, сложившихся из-за чайного дела, и вместе с тем тягостное чувство — как будто мы друг друга обокрали. Читал Гамсуна «Лес зимой» и другие рассказы: так мало леса и так много себя. Раньше казалось мне, что Гамсун, уходя в лес, показывает нам природное начало человека-зверя и противопоставляет этому, как Толстой, верхний, оторванный от природы человеческий слой. Теперь у меня иной взгляд — я думал, читая пребывание Гамсуна в лесу, что вот как богато жило общество, до того богато, что отдельный человек мог находить удовольствие жить в торфяной юрте и общество находило интерес выслушивать его рассказы.

Все угорели. В сумерках прошелся по Орловской вдоль бесчисленной тротуарной толпы. Какая все мелкота гуляет, какие обломки общества! и никто-то не знает, куда и для чего все так творится-варится в этом чану. Может быть, так нужно для какой-нибудь далекой настоящей коммуны, чтобы все негодяи отобрались, оказались (да, «оказались»: это они гуляют, служат, управляют — это и есть «оказание»).

Роль неудачников в революции, «недоучек» в момент их озлобленности (убить Розанова). Я думал о своем перевороте, когда увидел, что моя мысль о счастьи «всех» — эгоизм.

Вечером приходит А. М., при свете лампады мы погружаемся в полумрак ночи, в тоску, в беспросветное будущее, мутными глазами, мутными чувствами, мутным разумом ищем хоть какую-нибудь опору для будущего.

Третий день служит нам коротконожка Маня, гадкий утенок, читает романы, а мать: «Ты только раздражаешь себя романом, читай Евангелие». Одно утешенье, что подбирается (если это конец мой) к моему концу семья хороших людей (лебеди): семья Шубиных.

Надо разработать миф о беднейшем из крестьян, от смирнейшего («барыня») до гордейшего (Смердяков — Горшков), ком навертывается: барыня, Пашка, Николка, Васька.

25 Марта. Мчится мороз по метели и все слабеет, слабеет — вот-вот, дожидаемся, оборвется все и побежит. В щелку все-таки ухитрюсь как-нибудь выглянуть из человечины в Божий мир, как-нибудь ухитрюсь, это единственная радость.

26 Марта. Пост пополам хряпнул. Мороз-утренник схватил метель. Чистое небо, яркие звезды, при которых рождается мороз, это же и губит теперь мороз: восходит солнце богатое, и к полудню является весна.

Щекин-Кротов в Отделе говорил о «диктатуре недоучки», о Лебедеве, заведующем отделом (кабинет разделил щелевкой на канцелярию и собственный кабинет, где склад мебели Заусайлова и заведующий отделом сидит как приказчик): Лебедев гонит бумагу, поправляет испорченную карьеру, называет себя рабочим, а рука маленькая, чистая и фигура не рабочего.

Смерть учителя Високосова — женился на горничной, пять человек детей, она им помыкала и даже белье заставляла стирать, мучился, что служил у большевиков. Во время болезни (сыпной тиф) семья пять дней не ела и пять дней не топились печи. Подписной лист. В канцелярии сказали: «Одним чернописцем меньше» и «А рабочие как умирали?». Щекин-Кротов — интеллигент — юродивый в Отделе.

Приходила учительница Казинская с Лидией Михайловной Климовой, толковали о преподавании Закона в школах.

27 Марта. Мороз победил метель и воцарился, как в Крещенье (он у звезд просил защиты ночью, и звезды согласились, у месяца — месяц молодой согласился, а солнце — отказало).

Она сидела в моей комнате, и когда раздались его шаги в галерее, быстро вышла, через окно он увидел мелькнувшую ее фигуру и на весь день насупился.

У Володиных продовольственная победа: променяли два старых пиджака на масло, муку и пшено на тысячу руб., и какая радость в доме, какой чай с деревенским ситником и творогом! И потом до вечера разговор: «А капусту можно достать...» Из овса кисель, как рушить овес на кофейнице, рецепт из Москвы.

— «Вы худеете!» — «Да все так». — «Нет, не все, вы от чего-нибудь другого худеете...»

Четыре дня газет не было, сегодня пришли известия с речью Ленина[219], в которой он призывает товарищей основываться на социализме. Смысл речи был, что капитализм находится «в душе».

Другие советовали дать льготы крестьянину-середняку, привлечь его на свою сторону (пролетариата) и потом эксплуатировать в пользу пролетариата.

Читаю Соловьева о славянофилах[220] и просматриваю насквозь свои русские инстинкты. Правда Петра и правда староверов (Ленин и буржуа).

28 Марта. Зародился план исследования берегов Быстрой Сосны и Тихого Дона.

Голодные салоны.

Установили: в мае если определится неурожай, надо бежать, если благополучно — переезжать в деревню. Итак, за эти два месяца нужно сделать всю работу (консп. записки).

Две женщины — одной, дикарке, испытание жить в культурных условиях, другой, культурной — в диких.

31 Марта. Из истории коммуны: переводя часовую стрелку на два часа вперед, она воображала себе, что распоряжается временем. И правда: чиновники слушались, вставали на два часа раньше, но в деревнях солнце всходило по старому времени, и по старому времени выгонял пастух в поле коров, и черный бычок с белой звездочкой, похожий на Аписа[221], жевал свою жвачку точно, размеренно, по столько-то жевков в минуту, и вес его увеличивался по старому счету.

1 Апреля. Соф. Павл. похожа на слепую орлицу, не видит, а рвется в высоту. Бродит — натыкается, клюет камни и дерево, складывая неестественно крылья. А возле нее живет унесенный ею когда-то в высоту и упавший вместе с нею барашек. Клевать бы его, а не может — жалко. У барашка свои радости земные, луговые, он пробует ей рассказать иногда о них, но она его не понимает.

Написать по Андерсену сказку: орлица несла барашка в горы, выстрел: слепая упала в ущелье, охотник не нашел ее, и она некоторое время жила у барашка. Или так сделать: я много охотился, и раз со мной случилось нечто, отчего я научился понимать язык животных. С тех пор я бросил охоту и слушаю животных. Слепая орлица — барашек и всякие животные (муравьи и пр.) в отношении к слепой орлице.