Владимир - Жених и его невеста

• Название: Жених и его невеста
• Автор: Владимир
• Издательство: БПП
• Жанр: Детская проза
• Год: 2010

Эта повесть публиковалась несколько раз. Я её переписывал, переделывал, что-то убирал, что-то добавлял. Изменял и название — «Далеко от войны», «Пряничная кружка», «На маленькой станции». Новое название, мне кажется, более точное. Если Вы не согласны, то напишите, как бы вы назвали её. Я — исправлю. Нынешнее современное средство общения нам позволит это сделать.

В детстве я дружил с девочкой Олей. Теперь не могу точно сказать, была ли она эвакуирована из Ленинграда, спросить не у кого. Умерла. Нет наших мам. Умерли тёти и дяди-фронтовики, водившие мимо нашей маленькой станции железнодорожные составы. Росли мы, росла станция. Она стала городом.

Повесть о детских чувствах, о взаимоотношениях, конечно, о любви. А если у Вас есть дети, то они, побывав на маленькой станции, обретут новые душевные качества, станут Вас лучше понимать, а Вы — их.

---

— Лучше возьми мой старый крюк, который я делал вчера, — сказал Игорь, выглядывая из-за сугроба. — Верёвочку сразу не отвяжешь.

— Отвяжу. — Заносчиво сказала Ольга.

— Почему такая упрямая? Ей хочешь, как лучше, а она не понимает.

Из-за берёзового колка появились возы с сеном. Они приближались. Заиндевевшие лошади, опустив понуро головы, тянули сани. Их было немного — три или четыре. На переднем возу сидел кто-то в серой шубе и не шевелился. Скрипел снег под полозьями, и скрипела упряжь.

— Не высовывай голову, — приказал Игорь. — Я цепляюсь первым, а твою верёвку буду держать. Если что, сразу убежим.

— А я хочу сама, — надула губки Оля.

— Как знаешь.

Дети лежали на новых, плетёных из ивовых прутьев салазках и ликовали. Вот проехали первый барак. Игорь сказал, что ему пора домой, но Ольга сказала, что докатится до чайной или до вокзала. Перед переездом у него разогнулся крюк.

— Так тебе и надо! Так тебе и надо! — завопила девочка, глядя, как Игорь встаёт с санок и бежит за возом, сгибая проволоку. Вдруг увидел стоящего мужчину в шубе, и закричал: — Ольга! Отцепляй! Возчик идёт!

Девочка соскочила с санок и принялась развязывать узел. Он понял сразу — вытянула петлю. Воз медленно приближался к стоящему мужчине. Девочка рвала свою верёвку, но та не отрывалась. Игорь вспомнил, как вечером случилось также. Возчик забрал санки и не отдал. «Нужно выручать эту противную».

— Давай перережу верёвочку, — сказал, подбегая Игорь. Он уже схватился за шнур и раскрыл ножичек — подарок дяди Степана.

— Не трогай! — закричала Ольга, отталкивая Игоря — Это мои санки. Мне сделал Евсееч. Я всё твоей маме скажу.

— Сейчас тебе возчик вольёт бича и заберёт санки.

— У меня и так короткая, — ныла девочка, не давая резать верёвку, — Он уже пришел, — с криком Ольга кинулась в вокзалу, а Игорь понял, отчего ожгло щеку. Он упал, не выпуская ни верёвки, ни ножичка. Лошади встали. Игорь вскочил на ноги и увидел лицо возчика. Оно выглядело просто пятном. Не различались ни глаза, ни рот, ни нос. Розовое пятно. Ему страшно захотелось сделать этому несправедливому человеку неприятность. Такую неприятность, чтобы запомнил на всю жизнь. Он вдруг произнёс страшные слова, которые были в Шанхае хуже всякого ругательства.

— Ты — дезертир, — тихо произнёс Игорь. Возчик оторопел. Его лицо стало бледнеть. — Тебе жалко прокатиться. А у неё отца убили, а ты тут детей бьёшь, как фашист. Ты — фашист. Вот кто ты. — Игорь впервые назвал взрослого человека на «ты».

— Тебя задавит, а кто будет отвечать? — возчик размахнулся бичом. — Бросай ножик, поганец. Вот тебе за фашиста, вот тебе за дезертира.

Игорь лежал за санками, перерезал верёвку, снося удар за ударом. «Пусть бьёт, — думал Игорь, — Я ему это припомню. В другой раз узнает».

— Ты это чего, — набросилась проходившая почтальонка на мужчину. — Выпил, так и храбрый. А ну прекрати.

Игорь знал, что самые смелые и сильные люди — это почтальонки. Они не боятся ни злых собак, ни пьяных людей. Они носят сумки в мороз и метель в дождь и в жару. Они плачут со всеми, когда приносят плохое письмо. Возчик оттолкнул маленькую женщину с чёрной сумкой на боку так сильно, что она упала с дороги в снег. Мальчик перерезал верёвку и хотел встать, прикрываясь санками. Раздались женские голоса: «Все письма рассыпались. Тонька что-то не встаёт. Убил!»

— Так нельзя, земляк, — раздался голос Евсееча. Игорь вскочил, и тотчас с него слетала шапка, а губы занемели и стали опухать. Он увидел, как сапожник вырывает кнут и забрасывает в снег. Женщины поднимают почтальонку, выбирая из снега письма.

— Ах, ты, обезьянин, — разъярился возчик и пнул валенком по костылю. Евсеевич упал, а краснолицый сел на него и стал бить по лицу голыми руками. Игорю стало страшно и больно за дядю Степана.

— Нельзя бить по раненому лицу! — кричал мальчик, поднимая костыль над головой. На секунду увидел Ольгу. Она держала санки и плакала. После первого удара костылём у возчика свалилась шапка, но он, не замечая, продолжал бить лежащего Евсеевича. Целясь в самую макушку, Игорь сильно размахнулся. Возчик взвыл, хватаясь за голову. Сапожник вывернулся и начал тыкать носом в лошадиный сор краснолицего, приговаривая прерывистым голосом:

— Нехорошо, земляк, обижать детей.

Собралось много людей. Милиционер с саблей арестовал возчика и Евсееча. Лошадей оставили на дороге, а Ольгу увела мать вместе с его санками к себе в дежурную комнату. Опоздавшие женщины расспрашивали друг друга, пытаясь понять, что же случилось вечером в Шанхае.

— Какой-то шармач, напал с ножиком на сапожника.

— Конюх заступился за детей, которых сапожник хотел избить.

— Вот он бандит. Маленький, а хотел «бастрык» перерезать. Жиганёнок.

Игорь не обиделся. Он равнодушно пошел домой, волоча на крюке Ольгины салазки. Хотел пойти спасать дядю Степана, но почувствовал, что очень болит глаз и опухшая губа. Лаяли собаки. Над элеватором стоял столб света, упирающийся в самые звёзды.

Проходя мимо киоска, в котором летом продавали хлеб, Игорь услышал сдавленный смех и знакомые голоса. Он обрадовался, останавливаясь.

— Рассказывай, — ободряюще, похлопал по плечу Славка.

— Какой он из себя? — спросил Валерка, садясь на скрипнувшие санки.

— Немного его не запорол. Вот шкет, — ввернулся между Игорем и Славкой пацан в бушлате, в сапогах; цыркая через щербину слюной, сказал: — Фраер этого бичом чешет, а он идёт на него со складником.

Игорь его часто видел у магазина, на вокзале, но не знал, где тот живёт, кто его родители, почему у него нет школьной сумки, как у других больших мальчиков.

— Почему ты не заступился? — спросил строго Славка, затаптывая окурок валенком.

— Не успел, блин горелый. Танкист припрыгал. Рыжий его сразу сбил с ног. Шкет костылём по дыне три раза наячил. Тот заблажил, а танкист его мордой в дерьмо. Забрал их мильтон в дежурку, а потом отпустил.

— Как всё стряслось? — встал Валерка с саней.

— Я прицепился к возу крюком, а Ольга не захотела дать мне свою верёвку, а привязалась к возу. Затянула петлю, когда возчика увидела. Я хотел перерезать складником верёвку, а она не давала. Потом, когда возчик стал меня хлестать, я его обозвал дезертиром и фашистом. Ольга побежала звать Евсеича. …У неё отца убили.

— Она не знает? — вздохнул Славка.

— Пусть думают, что отец скоро вернётся, — сказал Игорь печально.

— Ты считаешь? — Валерка тряхнул свою сумку, принялся что-то искать, — Предлагаю, …а ты иди домой, Игорёк. Ты правильно сделал, что так обозвал возчика. Надо заступаться за своих. Она хоть девочка, но столько пережила. Мы вместе плыли по Ладоге. Бомбили, а кто на палубе был, из пулемётов расстреляли.

— Он тоже наш? — донеслось до Игоря, когда он отошел на несколько шагов. Спрашивал вертлявый:

— Из какого детдома?

— Наш, но только не ленинградский, а местный. Отца у него судили, послали в лагерь, после в штрафбат. — Сказал Валерка.

Игорь хотел вернуться и узнать, что такое «штрафбат», почему отца обсудили. Раздумал. Лицо болело. Узнаю потом, — решил он…

Обида

Руки Игоря замёрзли, но он продолжал чистить картошку, стараясь срезать тонкую шкурку. Мама всегда напоминает Игорю об этом, а он иногда забывает и срезает толсто. «Всеравно же корова съест тётикатина, ей тоже нужен корм, а картошки много — на две зимы хватит за глаза». Он греет руку у печной дверки, вновь садится на перевёрнутый табурет. Картошки нужно мыть, но воды мало, помоет потом, когда будет крошить в суп.

Печь растопил сразу, как только пришел. Дрова быстро разгорелись — он сначала положил сухих обрезков от досок и брусков — это называлось на станции бакулками, которые привозит от столярной мастерской. Евсеечу тоже привозил, но он отказался, говорил, что научился разжигать не только дрова, но и вражеские танки, а уж дрова — само собой загорятся.

Легко и просто — варить суп. Мама вчера вечером поставила вариться кусок кости от коровьей ноги, а сама всё смотрела на огонь в щелки. Утром он поел студень с хлебом, погрыз кость. В обед растопил печку и с Ольгой пили тёплый бульон с поджаренными картофельными ломтиками. Если в остатки бульона насыпать немного пшенной крупы, добавить картошки, посолить, то вполне получится суп. Он видел, что бабушка всегда пережаривает лук и тёртую морковку с кусочками свиного сала. Сало у них кончилось как-то быстро. Он помнит, что в тот день заходила тётя с тремя малышами, попросила хлеба. Он ей дал кусочек — всё, что у него осталось. Она потом долго не выходила из сеней. Там обычно темно, сразу не всегда найдёшь дверь. Надо было после ухода Вальки закрыть дверь и никого не пускать, а он ждал Ольгу. Дверь осталась открытой. Сало было пересыпано снегом и накрыто стиральной доской от мышей. Снег остался, а больше ничего не было в ящике. Лук он покрошит с морковкой и не станет обжаривать в сковородке. Лишняя морока, — подумал, вынимая из шкафа мешочек с крупой. — Чего её мыть? Она и так чистая. Игорь стоял в очереди. Отоваривали карточку. Раньше боялся идти в магазин или в ларёк. Стеснялся чего-то. Славка всегда заходит за ним. Помогает покупать, складывает хлеб в сумку, а довески они едят. Игорь никогда не жадничает, делится с соседями конфетами, баранками, если привезёт бабушка или тётя Тася или дядя Гриша.