Реймонд Пристли - Антарктическая одиссея. Северная партия экспедиции Р. Скотта

• Название: Антарктическая одиссея. Северная партия экспедиции Р. Скотта
• Автор: Реймонд Пристли
• Издательство: Гидрометеоиздат
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1985

Реймонд Пристли – участник антарктической экспедиции английского полярного исследователя Р. Скотта (1911-1914 годы). Однако, если Южной партии этой экспедиции, трагическому финалу похода к Южному полюсу посвящены десятки книг, то о Северной партии, судьба которой сложилась также достаточно драматично, хотя и не столь роковым образом, наш читатель не знает практически ничего. Эта книга заполняет не освещенные еще страницы экспедиции Р. Скотта.

Для широкого круга читателей.

---

Гимнастика была нам необходима, это стало ясно уже из того, как нас измотала первая серия упражнений, и мы благодарили судьбу за то, что среди нас находились флотский хирург из департамента физической подготовки и инструктор гимнастики.

Вечером того же дня впервые ели суп с сильным душком. Мы были слишком голодны, чтобы отказаться от обеда, хотя понимали – в нем что-то не так, но что именно? То ли тюлень попался больной, то ли оттаявший в духовке кусок слишком долго в ней находился…

Третьего сентября случилось еще одно происшествие, на сей раз с какао. Когда я клал в суп вторую порцию мяса, в ней не доставало большого куска печени. Он нашелся – на дне котла с какао. По-видимому, именно из-за печени суп имел такой запах, а так как она некоторое время находилась и в какао, то, может, отчасти и явилась причиной последующих неприятностей. Те, кто, к счастью для них, не был в курсе дела, объясняли необычный запах какао влиянием чая, заварившегося в котле накануне, Дикасон же и я, прежде чем выпить свою порцию, закрыли глаза и постарались ни о чем не думать. Но многозначительные взгляды, которыми мы обменивались, вызвали любопытство окружающих, и они по аналогии с иными происшествиями такого рода без труда догадались о случившемся. Нам, однако, удалось их убедить, что в какао попали морские водоросли, и только три месяца спустя, когда я печатал на машинке свой дневник, правда вышла наружу. К морским водорослям и перьям пингвина в кружках все привыкли и старались пить осторожно, процеживая содержимое сквозь плотно стиснутые зубы.

Нежелательным блюдом был, естественно, и «гранитный суп», досаждавший нам с тех пор, как мы принялись за давно забитых тюленей. В него входили нанесенные ветром на тушу и примерзшие к ней мелкие камушки. Попади они на зуб – это могло бы иметь серьезные последствия, и как только во время обеда раздавался возглас «Осторожно, гранит!», все начинали пережевывать пищу вдумчиво, тщательно, не спеша. Разговоры смолкали и лишь изредка раздавался хруст, сопровождавшийся соответствующей репликой пострадавшего и откровенными улыбками остальной пятерки.

Четвертого у всех, кроме Кемпбелла, появились признаки птомаинового[90] отравления, и тем не менее, когда вечером опять был подан суп с подозрительным ароматом, ни у кого не хватило духа от него отказаться, хотя это было чревато повторной атакой болезни на следующий день. В этом заключалась слабость нашей позиции. Даже теперь у нас не было избытка мяса и сала, мы не могли позволить себе вылить суп и вместо него сварить другой, а что хуже всего, мы не знали наверное ни причины заболевания, ни какое количество мяса заражено.

Конечно, печень, которую мы ели накануне и в этот день, была явно недоброкачественной, но нелады с пищеварением начались днем раньше, а следовательно, их нельзя было относить целиком за счет печени. Заболевание, протекавшее очень остро, быстро лишало нас сил. Надо было во что бы то ни стало от него избавиться, но как? В чем его источник?

На следующий день под давлением свидетельских показаний печень была осуждена. Кемпбелл накануне отказался от нее, мы же все ели, и вот его героизм вознагражден – он опять избег опасности, а остальным стало хуже. Настолько плохи были мы, что Левик распорядился изменить стол, и вместо обычной похлебки на завтрак дали жареное мясо и жиденький бульон из мясного экстракта «Оксо». В результате шестого сентября все почувствовали себя немного лучше, но седьмого снова лежали с отравлением, из чего стало ясно, что причина болезни не только в печени. Снова вспомнили о подозрительных кусках мяса, время от времени появлявшихся в прошлые недели в супах, и естественный ход мысли заставил нас усомниться в исправности «духовки». Тщательный осмотр показал, что ее внутренняя поверхность не совсем ровная и в одном углу пониже скопилась лужица из остатков крови, воды и кусочков мяса. Очевидно, здесь и находился главный очаг инфекции. Каждый кусок мяса, оттаивая, вносил свою лепту в лужицу, и поскольку она каждый день размораживалась на час-другой, то являла собой благоприятную среду для быстрого размножения микробов. Лужица разрасталась, мясо, попадавшее в этот угол духовки, заражалось микробами, которые через плохо прокипяченные супы попадали в наши организмы. Не удивительно, что те взбунтовались, удивляться можно лишь тому, что бунт не принял более серьезные формы.

Когда все это выяснилась, мы как раз приближались к концу следующей банки сухарей. Духовку предали анафеме, сняли и выбросили, а вместо нее смастерили из сухарной банки новую. С того времени все, кроме Дикасона и Браунинга, пошли на поправку. Дикасон поправился окончательно и избавился от последствий отравления только после того, как мы покинули пещеру и перешли на половинный санный рацион, Браунинг же так и не выздоровел и продолжал с каждой неделей слабеть, пока не появилась возможность посадить его на диетическое питание. Но в его случае птомаиновое отравление накладывалось на старую болезнь, и трудно сказать, где кончалось одно и начиналось другое.

Несмотря на болезнь, жизнь в пещере шла своим чередом. Когда дежурить выпадало кому-нибудь из больных, тот для бодрости накачивался лекарствами и выполнял свои обязанности, если же ему было совсем невмочь, товарищи делили его работу между собой.

В первую же неделю месяца мы взялись за подготовку мяса для санного похода. Объем работы дежурного резко возрос. Но это ни у кого не вызывало возражении, так как обещало свободу передвижения и возможность перемен в нашей жизни к лучшему, хуже ведь быть не могло, в этом мы не сомневались. Всех обуревало желание как можно скорее подготовить мясо, в партии даже возник дух соперничества, каждый дежурный стремился превзойти своего предшественника. Я намеренно откладывал для санных рационов одну мякоть, теперь ее оттаивали около, внутри и наверху новой духовки и резали на кусочки диаметром около полудюйма [1,3 см]. Как только мешок с мясом заполнялся, его выносили из пещеры и клали под булыжник, с подветренной стороны, далеко за нашей пещерой. Отсюда его предстояло грузить уже прямо на сани в день старта. Постепенно склад рос, и наконец здесь выстроились в ряд восемь мешков по сорок две кружки мяса в каждом – недельный рацион для троих человек. Итак, у нас образовался четырехнедельный запас мяса на шестерых. В наших забросках такого количества не было – испытывая в этом крайнюю нужду, мы забили еще двух тюленей.

Кроме мяса для супов, из тюленины нажарили много бифштексов для завтраков. Увы, как показало будущее, это была попытка с негодными средствами. Но об этом ниже.

Сало разрезали на полоски длиною около шести дюймов [15,2 см] и дюймов двух [5,1 см] в поперечнике, так как было решено придать каждым саням разделочную доску и нож, чтобы можно было в любое время отрезать кусок этого чрезвычайно питательного продукта. Все сало уложили в ящик из венесты, в котором прежде хранился сахар. Такой способ перевозки вполне оправдал себя.

Как только мы оправились от птомаинового отравления, дни, заполненные подготовительными работами и предвкушением похода, полетели быстро. И хорошо, что так, потому что тягу пришлось уменьшить – иначе мясо слишком медленно оттаивало, – а сидеть в ледяной воде, с воспаленными глазами и мокрым носом – удовольствие относительное.

Десятого сентября я впервые с начала месяца выбрался из пещеры и понял, равно как и мои спутники, что болезнь нас вконец подкосила. С большим трудом я дотащился без остановки от пещеры до припая и обратно, а взвалив на спину две упаковки мяса для похода, почувствовал смертельную усталость и был счастлив, когда смог выпить горячей воды, заменявшей нам в последнее время ленч. Она отдавала салом, морскими водорослями, пингвинятиной, в ней плавали оленьи волосы, одним словом, в обычных условиях этот напиток мало кого соблазнил бы. Но после отравления нас томила жажда, чтобы утолить ее, выпили бы и не такое.

Одиннадцатого я решил навестить склад с геологическими образцами, зарытыми партией Левика в снег рядом с «Вратами Ада». Но не тут-то было: последние пурги полностью замели это место, опознавательные знаки исчезли.

Между тем там находились почти все трофеи летнего путешествия, их необходимо было отыскать, и в следующий погожий день – 17 сентября – Абботт и я снова пошли к месту старого лагеря и в течение двух-трех часов безуспешно пытались найти склад. К сожалению, работа лопатой вызвала у меня легкий рецидив, пришлось рано кончить. Возвратившись в Убежище Эванс, я пошел на берег, чтобы вырубить мозги из черепа убитого тюленя, но на припае увидел живого тюленя и тут же вернулся за топором и ножом. Со мной пошел Браунинг, вместе мы убили, освежевали и разделали животное. Возились долго – и сил было мало, и ножи очень тупые, и ветер настолько холодный, что приходилось чередоваться: один грел руки во внутренностях тюленя, другой тем временем работал, пока пальцы не отказывались служить. Мы справились со своим делом как раз к возвращению товарищей, откопавших сани, и принесли кусок печени для супа. После болезни печень никого не привлекала, но эта, свежая, несомненно была безопасна и после длительного воздержания показалась нам необыкновенно вкусной. Ужин всем очень понравился еще и потому, что я, уступив уговорам, выдал по лишнему сухарю, так как позади остался чрезвычайно тяжелый рабочий день.