Татьяна Тихонова - Дьюри

• Название: Дьюри
• Автор: Татьяна Тихонова
• Жанр: Фэнтези

Не торопись купаться в старом пруду, еще неизвестно к чему это приведет…

---

На камне лежали разные камешки, бусы, стрелы, букетики засохших цветов, детская игрушка — глиняная свистулька-птичка…

И вдруг чья-то рука протянулась из-за моей спины к камню и положила на него колоски то ли пшеницы, то ли ржи.

Я оглянулась. Старая женщина небольшого росточка с любопытством взглянула на меня. Седые волосы ее были подобраны в гладкий пучок. Серый, выцветший от времени, вымокший от сырой травы плащ, скрывал ее всю. Приблизившись к камню со статуей, она убрала засохшие цветы и двумя руками бережно взялась за руку своей богини. Так она стояла некоторое время, немного наклонившись к ней…

Я же, стараясь не нарушить глубокую тишину леса и таинство этой минуты для незнакомой мне женщины, отошла. И хотела уже уйти, как услышала ее оклик.

— Это ты живешь у старого Лоя?

Обернувшись, я улыбнулась и пожала плечами:

— Я. Здравствуйте…

Она же ничего больше не сказала. Лишь кивнула головой. И пошла совсем в другую сторону. И вроде смотрела я ей вслед, но так и не поняла, как она исчезла буквально через мгновение из глаз.

А я вдруг вспомнила, что так и не знаю, куда идти, и пожалела, что не спросила.

"Лессо, добрая душа, — прошептала я, — опять мне твое заклинание-компас пригодилось, что бы я делала без тебя… "

В последнее время я все чаще обращалась к ней за помощью, что-то уже помнила на память, а что-то узнавала вновь.

Умершая красавица-тианайка словно вела меня, она заставляла чувствовать то, что раньше было недоступно — увидеть за шевельнувшейся веткой убегавшую белку, в траве слышать шорох ползущей невдалеке змеи, почувствовать взгляд и понять, чей он… посмотреть на человека и осознать, что он такое.

Так случилось и сейчас. Возвращаясь к деревне, я вновь и вновь вспоминала встречу у маленькой глиняной богини. И у меня было чувство, что сегодня я встретилась с кем-то очень добрым и мудрым, с тем, кто будет очень много значить для меня скоро.

2

Дни шли, а Харзиен все не появлялся. Каждый раз, возвращаясь домой, как я уже привычно стала называть дом геммы, мое сердце замирало на какой-то миг… Но где-то внутри меня сидел кто-то, который холодно говорил глупому сердцу, что не стоит попусту трепыхаться — дьюри сегодня не придет. А я не хотела слушать дальше этот холодный голос ненужного мне сейчас знания. Я просто боялась услышать страшное…

И старалась заняться чем-нибудь, чтобы отвлечься от тревожных мыслей. Но по дому работы было мало, толку в других делах от меня не было, и я только мешала гемме Лою.

Однако, в короткие перерывы, когда дождь переставал моросить, старый улла принимался чинить крышу своего маленького дома. И тогда я забиралась на чердак и подавала охапки разложенной здесь для сушки длинной травы сушеницы, как называл ее Лой. А он сидел на крыше, на деревянном коньке, связывал ее и укладывал ровные вязанки на крыше. Трава эта была шершавая, и вода скатывалась по ней, совсем не смачивая…

— Как с гуся вода, — смеялась я, выглядывая с чердака, когда вновь начинался дождь, и мы с геммой сидели там, пережидая его.

А гемма удивленно спрашивал:

— Какой такой гуся?..

Потом Ос громко звал нас к столу. И мы отправлялись обедать.

Мальчик деловито собирал на стол, сидя на своей кровати и качая короткими ножками. Хрупкие его руки взлетали и опускались, раздавая команды кастрюлькам, чайнику, чашкам… Иногда чашки падали и разбивались… Он тут же лихо их сметал под кровать, словно ничего и не случилось…

Горячий суп с зайчатиной исходил парком, хлебные лепешки горкой лежали посреди стола… Сидеть у печки было жарко. И Ос, раскрасневшийся, протягивал руку со своего стула возле окна, на который он с трудом перебирался, и распахивал створки. Влажный лесной воздух шевелил легкую занавеску. А гемма Лой говорил каждый раз одно и тоже:

— Оська, сорванец… Заболеешь.

Ос смеялся, но окно притворял…

А вечером третьего дня гемма, выметая из-под кровати осколки чашек, озадаченно проворчал, что чашки в этом доме никак не приживаются…

И достал большой железный таз, полный кусков голубоватой глины.

Его быстрые, смуглые руки, смоченные в воде, ласково поглаживая бесформенный комок глины, принялись крутить его… Через пару мгновений, пока я с удовольствием наблюдала за ним, глина превратилась в глубокую миску… Скатав тонкую колбаску, гемма ловко прикрепил ручку к миске, из мисы получилась славная увесистая кружка… В следующий раз колбаска получилась слишком длинной, тогда гемма разорвал ее пополам, и у следующей кружки появилось две ручки…

Я же, подтащив упиравшегося Оську к тазу, тоже забралась по локоть в теплую вязкую массу. Ос лишь бубнил и ехидно посмеивался над моими мучениями, видя, как мои неумелые руки неловко пытаются крутить глину, одновременно делая выемку в ней… Слепив пару кривобоких кружек, чтобы вроде как внести свой вклад, я с чувством исполненного долга принялась за оленя. Первого моего зверика добрый гемма Лой похвалил:

— Славный зайчишко…

Ос же вынести этого уже не мог, и хохотал, не щадя мое покрасневшее самолюбие. Однако, вскоре и сам забрался руками в таз, и некоторое время его было не слыхать.

Уже составляя готовые кружки в печь, я заметила, что Оська сует туда же с краю маленького глиняного ардагана. На спине крылатого коня сидел всадник в плаще. И Оська посмотрел на меня.

Не знаю, как вышло это у меня, может быть, мне сильно захотелось, чтобы случилось так, только когда я коснулась маленького коника, он шевельнул крыльями и мотнул упрямо мордой.

И Оська засмеялся. Тонкие пальчики его рук быстро взметнулись как крылья, и коник с маленьким важным всадником полетел…

А у меня перед глазами стоял Милькин олененок, бегающий по столу… Как они были непохожи и как похожи одновременно… Дети, растущие во время войны… Дети с недетским взглядом…

3

Иногда мне казалось, что время остановилось на этой опушке леса. Жизнь здесь текла размеренно. Малочисленные жители, в большинстве своем старики, редко появлялись на улице. И лишь иногда увидишь, как за пожилым уллой плывет по воздуху мешок или узкогорлый кувшин с водой, или за женщиной, возвращающейся из хлебной лавки, тянется ряд покупок, свертков…

И я снова начинала скучать, и вновь уходила в лес. А может быть, это тианайка бередила мне душу своей вольной, бродячей сутью? Ее последняя песня часто снилась мне во сне и словно звала куда-то…

И как-то Ос, хмуро наблюдавший, как я собираюсь, со своей кровати вдруг сказал:

— Вот встретится тебе зет триста пятьдесят один, тогда передумаешь в лес одна ходить…

Я озадаченно посмотрела на мальчишку. Опять издевается? Нет… Ос сидел, обхватив худые коленки тонкими ручками и упершись подбородком в них, исподлобья смотрел на меня.

— Тебе — прогулочки, а мы беспокойся тут за тебя… — добавил он как-то очень по-взрослому.

Я перевела взгляд на гемму Лоя. Тот улыбнулся и, кивнув головой, словно говоря, что, мол, иди, не беспокойся ни о чем, ответил Осу:

— А мы с тобой, Ос, ждать будем О… Легко возвращаться, сынок, когда тебя кто-нибудь ждет.

Я же спросила Оса:

— Что же это за страшилка такая, Ос, зет триста пятьдесят один? Название у нее больно странное, как у машины какой-нибудь… — добавила я, посмотрев на гемму.

— Ошкуровская штуковина… — ответил улла, — иногда их подолгу не видать, а то как повылазят отовсюду…

— Железная сороконожка! — Ос выпрямился, глаза его загорелись, — я видел, как от одной отделяется еще одна, и еще, и еще!.. Их множество, где сороконожка проползет по живому, там будет кровь… А еще они плюются огнем!

Гемма кивал головой.

— Да, Ос, да… но… — сказал он, — теперь Ошкур никогда больше не придет к нам.

Ос упрямо замотал головой и посмотрел на меня.

— Если встретится тебе зет триста пятьдесят один, что будешь делать? — хитро прищурившись, спросил он.

Я улыбнулась.

— Вот тебя и спрошу, Ос… Что делать мне в этом случае?

Мальчишка серьезно насупился и, немного помолчав, ответил:

— Зря на рожон не лезь. Это раз…

Я видела, как гемма Лой, сидя у теплой печки, покашливал довольно в кулак, а мальчик очень важно продолжил:

— Если увидела малУю зеточку, она ростом с белку, надо сжечь ее…

— Как же я сожгу ее? — мне нравилось говорить с Оськой, он отвечал всегда очень обстоятельно, не любил, когда его прерывают или указывают на неправоту, и словно по обоюдному уговору, мы с ним больше не заговаривали на тему того первого неприятного спора.

Тут он хмыкнул и, дернув худым плечиком, ответил:

— Не может быть, чтобы ты этого не умела… — и добавил, — у тебя же флейта! А в Уллаеле записано, что Хозяйка флейты может все… ну или почти все…

Я опять недоверчиво покосилась на гемму Лоя. Старый улла дремал, прислонившись спиной к печке.