Евгения Изюмова - Дорога неровная

• Название: Дорога неровная
• Автор: Евгения Изюмова
• Жанр: Советская классическая проза
• ISBN: 5-88394-063-3

Роман «Дорога неровная» о судьбе нескольких поколений одного русского рода, который практически стал историческим, потому что человек в любое время связан с реальными историческими событиями, и в романе много имен, влиявших на ход истории России. Так что роман «Дорога неровная» это еще и познавательный роман для тех, кто не знал те имена. Он написан хорошим легким и богатым языком, удачно подобраны и эпиграфы для каждой главы, которые тоже напоминают читателю, что были на Руси прекрасные поэты - Николай Некрасов и Сергей Островой.

Эта электронная версия книги создана для библиотеки Либрусек ( http://lib.rus.ec ) и размещается в библиотеке Либрусек с разрешения автора книги на условиях лицензии Creative Commons: Attribution - Non-commercial - No Derivatives (by-nc-nd). Лицензия «С указанием авторства - Некоммерческая - Без производных» Если вам понравилась книга и вы хотите сделать пожертвование то используйте Яндекс-деньги 41001776317077

---

- Вишь, совсем от рук отбилась, - причитала Валентина, - вишь, как глазами-то выбурила, а ты все молчишь да молчишь, не пристрожишь её.

- А ты рукам воли не давай, - спокойно посоветовал Егор, - так и спору не будет. И чего ты грызешь её все время? Она и впрямь тебе деньги до копеечки отдаёт, квартиру в чистоте содержит, а ты все пилишь её да пилишь, тут, знаешь, хоть у кого терпение лопнет.

- Сестра же она мне младшая, сердче не терпит, как она дерзит, - вскинулась Валентина. И горько расплакалась.

Егор улыбнулся, встал, подошел к жене, поцеловал в висок, подвел к кровати, усадил, ласково урезонил:

- Ну не расстраивайся, мать, тебе вредно, - погладил её тугой живот, ощутил толчок в руку. - Ого! Сердится! Ревнует к мамке! - и повторил. - Не серчай, мать, Андрюха - парень хороший, не обидит Анютку, да и она ему поблажки не даст, она у нас - девка строгая и умная.

- Да знаю, что умная, - всхлипнула Валентина, вытирая слезы, бежавшие по щекам, - но ведь я - старшая, уважать меня должна и не перечить! - голос её опять сердито зазвенел.

Егор вздохнул и снова принялся чинить валенок.

Анютка домой не вернулась. Но Валентина не беспокоилась: сестра после подобных ссор часто ночевала у своей подружки Машутки. А утром, запыхавшись, к ним прибежала мать Машутки.

- Ефимовна, не у вас ли моя девка?

- Дак ведь Анютка дома не ночевала, не у вас она рази? - удивилась Валентина. - Может, у них еще какая есть подружка? Моя-то брандахлыстка не докладыват, куда уходит.

- Ой, Ефимовна, да ведь наши девки - не разлей-вода, только и торчат друг у друга, нет у них никаких боле подружек, - развела Машуткина мать руками.

- Ой, лико-лико! - обеспокоилась Валентина. - Да где же они пропасть могут?

«Ой-оченьки! - мелькнула мысль. - Да не варнак ли этот, Андрюшка, увёз куда-либо Анютку?» - но тут же отвергла это предположение, так как в таком случае Машутка была бы третьей лишней. И обе женщины тут же помчались к Егору.

Ермолаев отпросился у начальника отделения и вместе с Машуткиной матерью отправился на розыски по всем знакомым, но подружек нигде не оказалось. И к ночи ничего не прояснилось: девчонки как в воду канули. Не нашлись подружки и на следующее утро.

Валентина с горя слегла. У нее пылала в жару голова и будто раскалывалась надвое от боли, глаза лихорадочно блестели, а ноги были холодные, словно их в ледяной воде держали.

И привиделось Валентине, будто она маленькая, отец держит её на руках и усмехается в усы, щекочет детское личико бородой. Потом подбросил высоко-высоко, и полетела Валентина к самым облакам, а внизу отец с матерью маленькие-маленькие, точно букашки.

- Лариса! - закричал отец. - Гля-ко, как доцка наша летит!

И вдруг Валентина рухнула вниз, прямо в ледяную реку. Ноги онемели, руки свело судорогой, захлебнулась Валентина плачем: «Не хочу тонуть! Спасите! Маменька, папенька, спасите, ради Христа!»

Неожиданно старушка появилась невесть откуда, маленькая, сухонькая, глаза ласковые, в одной руке Евангелие, в другой - клюшка точь-в-точь, как у покойной маменьки. Голос у неё ровный, тихий. И не старушка это, оказывается, а маменька: «Ой, доченька, ой, голубка ты моя ласковая, благослови тя Господи…» - и осенила крестом, сложенными в щепоть пальцами, а за её спиной в туманной дымке замаячила старуха Агалакова со вскинутым над головой двуперстием, а из глаз искры так и сыплются. «Чтоб тебе!» - слышен крик, и затихает вдали, потому что маменька вновь осенила крестом Валентину. «Изыди, Сатана, - махнула она рукой на мать Фёдора. - Моя вера правильней, не слушай её, дочушка, не слушай!»

И так спокойно стало Валентине, как в детстве. Голубой туман окутал голову, но блеснуло солнце, и увидела Валентина родные Юговцы. И себя увидела на убогом, засеянном рожью, поле. Ой-оченьки, до чего же спинушка болит, разламывается… Только рапрямилась-разогнулась, глядь, а на меже парень стоит, улыбается:

- Здорово, Валюха!

- Будьте и вы здоровы, Павел Трофимыч.

И всего-то несколько слов друг другу сказали, а матери уж в уши напели на селе соседки:

- Что-то, Лариса, Павлик Калинин возле твоей девки вертится, кабы чего не вышло…

Только Валентина, уставшая от жатвы, переступила порог отчего дома, а мать уже за косы дочь ухватила. После смерти отца мать настиг удар, еле из болезни выкарабкалась, но стала злой и сварливой. Вся тяжелая работа легла на плечи шестнадцатилетней дочери, а Лариса не в силах ей помочь, оттого и злилась на дочь, на весь белый свет и свои больные ноги, на жизнь свою вдовью. Вскоре второй удар свел в могилу и мать.

- Маменька! - рвётся из рук соседок Валентина. - Встань, помоги мне! - но не встает Лариса, и - бам, бам, бам! - как по сердцу стучит молоток, которым забивают гвозди в крышку последнего материнского пристанища. - Маменька! - тяжелая липкая темнота опрокинула Валентину наземь, опять она летит куда-то вниз головой. - А-а-а!!! - кричит страшно, разметывая одежды, которыми укутал её Егор, они казались каменными могильными плитами, давили на плечи, грудь, голова пухла от чудовищной боли.

- Господи, да уберите вы эти чепи, тя-а-жко-о! - молит Валентина кого-то и опять кричит. - Маменька! Павлушка! Анютка! Феденька, скоро приду к тебе!

Температура держалась стойко. Часто Валентина впадала в беспамятство и бредила, звала мать и отца, умоляла сестру простить её, вернуться домой. От болезни, беременности, постоянно выворачивающей наизнанку тошноты, Валентина таяла на глазах. Ермолаев привёл доктора, и тот сказал, что у Валентины тиф, и что больную надо изолировать от всех.

- А куда ее изолировать? - развел руками Егор. - У нас одна кровать, вот и спим: я с краю, мать в середине, а дочь у стены.

- Вы с ума сошли! - возмутился доктор. - С тифозной больной спать рядом! - Да вы чудом не заразились! Подумайте о дочери, молодой человек!

Доктор не раз заходил к Ермолаевым, приносил лекарства, но улучшения не было, и в одно из своих посещений сказал:

- Сегодня будет кризис. Или выживет, или, - он посмотрел на Ермолаева честными глазами, - не обессудьте, если будет второе. Я сделал все, что мог, и если были бы на свете более эффективные лекарства, чтобы сбить температуру, можно было бы надеяться на лучший исход, а так… - доктор зло хрустнул пальцами и ушел, пообещав зайти на следующий день.

Ермолаев посмотрел на жену и, чтобы не испугать Павлушку, отошел к окну, заплакал беззвучно, по-мужски. К нему подошла Мироновна, до того молча сидевшая у постели больной, погладила Ермолаева по плечу:

- Егорушка, не гневись на старуху, послушай меня. Разведи покруче соль и прикладывай соляную тряпицу к голове Валентины. Жар-от и спадет, соль его на себя примет, а там - Бог даст…

Егор бросился по знакомым собирать драгоценную соль, и к вечеру насобирал половину солдатского котелка. Всю ночь, уложив спать Павлушку, он прикладывал холодные соляные компрессы на лоб жены. Утром пришел доктор, едва коснувшись ладонью лба больной, присвистнул: Валентина улыбалась робкой улыбкой человека, вернувшегося с того света.

- Ну, дружище Ермолаев, - развел он в изумлении руками, - прямо чудо какое-то! Честно говоря, шел к вам констатировать смерть, но… - он улыбался широко и радостно. - Чем вы ее воскресили?

- Мироновна подсказала, - кивнул Ермолаев на старушку, спавшую на полу, и добавил с нежностью. - Умаялась Мироновна. Соляные компрессы всю ночь вместе с ней на лоб Валентине прикладывали.

Валентина медленно поправлялась. Похудевшая - кожа да кости - тенью бродила по квартире, боясь выползти на улицу.

- Ты бы подышала свежим воздухом, Валюша! - уговаривал ее муж. - Вон благодать какая! Весна! Давай, помогу.

- Щё ты, щё ты! - испуганно махала руками Валентина. - Я ведь не человек - пугало, настоящее чучело. Голова голая, пузо - как барабан, люди поди-ка спужаются, как увидят.

Часто забегал Андрей, спрашивал, есть ли вести от Анютки. Валентина, глядя на него, ладного и стройного, на его красивое румяное лицо, волнистый чуб, который выбивался из-под шапки-кубанки, думала, что было бы намного лучше, если б Андрюшка и впрямь уворовал Анютку. Вот где она, шалапутная сестрёнка? Вспоминая о ней, Валентина не могла сдержать слез, ругала себя за вредное свое поведение.

Тайна исчезновения Анютки и ее подруги через две недели раскрылась легко и просто, когда родители Маши получили письмо. В конверте вместе с письмом от Маши лежала и коротенькая записка Анюты: «Валечка и Егор! Уезжаю искать счастье. Получка в книжке про Робинзона Крузо, не беспокойтесь обо мне: у меня деньги есть. Поцелуйте за меня Павлушку. Желаю вам сына. Ваша Анна Буркова».

Зато письмо Маши было пространное, все в голубых разводах, видно, писала Машутка и плакала в три ручья: «Милые мои тятенька и маменька! - читал Егор. - Не гневайтесь на меня, но не могу я больше оставаться здесь. Мы с Анюткой под угрозой смерти. К нам обратились двое парней и попросили дать каких-нибудь лекарств, чтобы, к примеру, глаза были на самом деле здоровы, а как проверять, то больные. Не хотели в армию Красную идти, богатеи проклятые! Мы им дали мази, а они нам за это пятьсот рублей. А только на комиссии их все равно признали годными. Мы так и хотели сделать, а то, ишь, в Красной Армии не захотели служить, хитрые какие. И вот к нам пришла одна ихняя мамаша, сильно ругалась и сказала, что нам будет конец. Вот мы и решили бежать. Мы вам ещё напишем. Остаюсь всегда ваша верная дочь Мария».