Дзюнъитиро Танидзаки - МЕЛКИЙ СНЕГ (Снежный пейзаж)

• Название: МЕЛКИЙ СНЕГ (Снежный пейзаж)
• Автор: Дзюнъитиро Танидзаки
• Издательство: Терра-Книжный клуб
• Жанр: Классическая проза
• Год: 2001
• ISBN: 5-300-02771-5

Дзюнъитиро Танидзаки (1886–1965) — классик японской литературы, продолжатель её многовековых традиций, один из самых значительных писателей Японии первой половины XX в. Роман «Мелкий снег» — главное и лучшее произведение Танидзаки. Написанный в жанре семейной хроники, он рассказывает о Японии 1930-х годов, о радостях и печалях четырёх сестёр Макиока, принадлежащих к старинному и богатому купеческому роду. Писатель создаёт яркую и реалистичную картину жизни Японии в годы, предшествующие Второй мировой войне. В романе гармонически сочетаются точный и беспристрастный анализ действительности и глубокий лиризм.

---

В первый раз О-Хару до того растерялась, что даже не поздоровалась с Окубатой, но тот приветливо ей улыбнулся, приподняв шляпу. Во второй раз автобусов долго не было. Некоторое время они молча стояли каждый на своей остановке, но потом Окубата неожиданно сорвался с места и направился через дорогу к О-Хару. «Однако же мы часто встречаемся», — сказал он и спросил, каким ветром её занесло в эти края. О-Хару объяснила: так, мол, и так. Выслушав её, Окубата улыбнулся и сказал: «Раз вы здесь бываете, милости прошу, заходите ко мне в гости. Я живу совсем рядом, вон там, за тоннелем. Вам что-нибудь говорит название «Иппон мацу» — «Одинокая сосна»? там я и обитаю. Вы найдёте меня без всякого труда. Так вы непременно приходите, я буду вас ждать!» Окубате явно хотелось ещё о чем-то поговорить, но тут подошёл её автобус, и она уехала. (Когда О-Хару о чем-либо рассказывала, она старалась припомнить до малейших подробностей всё, что говорила она и что отвечал её собеседник.)

В общем, продолжала О-Хару, она видела Окубату три раза, причём в одно и то же время — часов так около пяти вечера, и всё три раза он был один. А ещё как-то раз она встретилась с Таэко — в том же самом месте и опять же вечером. О-Хару стояла на остановке и ждала своего автобуса. Тут к ней и подошла Таэко и легонько хлопнула её по плечу. «Ой, как это вы здесь очутились?» — невольно вырвалось у О-Хару, но она тут же опомнилась и прикусила язык. Судя по тому, что Таэко незаметно подкралась к ней со спины, ей неоткуда было появиться, кроме как из этого самого «мамбо». Таэко спросила О-Хару, когда она собирается возвращаться в Асию и как здоровье её отца. А потом вдруг улыбнулась и сказала: «Кэй-тян рассказывал мне, что видел тебя». Тут уж О-Хару окончательно оторопела. «Ну что же, до скорой встречи в Асии», — обронила Таэко напоследок и пошла к своей остановке. Тут как раз подошёл её автобус. О-Хару не знала, отправилась ли Таэко оттуда прямо домой или же у неё были какие-то дела в Кобэ…

Вот, собственно, и всё, что удалось узнать Сатико из разговора со служанкой в театральном фойе. Но она подозревала, что О-Хару известно кое-что ещё. Через два дня после этого, дождавшись, когда Таэко ушла по своим делам, а Эцуко в сопровождении служанки О-Тэру отправилась на урок музыки, Сатико позвала О-Хару в гостиную и снова принялась её расспрашивать.

Нет, честное слово, больше она ничего не знает, сказала О-Хару, разве только вот ещё что… До сих пор она была уверена, что господин Окубата живёт в Осаке, поэтому её очень удивило, что он сказал ей, дескать, его дом совсем рядом здесь, в Нисиномии. И вот однажды она спустилась в «мамбо» и дошла до «Иппон мацу». Действительно, там она довольно скоро отыскала двухэтажный домик с белёными стенами и красной черепичной крышей, окружённый невысокой живой изгородью. У входа висела деревянная табличка с надписью: «Окубата». Табличка была совсем новенькая, так что, видно, он переехал туда недавно.

О-Хару была там вечером, наверное, в половине седьмого или около того. Уже темнело, и на втором этаже ярко горел свет. Окно было распахнуто, из-за белой тюлевой занавески доносилась патефонная музыка и голоса — один мужской, видно, господина Окубаты, а другой — женский. Но О-Хару трудно было что-либо разобрать из-за музыки. («А музыку-то я сразу узнала, — похвасталась О-Хару. — Она в аккурат из картины «Возвращение на заре». Помните эту песенку, которую поёт эта… ну как её?.. вот-вот, Даниэль Дарье».) О-Хару немного постояла около дома и ушла. Она собиралась как-нибудь наведаться туда ещё разок, но через два дня после этого отца выписали из клиники, и она вернулась в Асию.

Всё это время, призналась О-Хару, она раздумывала: рассказать об этом барыне или нет. Поскольку ни господин Окубата, ни Таэко ни единым словом не намекнули ей, что она должна помалкивать, О-Хару решила, что барыня, скорее всего, обо всём знает. Тогда ей тем более ни к чему было что-либо скрывать. И всё же в конце концов она решила, что в таких случаях лучше держать язык за зубами, и не стала ничего говорить. Но вообще-то ей кажется, что Таэко довольно часто бывает там, у господина Окубаты. Если что, она, О-Хару, могла бы съездить туда на разведку, послушать, что говорят в округе.

Сатико расспрашивала О-Хару так подробно, потому что была совершенно ошеломлена, увидев Таэко с Окубатой. Однако по здравом размышлении она пришла к выводу, что ничего сверхъестественного в этом, пожалуй, нет. Из-за Итакуры Таэко прекратила отношения с Окубатой, но ведь окончательного разрыва между ними не произошло, и теперь, когда Итакуры не стало, они снова начали встречаться. Что же в этом странного? Правда, однажды — это было вскоре после похорон Итакуры, дней, должно быть, десять спустя — Сатико увидела в газете объявление о кончине матери Окубаты. «Ты знаешь, матушка Кэй-тяна умерла», — сказала она Таэко, осторожно заглядывая ей в лицо. Та кивнула в ответ. «Интересно, она долго болела?» Таэко лишь неопределённо пожала плечами. «Ты что же, совсем не видишься с Кэй-тяном?» — «Нет», — коротко отозвалась Таэко. Сатико почувствовала, что сестре неприятно обсуждать эту тему, и с тех пор ни разу не упоминала при ней имени Окубаты. Но ведь Таэко не сказала ей тогда со всей определённостью, что с Окубатой покончено раз и навсегда. Опасаясь, что рано или поздно может появиться второй Итакура, Сатико была рада, что сестра помирилась с Окубатой. Во всяком случае, это было куда лучше и приличней, чем если бы у неё завёлся новый обожатель с сомнительным прошлым. Конечно, из рассказа О-Хару ещё не следовало, что они помирились. Но, скорее всего, это было действительно так. Почему же тогда Таэко ничего ей не рассказала? Ведь она прекрасно знает, что и в «главном доме», и в Асии ничего не имеют против Окубаты. По-видимому, ей просто неловко говорить о своих встречах с Окубатой после того, как она заявила Сатико, что больше его не любит. В таком случае ей должно быть выгодно, чтобы Сатико узнала обо всём не от неё самой, а от кого-нибудь другого, например от О-Хару.

* * *

Как-то раз, оставшись с сестрой наедине, Сатико будто невзначай сказала:

— Знаешь, на днях я видела тебя в Кобэ. Мы шли в театр, а ты проехала мимо нас в машине с Кэй-тяном.

— Вот как?

— У «Ёхэя» ты была тоже с ним?

— Да.

— Почему он живёт в Нисиномии?

— Он не мог оставаться в Осаке. Брат выгнал его из дома.

— За что?

— Я так и не поняла.

— У него недавно умерла матушка…

— Да, я думаю, смерть матушки развязала руки его брату.

Таэко рассказала сестре, что Окубата нанял дом за сорок пять иен в месяц и что живёт он там вместе со своей старенькой кормилицей.

— Когда же ты стала снова встречаться с Кэй-тяном? После смерти Итакуры, сказала Таэко, она каждые семь дней ездила, к нему на могилу. На сорок девятый день она, как всегда, рано утром отправилась в Окаяму, сходила на кладбище, а потом вернулась на станцию, чтобы ехать домой. Там её ждал Окубата: «Я знал, что встречу вас здесь». Делать нечего, они сели в поезд вместе и с тех пор изредка встречаются. Но это не значит, что она изменила своё мнение о нём. Он, как всегда, рисуется и произносит умные речи о том, что после смерти матушки понял, что такое жизнь. Брат вышвырнул его из дома, и у него, дескать, наконец открылись на всё глаза. Таэко не принимает этих слов всерьёз. Просто сейчас, когда от Кэй-тяна всё отвернулись и он остался совершенно один, она не может его бросить. Это было бы слишком жестоко. Если она с ним встречается, то просто из жалости, любовь тут вовсе ни при чем.

10

Таэко говорила с явной неохотой. Видя, что обсуждать эту тему ей неприятно, Сатико больше не заговаривала с сестрой об Окубате. Однако и того, что ей удалось узнать, было довольно, чтобы объяснить многое в поведении Таэко. В последнее время она всё чаще возвращалась домой поздно и заметно отдалилась от семьи. От внимания Сатико не ускользнуло, что, появляясь по вечерам в Асии, она отнюдь не всегда принимала ванну, но при этом выглядела свежо и опрятно — стало быть, у неё была возможность совершить туалет там, где проходила теперь большая часть её жизни. Пока длился её роман с Итакурой, Таэко не позволяла себе никаких лишних трат даже когда ей нужно было сделать завивку «перманент», она шла в самую дешёвую парикмахерскую.

С некоторых пор, однако, ею снова овладел дух расточительности, и она уже не жалела денег на самую дорогую одежду, косметику, всевозможные безделушки. За какие-то два месяца у неё появились новые, куда более роскошные, чем прежде, часики, кольца, сумочка, портсигар, зажигалка. На тридцать пятый день после смерти Итакуры Таэко получила из Окаямы на память о покойном его любимый фотоаппарат — ту самую «лейку», которую некогда разбил Окубата в фойе концертного зала и которую Итакуре впоследствии удалось починить. Первое время Таэко не расставалась с этим фотоаппаратом, повсюду носила, его с собой, но вскоре и он был заброшен и заменён новенькой хромированной «лейкой» последнего образца.