Евгения Изюмова - Дорога неровная

• Название: Дорога неровная
• Автор: Евгения Изюмова
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 2007
• ISBN: 5-88394-063-3

Роман «Дорога неровная» о судьбе нескольких поколений одного русского рода, который практически стал историческим, потому что человек в любое время связан с реальными историческими событиями, и в романе много имен, влиявших на ход истории России. Так что роман «Дорога неровная» это еще и познавательный роман для тех, кто не знал те имена. Он написан хорошим легким и богатым языком, удачно подобраны и эпиграфы для каждой главы, которые тоже напоминают читателю, что были на Руси прекрасные поэты — Николай Некрасов и Сергей Островой.

Эта электронная версия книги создана для библиотеки Либрусек (http://lib.rus.ec) и размещается в библиотеке Либрусек с разрешения автора книги на условиях лицензии Creative Commons: Attribution — Non-commercial — No Derivatives (by-nc-nd). Лицензия «С указанием авторства — Некоммерческая — Без производных» Если вам понравилась книга и вы хотите сделать пожертвование то используйте Яндекс-деньги 41001776317077

---

— Доченька, браки свершаются на небесах, — сказала Павла Федоровна, и Александра так и не поняла, с кем же заключила мама небесный брак.

— Мам, так почему же ты сейчас мне не снишься? — повторила Александра. — Не снилась даже тогда, когда я разошлась с Виталием.

Павла Федоровна вновь улыбнулась и ответила:

— Это не было бедой. С одной стороны — да, беда, но с ним ты не добилась бы того, чего достигла потом. И я знала, что ты справишься с этой невзгодой. Прости его, да и все, пусть живет, как ему можется. Еще Мохандес Ганди сказал, что «умение прощать — свойство сильных. Слабые никогда не прощают». А ты у меня сильная, — Павла Федоровна сказала это с тихой гордостью, ласково глядя на младшую дочь.

— Да я уж давно простила. Ты же знаешь, я не умею долго злиться — от этого душа выгорает, свет становится черным.

— Правильно понимаешь. Это, действительно, так.

— Кстати, почему ты сказала, что все мои недоброжелатели будут наказаны через два года? — это, как ни странно, сбывалось. Бывает иногда, что человек не может находиться рядом с другим: словно задыхается при нем, тоска наваливается, из рук все валится, а тот словно чувствует это и давит, давит, загоняет жертву в угол… Но благосклонная судьба Александру с такими людьми всегда разводила по сторонам. И всегда… через два года.

— Потому что ты любишь все время гадать чёт-нечет, — Александра удивилась: и впрямь она с детства загадывала о чем либо на числа. Идет мимо состав с лесом — считает, и радуется, что вагонов четное число. Сложит-перемножит автомобильный номер, получится «чёт» — опять радуется. Но никому она об этой своей странной привычке не рассказывала, даже матери. А она вот знает…

— А что наказаны, — продолжала мать говорить, — так потому, что никому не позволено влиять на человеческую судьбу, кроме Бога. Каждому предстоит преодолеть свой путь, и счастлив тот, кто его угадает. Перед каждым человеком всегда два пути, и он должен выбрать тот, какой ему совесть подскажет. Ты никогда не думала, что ты всю жизнь стоишь, словно на перепутье? Даже тогда, когда спорила со мной и отцом, какую выбрать квартиру — на первом или третьем этаже, это уже был выбор. Мы настояли на первом, и путь твой пошел по правильному пути. А если бы ты переспорила нас, и мы жили бы на третьем этаже, наверное, мне, когда ты вышла замуж, было бы легче: курила бы на балконе, а не стояла ночами у форточки, боясь вас потревожить. Но это все же было отклонение от твоей дороги — небольшое, но отклонение.

— Ну ладно, это — отклонение. А почему так случилось, что я вышла замуж за Изгомова, а не за Стаса Нетина? Или кого-то другого?

— На это ты и сама давно ответила, разве не так? Боялась одна остаться в мой смертный час. С Антоном у тебя ничего не получилось, а Стас ждал, когда ты сделаешь первый шаг, потому что не знал, как к тебе подступиться, а Виталька рядом вертелся. Но, правда, не просто вертелся, он и впрямь любил тебя, я же видела. А потом, если бы твоим мужем стал не Виталька, может быть, и не уехала бы ты из Тавды, и не стала бы тем, кем стала. А у тебя есть свое предназначение, и это дано тебе свыше. И ты его, в конце концов, угадала. Я права?

— Да, мама… — Александра задумалась на секунду.

И правда, судьба всегда обозначала перед ней два пути — иди, куда хочешь, и она выбирала. Но суть в том, что если бы выбирала иной путь, все равно, наверное, пришла бы к некой следующей исходной точке, но более долгим путем. И вновь — перепутье, и она опять выбирала. Поступила на учебу в полиграфический техникум и, казалось, навсегда забыла о журналистике.

Но судьба все исправила.

Александра вспомнила, как за несколько секунд передумала ехать работать по направлению в Усть-Кут, потому что в техникуме на распределении предложили место в Свердловске. А Виталий Изгомов в это время маялся в Тюмени, ожидая эшелона, в котором демобилизованные солдаты должны были ехать на Байкало-Амурскую железнодорожную магистраль, БАМ, которая проходила как раз через Усть-Кут.

И это было началом того пути, по которому потом Александра зашагала. Интересно, если бы она поехала туда, оказался бы там Виталий или нет? И как сложилась бы ее судьба, если бы он туда не приехал? Но, наверное, это было тоже отклонением, и неведомый ангел-хранитель побоялся, что Шура выберет именно тот путь, потому директор техникума и сказал ей о вызове в Свердловск именно во время последнего, окончательного распределения. А Виталий, который был в ссоре с матерью, все же решился наведаться на родину, и, приехав, помирился с Валерьяновной. Вскоре он с ней снова поссорился, пожалев, что приехал домой, но тогда случилось именно так.

И почему Александра, в конце концов, уехала в Приволжск? Было много предложений по обмену квартирами в города Урала, причем, сразу же с устройством на работу. Но тогда она бы осталась полиграфистом, может быть, была сейчас директором какой-либо городской типографии, но не тем, кем стала. Ее словно кто-то задерживал перед отъездом из Тавды, но она уехала именно в Приволжск, где стала и несчастной, и невероятно счастливой. Да, и впрямь, всю жизнь Александра стоит на перепутье двух дорог…

— Мама, а помнишь часы, которые мы тебе с Виталькой подарили на день рождения? Знаешь, после твоей смерти они остановились, а вновь пошли, когда я поступила в университет на факультет журналистики. Они висели на стене, и Виталька, проходя мимо, просто так толкнул маятник, и часы не остановились, пока я не окончила университет.

— Это я тебе знак подала, что ты все делаешь правильно. И потом, я очень хотела, чтобы ты стала журналистом.

— Но тогда, почему ты снилась мне каждую ночь перед отъездом из Тавды, ведь предрекала неприятность, я же помню. По судьбе мне надо было ехать, а ты будто говорила: не уезжай! Я верила и не верила твоим словам. Знаешь, как я боялась уезжать!

— Извини, доченька, страшно мне было оставаться одной в Тавде, в могиле, за которой-то и присматривать было бы некому.

— Мама, сама же ты говорила, что могила — ничто, просто место поклонения, а душа может витать где угодно.

— И все-таки души привязаны к месту захоронения. Живые приходят на могилы, печалятся и тем помогают нам, душам, держать ответ перед Богом. Ваша печаль и молитвы — это заступничество за нас, грешных. Вы вспоминаете о нас, и нам становится легче. И я рада, что ты нечасто, но все же приезжаешь на наши могилы. Ты не чувствуешь, не видишь нас, но и мы с отцом прилетаем на свидание с тобой. Жаль, что Витя не бывает, и Лида — тоже. А вообще, «каждый человек носит в глубине своего „я“ маленькое кладбище, где погребены те, кого он любил».

Смирнов, подтверждая, кивнул, а Геннадий заступился за старшую сестру:

— У нее в Новороссийске сейчас тоже есть могила, мам, ты же знаешь! Эй, Семен!

Из тумана выступил Семен Дольцев, тоже молодой и красивый. Слегка покосился на Геннадия — живыми они враждовали, но сейчас, похоже, почти примирились. Александре молча приветственно кивнул, но она не обиделась — Семен всегда был молчуном.

— А бабушка Лукерья где? — поинтересовалась Александра.

— Сказать? — развеселился Геннадий. — Мам, сказать?

— Скажи, — разрешила Павла Федоровна.

— Да это ты сама! Недаром же бабушка звала тебя настырной кержачкой, ее душа стала тобой! — весело провозгласил Геннадий.

— Ой, — испугалась Александра. — Я не хочу злобствовать!

— А тебе это и не дано. Ты — искупление греха нашей дражайшей прабабки. Ее проклятие — наше одиночество и разрозненность рода. Сама же видишь — там, у вас, все живем порознь, не дружим. И все мы остаемся одинокими. У Вити Дуся умерла, у Лиды — Семен. Ты разошлась с Виталькой. Да и я, хоть и жил с Полиной, а любил все же Таиску, считай, тоже одинокий был. Лукерья опамятовалась, когда прокляла деда Федора и весь его род до седьмого колена, вот и выпросилась в ваш мир, стала тобой, потому ты и стремишься всех нас собрать воедино, подружить. Мы и здесь жили порознь, пока ты не поняла, в чем заключается проклятие прабабки — в нашей разрозненности. Ты там думаешь о том, как всех примирить, а мы здесь начали стремиться друг к другу. Видишь, я с Семёном помирился.

Да, Александра именно так и хотела — всех примирить, объединить. Но не получалось. Тетушки принимали Лиду, но не желали видеть Виктора и Александру. Зоя Егоровна, похоже, ненавидела всех детей Павлы Федоровны, кроме Лиды. Правда, помогала Геннадию обустроить личную жизнь, но делала это с нотациями и попреками. Нет, не удалось Александре объединить свой род!

— Брось заниматься самобичеванием, Пигалица, — прекратил размышления Александры Геннадий, — ты, считай, выполнила свою задачу. Видишь, сколько нас здесь? Ты ставишь свечи за упокой наших душ и тем объединяешь нас. У тебя не получается помирить всех в своем мире, но это происходит в нашем мире. Здесь нас столько, что можно целый поселок построить, если бы нам были нужны дома.