Джон Ирвинг - Последняя ночь на Извилистой реке

• Название: Последняя ночь на Извилистой реке
• Автор: Джон Ирвинг
• Издательство: ООО «Издательство «Эксмо», ООО «ИД «Домино»
• Жанр: Современная проза
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-699-46833-1

Впервые на русском — новейшая эпическая сага от блистательного Джона Ирвинга, автора таких мировых бестселлеров, как «Мир от Гарпа» и «Отель Нью-Гэмпшир», «Правила виноделов» и «Сын цирка», «Молитва по Оуэну Мини» и «Мужчины не ее жизни».

Превратности судьбы (например, нечаянное убийство восьмидюймовой медной сковородкой медведя, оказавшегося вовсе не медведем) гонят героев книги, итальянского повара и его сына (в будущем — знаменитого писателя), из городка лесорубов и сплавщиков, окруженного глухими северными лесами, в один сверкающий огнями мегаполис за другим. Но нигде им нет покоя, ведь по их следу идет безжалостный полицейский по кличке Ковбой со своим старым кольтом…

Джон Ирвинг должен был родиться русским. Потому что так писали русские классики XIX века — длинно, неспешно, с обилием персонажей, сюжетных линий и психологических деталей. Писать быстрее и короче он не умеет. Ирвинг должен рассказать о героях и их родственниках все, потому что для него важна каждая деталь.

Time Out

Американец Джон Ирвинг обладает удивительной способностью изъясняться притчами: любая его книга совсем не о том, о чем кажется.

Эксперт

Ирвинг ни на гран не утратил своего трагикомического таланта, и некоторые эпизоды этой книги относятся к числу самых запоминающихся, что вышли из-под его пера.

New York Times

Пожалуй, из всех писателей, к чьим именам накрепко приклеился ярлык «автора бестселлеров», ни один не вызывает такой симпатии, как Джон Ирвинг — постмодернист с человеческим лицом, комедиограф и (страшно подумать!) моралист-фундаменталист.

Книжная витрина

Ирвинг собирает этот роман, как мастер-часовщик — подгоняя драгоценные, тонко выделанные детали одна к другой без права на ошибку.

Houston Chronicle

Герои Ирвинга заманивают нас на тонкий лед и заставляют исполнять на нем причудливый танец. Вряд ли кто-либо из ныне живущих писателей сравнится с ним в умении видеть итр во всем его волшебном многообразии.

The Washington Post Book World

Всезнающий и ехидный постмодернист и адепт магического реализма, стоящий плечом к плечу с Гюнтером Грассом, Габриэлем Гарсиа Маркесом и Робертсоном Дэвисом.

Time Out

---

— Простите, что напугал вас, парни, — добавил Кетчум.

— Закрой входную дверь, а то ты мне всю кухню выстудишь, — проворчал повар.

Сковороду он положил на нижнюю ступеньку лестницы. Кетчум не без труда пытался закрыть дверь левой рукой.

— Да ты еще и пьян, — поморщился Доминик.

— У меня только одна рука, Стряпун, и я, между прочим, не левша, — сказал на это Кетчум.

— Ты так и не протрезвел, — укоризненно покачал головой Доминик Бачагалупо.

— Думаю, ты помнишь, каково… после такого, — буркнул Кетчум.

Дэн помог ему закрыть входную дверь.

— Ты наверняка голоден, — сказал мальчик.

Рослый Кетчум левой рукой взъерошил ему волосы.

— Обойдусь без еды, — ответил сплавщик.

— Надо поесть. Это поможет тебе протрезветь, — возразил Доминик.

Повар открыл холодильник.

— У меня тут мясной рулет. Он и холодным идет неплохо. Могу полить яблочным соусом.

— Обойдусь без еды, — повторил сплавщик. — Стряпун, мне нужно, чтобы ты поехал со мной.

— Поехать? Куда? — спросил Доминик, но даже Дэн своим разумом двенадцатилетнего мальчишки понял, что отец лукавит, прекрасно зная, о чем идет речь.

— Ты знаешь куда, — коротко ответил Кетчум. — Я вот только не очень помню точное место.

— Пить надо было меньше, оттого и не помнишь.

Кетчум опустил голову, качнулся. Дэнни показалось, что сплавщик вот-вот рухнет на пол. Но он устоял. Потом Кетчум с отцом стали о чем-то вполголоса переговариваться. До мальчика долетали лишь обрывки фраз. Взрослые говорили скупо, взвешивая каждое слово. Сплавщик не знал, что именно известно Дэнни о смерти матери. Доминик опасался, как бы у Кетчума не вырвалось словцо или замечание, которое сыну слышать незачем.

— И все-таки, Кетчум, ты бы попробовал мясной хлеб, — снова предложил повар.

— С яблочным соусом — пальчики оближешь, — добавил его сын.

Сплавщик плюхнулся на табурет. Руку в гипсе он осторожно опустил на разделочный стол. Трудно было представить что-либо более несовместимое, чем резкий, состоящий из сплошных острых кромок Кетчум и эта хрупкая стерильная гипсовая повязка. Она смотрелась столь же нелепо, как протез руки. (Потеряй Кетчум руку, он предпочел бы пользоваться культей, орудуя ею, как палкой.)

Дэнни вдруг захотелось потрогать повязку, ощутить, каков он, гипс. Теперь, когда Кетчум сидел, это вполне можно было сделать. Даже пьяный, сплавщик угадал его мысли.

— Валяй трогай, — разрешил Кетчум, подвигая руку поближе к Дэнни.

На пальцах сплавщика оставалась не то смола, не то запекшаяся кровь. Они странно торчали из гипсового плена и не шевелились. Врач сказал Кетчуму, что в первые несколько дней ему будет больно шевелить пальцами. Дэнни осторожно ощупывал гипсовую повязку.

Повар отрезал другу щедрый ломоть мясного хлеба и обильно полил яблочным соусом.

— Могу налить молока или апельсинового сока, — предложил Доминик. — Или кофе сварю, если хочешь.

— Ну и скудный у тебя выбор, — сказал Кетчум, подмигнув Дэнни.

— Скудный, — повторил повар, качая головой. — Тогда я сделаю тебе кофе.

Дэнни хотелось, чтобы взрослые завели разговор о чем-нибудь. Он знал достаточно о жизни каждого из них, а вот о своей матери — очень и очень мало. В том, что было связано с ее смертью, любая мелочь была уместной и важной. Дэнни хотел знать о матери все, что только можно. Но его отец был человеком осторожным (или стал таким после гибели жены). Даже Кетчум, отдалившийся от собственных детей, был очень осторожен с Дэнни и всячески опекал мальчишку. Как, впрочем, и Эйнджела.

— Если ты будешь пьян, я с тобой никуда не поеду, — сказал повар.

— А я возил тебя туда, когда ты еле языком ворочал.

Чтобы не сболтнуть лишнего при Дэнни, Кетчум подцепил кусок мясного хлеба, обмакнул в яблочный соус и принялся жевать.

— Если тело не застряло под затором, оно плывет медленнее бревен.

Доминик Бачагалупо стоял к другу спиной и, казалось, разговаривал не с Кетчумом, а с кофейником.

— Или, бывает, тело прицепится к какому-нибудь одиночному бревну.

Дэнни уже слышал подобные объяснения. Тогда они касались его матери. Ее телу понадобилось несколько дней — три, если быть точным, — чтобы доплыть от места гибели до створа плотины. Отец рассказывал мальчику: когда человек тонет, его тело вначале погружается в воду, а затем всплывает.

— По выходным плотины закрывают, — сказал Кетчум, имея в виду не только плотину Покойницы, но и Понтукскую плотину на Андроскоггине.

Он лишь учился есть левой рукой и потому ел непривычно медленно.

— Ну что, правда с яблочным соусом вкуснее? — спросил Дэнни.

Кетчум утвердительно кивнул, продолжая смачно жевать.

Кухня наполнилась ароматом кофе.

— Пожалуй, я мог бы заняться беконом, — произнес Доминик, обращаясь больше к самому себе, нежели к Кетчуму и сыну.

Сплавщик молча ел.

— Думаю, бревна уже добрались до первой плотины, — добавил повар, по-прежнему разговаривая как бы с самим собой. — Я имею в виду наши бревна.

— Я знаю, о каких бревнах и какой плотине ты говоришь, — отозвался Кетчум. — Да, бревна приплыли туда в то время, когда ты стряпал ужин.

— Значит, побывал у того коновала? — спросил повар, чтобы переменить тему. — Конечно, для наложения гипса особой гениальности не требуется. Но ты любишь рисковать.

С этими словами Доминик отправился к уличному ларю за беконом. В теплое пространство кухни ворвался шум реки.

— Это ты любил рисковать, Стряпун! — крикнул в темноту Кетчум и тут же спохватился, осторожно поглядев на Дэнни. — Когда твой отец выпивал, ему бывало хорошо.

— Бывало. На какое-то время, — сказал повар, вываливая пласт бекона на разделочную доску.

Дэнни повернул голову к отцу. Кетчум продолжал поглощать мясной хлеб. Когда он заговорил, то слова произносил с паузами и язык его слегка заплетался.

— Если тела плывут медленнее бревен, когда, по-твоему, Эйнджел достигнет места, название которого я все время забываю?

Дэнни попробовал сам прикинуть время, но и ему, и Кетчуму было понятно: повар уже произвел подсчеты и знал, когда окончится последнее путешествие юного канадца.

— В субботу вечером или в воскресенье утром, — объявил Доминик Бачагалупо, перекрывая голосом шипение бекона на сковороде. — Вечером я с тобой туда не поеду.

Дэнни бросил взгляд на Кетчума, предугадывая, какой ответ даст отцу рослый сплавщик. Для мальчишки это была самая интересная история и самая важная.

— А я, Стряпун, поехал тогда с тобой. Ночью, в темноту.

— Будет гораздо лучше, если воскресное утро ты встретишь совершенно трезвым, — сказал Кетчуму повар. — Мы с Дэниелом будем ждать тебя там в девять часов утра.

«Там» — возле плотины Покойницы. Мальчишка знал, что взрослые избегали этого названия.

— Можем все поехать в моем пикапе, — предложил Кетчум.

— Я возьму Дэнни на тот случай, если ты окажешься не вполне трезвым, — пояснил повар.

Кетчум отодвинул пустую тарелку, уложил косматую голову на стол и принялся рассматривать гипсовую повязку.

— Значит, встречаемся на пруду лесопилки? — уточнил он.

— На каком еще пруду? — огрызнулся повар. — Плотина существовала, когда лесопилки не было и в помине. И почему то место называют прудом, если река там сужается?

— Ты же знаешь тамошних работяг, — презрительно бросил Кетчум.

— Плотину построили раньше лесопилки, — повторил Доминик, по-прежнему не произнося название плотины.

— Когда-нибудь вода разворотит эту плотину, и они даже не почешутся построить новую, — сказал Кетчум, глаза которого начинали закрываться.

— Когда-нибудь по Извилистой перестанут сплавлять лес, — заметил ему повар. — Тогда и плотина больше не понадобится. А вот Понтукскую плотину на Андроскоггине, скорее всего, сохранят.

— Не «когда-нибудь», Стряпун, а скоро, — поправил его Кетчум.

Глаза сплавщика были закрыты, и он теперь лежал на столе. Повар осторожно убрал опустевшую тарелку. Однако Кетчум не спал. Он продолжал, еще медленнее, чем прежде:

— По одну сторону плотины есть водослив. Вода там стоит… что-то вроде открытого колодца. И ограничитель там поставлен. Просто канат с поплавками, чтобы бревна не плыли дальше.

— Надо же, ты то место тоже крепко помнишь, — сказал Доминик.

Дэнни понимал, о чем шла речь. В том месте нашли тело его матери. Оно плыло ниже бревен. Должно быть, оно миновало ограничитель. Кетчум нашел тело в водосливе. И ни одного бревна рядом.

— Я только не совсем помню, как оттуда выбираться, — с некоторой досадой признался Кетчум.

Не открывая глаз, он медленно сгибал пальцы правой руки. Видимо, хотел дотянуться ими до гипса. Повар с сыном понимали: Кетчум проверяет, насколько он способен вытерпеть боль.