Эрнест Лависс - Том 4. Время реакции и конситуционные монархии. 1815-1847. Часть вторая

• Название: Том 4. Время реакции и конситуционные монархии. 1815-1847. Часть вторая
• Автор: Эрнест Лависс
• Издательство: ОГИЗ
• Жанр: История
• Год: 1938

---

Первые выступления Дизраэли. Об одном из парламентских ораторов той поры следует поговорить особо ввиду той огромной роли, которую ему пришлось играть в будущем. Веньямин Дизраэли, происходивший из еврейской семьи, сравнительно недавно принявшей христианство, человек с семитическим обликом, выступил в качестве англиканского патриота и аристократа. Свою карьеру он начал в качестве сочинителя романов и светского человека и не без труда проник в парламент (1837). Когда он произносил свою первую речь, его осмеяли, но он спокойно уселся на свое место и сказал: «Придет день, когда вы станете меня слушать». И он сдержал свое слово.

Страстное честолюбие толкало в то время Дизраэли на ожесточенную борьбу против министерства Мельбурна — Росселя. Дизраэли проповедовал новый торизм, основанный на сближении с народной массой, на снисходительном отношении даже к чартистам, ко всему, что не является либерализмом: «Я могу понять, — писал он, — тори и радикала, но виг, аристократ-демократ — это выше моего понимания. Если тори искренно отказываются от реставрации аристократического принципа, то они обязаны слиться с радикалами в одну национальную партию…» «Я сам вышел из народа, — говорил он, — и ставлю счастье возможно большего количества людей выше удовлетворения интересов отдельных лиц. Рабочие не только не воспользовались выгодами избирательной реформы, но ьсе последствия этой меры оказались для них или разбитыми иллюзиями, или причиной новых страданий. Поэтому их вражда направлена не против аристократии или хлебных законов, а против введенной средними классами системы правления».

Казалось, таким образом, что при министерстве Пиля блестящий литератор, ставший во главе новой партии — так называемой Молодой Англии — должен был почувствовать себя удовлетворенным. Но несколько холодный и суровый великий министр (Пиль) не счел нужным ни привлечь на свою сторону симпатии Дизраэли, ни взять его в товарищи по кабинету. Этим объясняется та беспощадная война насмешек и оскорблений, на которую министерство натолкнулось даже в рядах своего большинства. Дизраэли упрекал министерство в парламентском деспотизме: «По видимому, отвращение почтенного баронета к рабству распространяется на весь мир, кроме тех скамей, где сидят его друзья. Здесь мы видим еще толпу рабов, закованных в цепи; здесь мы ежедневно слышим еще свист бича». В другой своей речи он насмешливо рассказывал, что в то время как виги купались в реке, консервативные министры утащили их платье.

Бюджет 1845 года и возобновление деятельности Лиги. Эти юмористические нападки скоро приняли более серьезный характер во время полемики по поводу хлебных пошлин, возгоревшейся с, большей чем когда: либо силой. Кобден убеждал своих сторонников помещать сбережения в мелкие поместья, дававшие им право на внесение в избирательные списки; его престиж был настолько велик, что они послушно ему повиновались, и в несколько лет появилось 45 000 новых избирателей, которые все были «сторонниками свободной торговли. Благодаря их влиянию, а также вследствие недовольства мелких фермеров, сравнивавших свою жалкую участь с судьбой крупных землевладельцев, требование свободного ввоза хлеба пускало в стране все более глубокие корни. Испуганные протекционистские депутаты сплотились вокруг своего товарища, лорда Джорджа Бентинка. Но его помощником, а вернее — действительным руководителем был не кто иной, как сам Дизраэли. Сочувствовавший страданиям бедных классов автор незадолго до того появившегося романа Сивилла отложил свои гуманные проекты, для того чтобы сделаться лидером партии дорогого хлеба, и яростно выступил против сэра Роберта, явно эволюционировавшего в сторону полного фритредерства.

В самом деле, бюджет 1845 года сохранял подоходный налог, который в качестве временной меры просуществовал уже полвека, и, кроме того, понижал тарифные ставки на целый ряд сельскохозяйственных и иных продуктов. В то время как Дизраэли с горькой иронией оплакивал «великую аграрную партию — эту красавицу, за которой все ухаживают и которую один человек сумел обмануть», газеты отмечали противоречия министерской политики: «Наш хлеб обложен, но мышьяк веозится беспошлинно. Шерсть обратила на себя благосклонное внимание первого министра, но овцы остаются под высоким покровительством герцога Ричмонда».

На этого же крупного магната с большой энергией напал В. Фокс: «В настоящее время знать начинает пускаться в торговлю, а герцоги пользуются памятью, которую оставили по себе их предки, для выгодных делишек. Я не могу себе представить герцога Ричмонда иначе, как с герцогской короной на голове, пробами зерна в карманах, с семгой в одной руке и бутылкой водки — в другой». Кобден в более изысканной форме обратился к своим консервативным коллегам в палате со следующими словами: «Вы составляете аристократию Англии. Ваши отцы руководили нашими отцами: вы и теперь можете повести нас по хорошему пути. Вы живете в эпоху труда и торговли. Если вы захотите действовать сообразно с духом времени, вы можете стать тем, чем вы всегда были».

Обращаясь к самому министру, Врайт говорил: «Сэр Роберт Пиль прекрасно знает, что нужно стране. И я готов держать пари, что он обдумывает отмену хлебных законов». Сам Фокс еще с большей резкостью толкал министра на решительный шаг: «Он (Пиль) убедится, что один день справедливости лучше целой жизни парламентской тактики». А в это время Пиль меланхолически прощался с последними остатками феодализма в английской деревне. «Когда к продуктам земли применены будут принципы торговли, никто не станет больше считаться с теми отношениями, которые, быть может, испокон веков установились между землевладельцем и семьей, обрабатывающей его землю; никто не станет более заботиться о старых и немощных людях, которые не в состоянии работать, как молодые и сильные».

Старая Англия умирает — таков глубокий смысл всей этой распри. Но новая Англия сильно страдала, и она нашла своих поэтов, воспевших ее страдания: Гуда, автора Песни о рубашке, и Эбенезера Эллиота, автора Стихов о хлебных законах (Corn-laws Byrnes), одно заглавие которых имело грозный и чуть ли не революционный смысл. «Тысячами выходили из престонских сукновален маленькие заключенные. Они грустно улыбались бледными губами. Это была смерть на пороге жизни, и прохожие спрашивали: «Да разве это дети?» С ними шли живым грозным потоком, поддерживая друг друга, начины — армия истощенных теней».

Голод, кризис и обращение Пиля в сторонника отмены хлебных законов. Еще более ужасные бедствия, постигшие Ирландию, способствовали разрешению вопроса о хлебных пошлинах. Летом 1845 года появившаяся болезнь картофеля уничтожила весь урожай. Многочисленное, даже слишком многочисленное население острова впало в неописуемую нищету. Правительство приняло наиболее неотложные меры, как, например, организацию общественных работ, занимавших множество народа, подвоз индийского хлеба по удешевленной цене и т. п. Но одна мера безусловно диктовалась обстоятельствами даже в Англии и Шотландии, где также свирепствовал голод, — это допущение беспошлинного ввоза заграничного хлеба.

В октябре 1845 года Пиль не мог добиться от своих коллег согласия на эту меру. В ноябре лорд Джон Россель написал из Эдинбурга письмо, в котором заявлял, что виги признали необходимость полной отмены хлебных пошлин, а в декабре премьер, предложение которого снова было отвергнуто, подал в отставку. Королева обратилась к лорду Джону, и тот попытался было составить министерство, но должен был отказаться от этой попытки. Только Пиль пользовался достаточным влиянием для того, чтобы провести великую реформу. Поэтому он вернулся к власти и в 1846 году объявил себя окончательно сторонником свободной торговли, вызвав похвалы со стороны Брайта, ругательства Бентинка и кислые комплименты лорда Джона, который старался дать ему почувствовать, насколько для него необходима поддержка вигов.

Триумф и падение Роберта Пиля (1846). Во время одного из посещений Парижа Дизраэли сказал Луи-Филиппу: «Сэр Роберт проведет отмену хлебных пошлин, и это будет концом его политической карверы». Это парадоксальное пророчество сбылось на деле. В момент решительного вотума 106 консерваторов-пилитов, т. е. склонившихся к идее свободной торговли, соединили сбои голоса с голосами 223 вигов, или радикалов, составив таким образом большинство в 329 голосов за принятие закона против 222 консерваторов, сгруппировавшихся вокруг Бентинка и Дизраэли, из которых ни один не посмел бы составить протекционистский кабинет, — Брайт совершенно справедливо бросил им этот упрек. Все поползновения к сопротивлению со стороны верхней палаты разбились о следующие ясные и неопровержимые слова Веллингтона: «Если палата лордов отвергнет билль, то она останется в одиночестве. Без короны и палаты общин вы ничего не сделаете». И в тот самый день (25 июня), когда пэры высказались и этот продолжительный спор таким образом закончился, победитель пал жертвой недовольства своей прежней армии.