Владимир Добров - Тайный преемник Сталина

• Название: Тайный преемник Сталина
• Автор: Владимир Добров
• Жанр: История
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-699-43402-2

Подготавливал ли Сталин себе достойную смену? Каким он видел будущее страны? Почему едва ли не самому талантливому в российской истории государственному деятелю, принявшему полуразрушенную страну с деревенской сохой, а оставившему ее современной и великой державой с ядерным оружием, не удалось добиться сохранения преемственности своего курса?

Ответ на эти вопросы ищет в своей книге член Союза писателей РФ и исследователь сталинской темы В.Н. Добров. Опираясь на воспоминания людей, близко знавших И.В. Сталина, и архивные материалы, ряд которых публикуется впервые, автор приходит к выводам, которые могут показаться парадоксальными. Как показано в книге, И.В. Сталин готовил себе преемника, а также воспитывал и обкатывал на руководящих должностях молодую смену руководства СССР. Однако в ходе государственного переворота 5 марта 1953 года страна сошла с намеченного Сталиным пути, а подобранные вождем молодые руководители были отодвинуты в сторону старой партийной гвардией, стремившейся сохранить свою власть.

---

«Нас это ошеломило, — вспоминал Пономаренко. — Кто-то не выдержал и спросил Сталина, кого он имеет в виду. В ответ прозвучали фамилии Маленкова, Булганина, Берии и Кагановича».

Хрущева, правда, вождь не назвал. Никита Сергеевич не знал тогда, чья возьмет, и потому старался ладить со всеми, не примыкая явно ни к одной из группировок, — и подспудно, как бы невзначай подогревая взаимную недоверчивость и враждебность. Хорошо разбиравшегося в людях, проницательного вождя на сей раз ввела в заблуждение примитивная крестьянская хитрость своего малограмотного соратника, разыгрывавшего роль безобидного простака. Скрытое коварство простодушного с виду «Микиты» он так до конца и не раскусил.

* * *

Необходимость сохранения единства, предотвращения раскола в руководстве страны также была одним из соображений, по которым вождь выдвинул на ключевой государственный пост Пономаренко. Полное единомыслие и единодушие недостижимо в принципе. Да оно и не нужно, более того, вредно, поскольку способствует бюрократическому перерождению и окостенению партии, замазывая сладкой патокой официального лицемерия объективно существующие и вполне естественные различия во мнениях. Период брежневского «единодушия» и «сплоченности» стал наглядным тому подтверждением. Даже при Хрущеве с его авторитаризмом и нетерпимостью к чужому мнению атмосфера в партии не была такой омертвляющей и гнетущей. Но и раскол в руководстве, образование в нем враждующих фракций ни к чему хорошему не вели, более того, могли поставить партию, да и страну на грань гибели. Здесь надо было найти ту «золотую середину», которая обеспечила бы при сохранении различных мнений и подходов проведение единой генеральной линии, отражающей программные установки партии. А это во многом зависело от первого лица, стоящего у руля страны. Сталину удавалось обеспечивать единство руководства, хотя в нем, как уже отмечалось выше, были различные группировки — и «правые», и «левые», либералы и консерваторы, разумеется, в рамках проводимого партией генерального курса и господствующей марксистско-ленинской идеологии.

Пономаренко по своим воззрениям находился как бы в центре этих противоборствующих группировок. Он никогда не входил в ближайшее окружение вождя, не старался угадать его мнение, чтобы вовремя подстроиться под него, не скрывал своих истинных воззрений, как это делали некоторые члены Политбюро. А это было весьма ценным качеством для преемника, подготавливаемого для самого высокого в стране поста. На всех должностях, которые он занимал — партийных, военных, хозяйственных — Пономаренко был первым лицом, главным в порученном ему деле. И к каждому делу подходил, выслушав все возможные мнения, включая и те, которые заведомо отличались от его собственного.

Сталин знал это по информации, поступавшей к нему из разных источников. Он был убежден, что его выдвиженец не стал бы из личных или амбициозных соображений становиться на чью-либо сторону, а пытался бы предотвратить раскол и сохранить необходимое единство в руководстве. Пономаренко сумел бы наладить необходимое взаимодействие между молодыми руководителями типа Первухина, Сабурова и Малышева и старой сталинской гвардией. Словом, смог бы организовать дружную и совместную работу в интересах развития и укрепления социализма и не стал бы привычно подчинять все единоличной воле «вождя» в период, когда решить новые задачи было под силу только коллективному разуму и коллективной воле партийных масс. Ну а если бы возникла такая необходимость, как принципиальный, стойкий коммунист, боец по натуре не побоялся бы и пойти против большинства, что уже не раз случалось на заседаниях того же Политбюро. Ни о ком другом из своих давних соратников Сталин сказать такого не мог.

Слишком сложными были стоявшие перед страной задачи, слишком долгим и трудным оказался процесс социалистического строительства, чтобы делать ставку на «выдающегося» или даже «гениального» партийного вождя, с беспрекословным выполнением всех его «мудрых» указаний. Решающую роль здесь должен играть коллективный разум партии, а вождь лишь правильно выражать принятые им решения и добиваться их воплощения в жизнь. Коллективное руководство во главе с убежденным коммунистом, обладающим самостоятельной позицией, твердой волей и чувством стратегической перспективы, — такое лекарство стареющий вождь предлагал от надвигающейся болезни мелкобуржуазного перерождения, которая уже в значительной мере затронула его давних соратников. Выбор Пономаренко как первого лица в будущем коллективном руководстве страны в этом плане был вполне оправдан.

* * *

Не все, однако, Сталин рассчитал и учел. И, прежде всего, силу сопротивления молодой смене со стороны своих давних соратников. Сами, они, разумеется, старались скрыть свое раздражение и недовольство. Но сталинские выдвиженцы, и прежде всего сам Пономаренко, чувствовали это на своей коже.

«Вначале мая 1948 года меня вызвали в Москву, — вспоминал Пантелеймон Кондратьевич. — В соответствии с решением Политбюро, принятым по инициативе Сталина, меня утвердили секретарем ЦК партии. Поручили курировать вопросы государственного планирования, финансов, торговли и транспорта. Секретарь ЦК ВКП(б) Георгий Максимилианович Маленков, сменивший заболевшего А. Жданова, принял меня приветливо, рассказал о том, как проходило мое назначение на Политбюро. Как оказалось, инициатором назначения был сам Сталин, поддержка которого, казалось, должна была создать благоприятную атмосферу для сотрудничества и контактов с другими членами руководства. Но получилось наоборот. Когда стал работать, почувствовал какую-то натянутость и скованность по отношению ко мне членов Политбюро, какое-то скрытое недоброжелательство. И если Маленков, который хорошо ладил со всеми, держался, как говорится, в рамках приличий, то другие близкие к Сталину люди вели себя не так сдержанно.

Помню, когда я заходил в кабинет к Молотову, тот быстро переворачивал лежащие на столе бумаги лицевой стороной вниз. Как будто боялся, что я что-нибудь увижу. Не выдержал я и сказал как-то, что если он мне не доверяет, пусть скажет прямо, заходить к нему просто не буду. Он промолчал, перестал перекладывать бумаги, но своей манеры вести со мной разговор сухо и официально не изменил.

Не очень-то стремились к сближению и другие члены руководства. Я понял, что лучше не обращаться к ним за советом или помощью и поддерживал чисто официальные, служебные отношения. Работы было много, начиналась она с утра, а затягивалась до глубокой ночи, захватывая иногда даже утренние часы. Так что на обиды времени не хватало. Как-то раз Лазарь Моисеевич Каганович, тоже близкий к Сталину человек, сказал мне: «Жаль, что ты не в нашей группе», но не стал уточнять в какой и что я должен делать, чтобы стать «своим». Не понимал я всего этого. Просто работал. Внимания на то, кто с кем, и кто против кого, не обращал».

Зато Хрущев, утвержденный секретарем ЦК партии несколько позже и переведенный в Москву чтобы возглавить ее партийную организацию, хорошо понимал закулисную расстановку сил и использовал это для укрепления своих позиций. Он уже не проявлял грубость по отношению к Пономаренко, напротив, внешне был приветлив и доброжелателен. Как-никак, секретарь ЦК, пользуется особой симпатией Сталина. Но камень за пазухой против «белорусского выскочки» все время держал. Дожидаясь момента, когда его можно было пустить в ход.

Хрущев. Измена у гроба вождя

Смерть Сталина дала Хрущеву шанс занять главенствующее положение в стране. На экстренно созванном 4 марта 1953 года заседании Бюро Президиума ЦК КПСС царило подавленное настроение, видно было, что его участники тяжело переживали обрушившееся на страну несчастье, в глазах у многих из них стояли слезы. Они-то знали, что внезапно заболевший и находившийся в коматозном состоянии Сталин был безнадежен, сообщение о его смерти могло поступить в любой момент. Только два члена Президиума — Лаврентий Павлович Берия и Никита Сергеевич Хрущев, похоже, справились со своими переживаниями и были даже более оживлены и возбуждены, чем обычно.

Открывший заседание Берия держался уверенно.

— Товарищи! Мы не можем допустить, чтобы враги Советского государства почувствовали разброд и растерянность в наших рядах. Надо обеспечить бесперебойное и правильное руководство страны. Предлагаю назначить на пост Председателя Совета Министров талантливого ученика Ленина, верного соратника Сталина Георгия Максимилиановича Маленкова. Есть возражения?

Возражений, как и ожидалось, не последовало. Хотя все хорошо знали, что на этот пост Сталин выдвинул Пономаренко, о чем свидетельствовало назначение последнего в декабре 1952 года заместителем председателя правительства, которое возглавлял Сталин. Было ясно, что вождь нашел себе замену и подготовил своему преемнику необходимую политическую стартовую площадку. На проекте Постановления Президиума ЦК о новом назначении Пономаренко стояли подписи 21 его члена, включая самого Сталина, получить четыре оставшихся был вопрос двух-трех дней.