Иван Киреевский - Полное собраніе сочиненій въ двухъ томахъ.

• Название: Полное собраніе сочиненій въ двухъ томахъ.
• Автор: Иван Киреевский
• Издательство: Типографія Императорскаго Московскаго Университета
• Жанр: Религия
• Год: 1911

---

Такимъ образомъ раціонализмъ и въ началѣ былъ лишнимъ элементомъ въ образованіи Европы, и теперь является исключительнымъ характеромъ просвѣщенія и быта Европейскаго. Это будетъ еще очевиднѣе, если мы сравнимъ основныя начала общественнаго и частнаго быта Запада съ основными началами того общественнаго и частнаго быта, который если не развился вполнѣ, то по крайней мѣрѣ ясно обозначился въ прежней Россіи, находившейся подъ прямымъ вліяніемъ чистаго христіанства, безъ примѣси міра языческаго.

Весь частный и общественный бытъ Запада основывается на понятіи о индивидуальной, отдѣльной независимости, предполагающей индивидуальную изолированность. Оттуда святость внѣшнихъ формальныхъ отношеній, святость собственности и условныхъ постановленій важнѣе личности. Каждый индивидуумъ — частный человѣкъ, рыцарь, князь или городъ, внутри своихъ правъ есть лицо самовластное, неограниченное, само себѣ дающее законы. Первый шагъ каждаго лица въ общество есть окруженіе себя крѣпостію, изъ нутра которой оно вступаетъ въ переговоры съ другими и независимыми властями.

Въ прошедшій разъ я не докончилъ статьи моей, а потому обязанъ продолжать ее теперь. Я говорилъ о различіи просвѣщенія въ Россіи и на Западѣ. У насъ образовательное начало заключалось въ нашей Церкви. Тамъ вмѣстѣ съ христіанствомъ дѣйствовали на развитіе просвѣщенія еще плодоносные остатки древняго языческаго міра. Самое христіанство Западное, отдѣлившись отъ Вселенской Церкви, приняло въ себя зародышъ того начала, которое составляло общій оттѣнокъ всего Греко-языческаго развитія: начала раціонализма. Потому и характеръ образованности Европейской отличается перевѣсомъ раціональности.

Впрочемъ этотъ перевѣсъ обнаружился только впослѣдствіи, когда логическое развитіе, можно сказать, уже задавило христіанское. Но въ началѣ раціонализмъ, какъ я сказалъ, является только въ зародышѣ. Римская Церковь отдѣлилась отъ Восточной тѣмъ, что нѣкоторые догматы, существовавшіе въ преданіи всего Христіанства, она измѣнила на другіе, вслѣдствіе умозаключенія. Нѣкоторые распространила, вслѣдствіе того же логическаго процесса, и также въ противность преданію и духу Церкви Вселенской. Такимъ образомъ логическое убѣжденіе легло въ самое первое основаніе католицизма. Но этимъ и ограничилось дѣйствіе раціонализма на первое время. Внутреннее и внѣшнее устройство Церкви, уже совершившееся прежде въ другомъ духѣ, до тѣхъ поръ существовало безъ очевиднаго измѣненія, покуда вся совокупность церковнаго ученія не перешла въ сознаніе мыслящей части духовенства. Это совершилось въ схоластической философіи, которая, по причинѣ логическаго начала въ самомъ основаніи Церкви, не могла иначе согласить противорѣчіе вѣры и разума, какъ силою силлогизма, сдѣлавшагося такимъ образомъ первымъ условіемъ всякаго убѣжденія. Сначала, естественно, этотъ же самый силлогизмъ доказывалъ вѣру противъ разума и подчинялъ ей разумъ силою разумныхъ доводовъ. Но эта вѣра, логически доказанная и логически противопоставленная разуму, была уже не живая, но формальная вѣра, не вѣра собственно, а только логическое отрицаніе разума. Потому въ этотъ періодъ схоластическаго развитія католицизма, именно по причинѣ раціональности своей, Западная Церковь является врагомъ разума, угнетающимъ, убійственнымъ, отчаяннымъ врагомъ его. Но развившись до крайности, продолженіемъ того же логическаго процесса, это безусловное уничтоженіе разума произвело то извѣстное противодѣйствіе, котораго послѣдствія составляютъ характеръ теперешняго просвѣщенія. Вотъ что я разумѣлъ, говоря о раціональномъ элементѣ католицизма.

Христіанство Восточное не знало ни этой борьбы вѣры противъ разума, ни этого торжества разума надъ вѣрою. Потому и дѣйствія его на просвѣщеніе были не похожи на католическія.

Разсматривая общественное устройство прежней Россіи, мы находимъ многія отличія отъ Запада, и во первыхъ: образованіе общества въ маленькіе такъ называемые міры. Частная, личная самобытность, основа Западнаго развитія, была у насъ такъ же мало извѣстна, какъ и самовластіе общественное. Человѣкъ принадлежалъ міру, міръ ему. Поземельная собственность, источникъ личныхъ правъ на Западѣ, была у насъ принадлежностью общества. Лицо участвовало во столько въ правѣ владѣнія, во сколько входило въ составъ общества.

Но это общество не было самовластное, и не могло само себя устраивать, само изобрѣтать для себя законы, потому что не было отдѣлено отъ другихъ ему подобныхъ обществъ, управлявшихся однообразнымъ обычаемъ. Безчисленное множество этихъ маленькихъ міровъ, составлявшихъ Россію, было все покрыто сѣтью церквей, монастырей, жилищъ уединенныхъ отшельниковъ, откуда постоянно распространялись повсюду одинакія понятія объ отношеніяхъ общественныхъ и частныхъ. Понятія эти мало по малу должны были переходить въ общее убѣжденіе, убѣжденіе въ обычай, который замѣнялъ законъ, устроивая, по всему пространству земель подвластныхъ нашей Церкви, одну мысль, одинъ взглядъ, одно стремленіе, одинъ порядокъ жизни. Это повсемѣстное однообразіе обычая было, вѣроятно, одною изъ причинъ его невѣроятной крѣпости, сохранившей его живые остатки даже до нашего времени, сквозь все противодѣйствіе разрушительныхъ вліяній, въ продолженіе 200 лѣтъ стремившихся ввести на мѣсто его новыя начала.

Вслѣдствіе этихъ крѣпкихъ, однообразныхъ и повсемѣстныхъ обычаевъ, всякое измѣненіе въ общественномъ устройствѣ, не согласное съ строемъ цѣлаго, было невозможно. Семейныя отношенія каждаго были опредѣлены прежде его рожденія; въ такомъ же предопредѣленномъ порядкѣ подчинялась семья міру, міръ болѣе обширный — сходкѣ, сходка — вѣче и т. д., покуда всѣ частные круги смыкались въ одномъ центрѣ, въ одной Православной Церкви. Ни какое частное разумѣніе, ни какое искусственное соглашеніе не могло основать новаго порядка, выдумать новыя права и преимущества. Даже самое слово: право, было у насъ неизвѣстно въ Западномъ его смыслѣ, но означало только справедливость, правду. Потому ни какая власть, ни какому лицу, ни сословію, не могла ни даровать, ни уступить никакого права, ибо правда и справедливость не могутъ ни продаваться, ни браться, но существуютъ сами по себѣ, независимо отъ условныхъ отношеній. На Западѣ, напротивъ того, всѣ отношенія общественныя основаны на условіи, или стремятся достигнуть этого искусственнаго основанія. Внѣ условія нѣтъ отношеній правильныхъ, но является произволъ, который въ правительственномъ классѣ называютъ самовластіемъ, въ управляемомъ — свободою. Но и въ томъ и въ другомъ случаѣ этотъ произволъ доказываетъ не развитіе внутренней жизни, а развитіе внѣшней, формальной. Всѣ силы, всѣ интересы, всѣ права общественныя существуютъ тамъ отдѣльно, каждый самъ по себѣ, и соединяются не по нормальному закону, а — или въ случайномъ порядкѣ, или въ искусственномъ соглашеніи. Въ первомъ случаѣ торжествуетъ матеріальная сила, во второмъ — сумма индивидуальныхъ разумѣній. Но матеріальная сила, матеріальный перевѣсъ, матеріальное большинство, сумма индивидуальныхъ разумѣній, въ сущности составляютъ одно начало, только въ разныхъ моментахъ своего развитія. Потому общественный договоръ не есть изобрѣтеніе энциклопедистовъ, но дѣйствительный идеалъ, къ которому стремились безъ сознанія, а теперь стремятся съ сознаніемъ всѣ Западныя общества, подъ вліяніемъ раціональнаго элемента, перевѣсившаго элементъ христіанскій.

Въ Россіи мы не знаемъ хорошо границъ княжеской власти прежде подчиненія удѣльныхъ княжествъ Московскому; но если сообразимъ, что сила неизмѣняемаго обычая дѣлала всякое самовластное законодательство невозможнымъ; что разборъ и судъ, который въ нѣкоторыхъ случаяхъ принадлежалъ князю, не могъ совершаться несогласно со всеобъемлющими обычаями, ни толкованіе этихъ обычаевъ, по той же причинѣ, не могло быть произвольное; что общій ходъ дѣлъ принадлежалъ мірамъ и приказамъ, судившимъ также по обычаю вѣковому и потому всѣмъ извѣстному; наконецъ, что въ крайнихъ случаяхъ князь, нарушавшій правильность своихъ отношеній къ народу и Церкви, былъ изгоняемъ самимъ народомъ, — сообразивши все это, кажется очевидно, что собственно княжеская власть заключалась болѣе въ предводительствѣ дружинъ, чѣмъ во внутреннемъ управленіи, болѣе въ вооруженномъ покровительствѣ, чѣмъ во владѣніи областями.

Вообще, кажется, Россіи такъ же мало извѣстны были мелкіе властители Запада, употреблявшіе общество, какъ бездушную собственность, въ свою личную пользу, какъ ей неизвѣстны были и благородные рыцари Запада, опиравшіеся на личной силѣ, крѣпостяхъ и желѣзныхъ латахъ, не признававшіе другаго закона, кромѣ собственнаго меча и условныхъ правилъ чести, основанныхъ на законѣ самоуправства.