Филип Рот - Американская пастораль

• Название: Американская пастораль
• Автор: Филип Рот
• Издательство: Лимбус Пресс
• Жанр: Современная проза
• Год: 2007
• ISBN: 5-8370-0454-4

«Американская пастораль» — по-своему уникальный роман. Как нынешних российских депутатов закон призывает к ответу за предвыборные обещания, так Филип Рот требует ответа у Америки за посулы богатства, общественного порядка и личного благополучия, выданные ею своим гражданам в XX веке. Главный герой — Швед Лейвоу — женился на красавице «Мисс Нью-Джерси», унаследовал отцовскую фабрику и сделался владельцем старинного особняка в Олд-Римроке. Казалось бы, мечты сбылись, но однажды сусальное американское счастье разом обращается в прах…

---

Год за годом она будет изумляться, как это произошло, и во всем обвинять его, а он будет носить ей ее любимые кушанья, фрукты, конфеты, пирожные, надеясь, что она согласится съесть что-нибудь кроме хлеба с водой, и журналы, надеясь что она сможет сосредоточиться и почитать хотя бы полчаса в день, и одежду, чтобы она могла гулять в саду клиники, приспосабливаясь к погоде и сменяющим друг друга сезонам. Каждый день в девять вечера он будет складывать все принесенное в ее шкафчик, обнимать ее, целовать на прощание, еще раз обнимать и говорить, что завтра, после работы, он снова приедет, а потом ехать час в темноте до Олд-Римрока, вспоминая, как исказилось ее лицо, когда за пятнадцать минут до конца впускного времени нянечка осторожно просунула голову в дверь и мягко напомнила мистеру Лейвоу, что пора уже собираться и уходить.

На следующий вечер она снова будет полыхать злобой. Говорить, что он сбил ее с пути. Он и конкурс на звание «Мисс Америка» не дали ей осуществить свои планы. Речь ее будет бесконечна, и ее будет не остановить. Да он и пытаться не будет. Разве все, что она говорит, имеет какое-то отношение к ее страданиям? Любому ясно, что сломившие ее обстоятельства тяжелы сами по себе, а все, что она говорит, никак с ними не связано. Во время первого ее пребывания в клинике он просто слушал и кивал, и, хотя странно было слышать, как она злобно проклинает события, которые в свое время, он был уверен, доставили ей массу удовольствия, казалось порой, что, может быть, для нее лучше связывать свои нынешние проблемы с тем, что она переживала в 1949 году, чем с тем, что выпало ей на долю в 1968-м. «Тебе надо бы стать „Мисс Америка“». Это была нелепость. Почему, собственно, я должна была стать «Мисс Америка»? Я сидела за кассой в бакалейном магазине — зимой после уроков и летом во время каникул, и люди подходили к моей кассе и говорили: «Тебе надо бы стать „Мисс Америка“». Это меня бесило. Разговоры о том, что моя внешность обязывает меня что-то там делать, просто бесили. Но что было делать, когда комитет по организации конкурса на «Мисс округ» прислал мне приглашение на чашку чая? Я была еще девочкой. Мне показалось, что это шанс сшибить сколько-то денег и помочь папе не работать на износ. Поэтому я заполнила их анкету и пошла к ним, а когда остальные девушки разошлись, эта их деятельница обняла меня за талию и громко сказала всем: «Познакомьтесь. Перед вами будущая „Мисс Америка“. — „Какие глупости! — подумала я тогда. — И зачем это люди без конца повторяют такую чушь?“ А когда я выиграла конкурс на „Мисс округ“, все уже говорили: „Что ж, теперь мы увидим вас в Атлантик-Сити“. Люди, которые понимали толк в этом деле, говорили, что я непременно выиграю, и мне уже некуда было деться, я не могла идти на попятный. Дороги назад уже не было. Всю первую страницу „Элизабет джорнал“ посвятили моей победе. Я была в ужасе. Да-да, именно так. Я ведь надеялась, что все пройдет незаметно, и я просто тихонько получу свои деньги. Повторяю: я была девочкой. И я была абсолютно уверена, что уж „Мисс Нью-Джерси“ я наверняка не стану. Вокруг меня было море хорошеньких девушек, и все они знали, как себя подавать, а я ничего не знала. Они умели накручивать волосы и наклеивать искусственные ресницы, а я освоилась с бигуди, только когда полгода в звании „Мисс Нью-Джерси“ были уже позади. „Господи, — думала я, — ну и косметика же у них! А какие роскошные платья!“ У меня было только одно платье, которое я надевала на школьные вечеринки, да еще кое-что взятое напрокат; казалось, думать о победе невозможно. Я была замкнутой, скованной. Но опять победила! И они принялись учить меня: и как сидеть, и как стоять, и даже как слушать. Отправили меня в модельное агентство, где меня выучили правильно ходить. Видите ли, им не нравилось, как я хожу. А мне наплевать было, как я хожу! Я ходила — и для меня этого было вполне достаточно. Моя походка не помешала мне стать „Мисс Нью-Джерси“, так? А если она помешает мне стать „Мисс Америка“, то к черту „Мисс Америка“. Они хотели, чтобы я скользила. А мне нравилось просто ходить. Не размахивайте руками, но и не прижимайте их к бокам — и куча еще мелких штучек, от которых я леденела и чуть ли вообще не теряла способность двигаться. Ступайте не на пятки, а на носки — вот через что мне пришлось проходить. Если бы только избавиться от всего этого! Как можно вынырнуть из этого? Оставьте меня в покое. Вы все, оставьте меня в покое. Ведь я ничего, ничего этого не хотела. Теперь понимаешь, почему я пошла за тебя? Теперь понимаешь? Причина была одна: я хотела чего-то нормального. Если бы ничего этого не было! Ничего! Подняли меня на пьедестал, хотя я не просила об этом, а потом сбросили вниз, так резко, что искры из глаз посыпались. А я ведь этого не добивалась. Я была совершенно не такой, как все эти девицы. Я их ненавидела, и они тоже меня ненавидели. Высоченные, длинноногие. Способностей ноль. Но все щебетуньи. А я серьезно занималась музыкой. И хотела лишь одного: чтобы меня оставили в покое и не водружали мне на макушку эту чертову сумасшедше-сверкающую корону. Ничего этого я не хотела. Ничего. Никогда!»

Ему помогало то, что однажды, возвращаясь домой после очередного свидания с нею, он вдруг ясно вспомнил, какой она была тогда на самом деле и насколько тот облик не совпадал с портретом, создаваемым ею сейчас в обвинительных монологах. Всю сентябрьскую неделю 1949 года, предшествовавшую параду претенденток на звание «Мисс Америка», она каждый вечер звонила ему в Ньюарк из отеля «Деннис» с подробным отчетом обо всем, через что она, претендентка на это звание, прошла за день, и в ее голосе звучал восторг причастности к происходящему. Жизнь неожиданно превратилась в сказку, и эта сказка казалась сотворенной специально для Доун Дуайр. Это неожиданно новая и такая несвойственная ей тональность невольно вызывала опасение, согласится ли она снова, после такой недели, довольствоваться Сеймуром Лейвоу. А если она победит? Какие у него могут быть шансы на фоне толп мужчин, поставивших себе целью жениться на «Мисс Америка»? С ней захотят общаться актеры. С ней захотят общаться миллионеры. Все они устремятся к ней — и открывшаяся перед ней новая жизнь приведет к появлению новых блистательных поклонников, которые в конце концов вытеснят его окончательно. И все-таки он, постоянный поклонник, был предельно возбужден перспективой ее возможной победы, и чем реальнее она делалась, тем больше у него появлялось причин краснеть и потеть от волнения.

Междугородные разговоры длились по часу — она была слишком возбуждена, чтобы заснуть, хотя проводила на людях весь день, начиная с завтрака в ресторане, вдвоем за столиком со своей патронессой: дородная местная дама сидела в крохотной шляпке, а Доун — с приколотой к жакету лентой «Мисс Нью-Джерси» и в белых перчатках тончайшей кожи, невероятно дорогих перчатках, подаренных фабрикой «Ньюарк-Мэйд», где Швед как раз приступил к обучению, необходимому, чтобы впоследствии взять дело в свои руки. На всех девушках были такие же перчатки из кожи козленка, застегивающиеся на четыре пуговки и закрывающие запястье. Доун, единственная из всех, получила их даром вместе с еще одной парой черных, театральных — вечерняя модель «Ньюарк-Мэйд»: перчатки из кожи козленка на шестнадцати пуговицах (которые в магазине «Сакс» стоили бы целое состояние), выкроенные вручную одним из лучших мастеров, выходцев из Италии или Франции; и наконец, с третьей парой — матерчатыми вечерними перчатками выше локтя, составляющими ансамбль с ее вечерним платьем. Швед попросил ее прислать ярд той ткани, из которой будет сшито платье, и один из друзей семьи, специализирующийся на производстве матерчатых перчаток, в знак уважения к фирме «Ньюарк-Мэйд» бесплатно сшил их для Доун. Три раза в день, сидя напротив своих патронесс в маленьких шляпках, красивые, очаровательно причесанные девушки, в прелестных платьях и перчатках на четырех пуговках, пытались улучить момент, чтобы поесть, отщипнув хоть кусочек от каждого принесенного блюда, используя паузы между раздачей автографов людям, подходившим поглазеть на них и сообщить, откуда они приехали. Поскольку Доун была «Мисс Нью-Джерси» и происходило все тоже в Нью-Джерси, ее популярность была значительно выше, чем популярность остальных претенденток, и, значит, она должна была всем сказать что-то приятное, и улыбнуться, и дать автограф, и все-таки умудриться немного поесть. «Это моя работа, — объясняла она по телефону Шведу, — именно ради этого они бесплатно селят нас в отеле».

Когда она приехала в Атлантик-Сити, ее сразу же на вокзале усадили в маленькую машину с откидным верхом («нэш-рамблер»), на которой было указано ее имя и представляемый ею штат; здесь же, в машине, сидела уже и дама-патронесса. Патронесса, доставшаяся Доун, была женой местного дилера по недвижимости и неуклонно сопровождала ее всюду, куда бы она ни отправлялась. Они вместе садились в автомобиль и вместе из него выходили. «Она все время рядом, Сеймур, — жаловалась Доун. — Мужчин, кроме судей, я просто не вижу. С ними запрещено даже разговаривать. Сюда приехали бойфренды некоторых девушек. Среди них даже официальные женихи. Но что толку? Встречаться с ними нельзя. Тут есть книга правил, такая толстенная, что до конца не осилишь. „Никаким представителям мужского пола не разрешается разговаривать с конкурсантками иначе чем в присутствии патронессы. Конкурсанткам категорически запрещено входить в коктейль-холл и употреблять любые горячительные напитки…“ — „Ох-ха-ха“ — смеялся Швед. „Сеймур, я ведь не закончила, тут бесконечный список. Например, „никто не имеет права брать у конкурсантки интервью иначе чем в присутствии защищающей ее интересы патронессы…““»