Григорий Ходжер - Белая тишина

• Название: Белая тишина
• Автор: Григорий Ходжер
• Издательство: Советская Россия
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1976

Роман «Белая тишина» является второй книгой трилогии о нанайском народе. Первая книга — «Конец большого дома».

В этом романе колоритно изображена жизнь небольшого по численности, но самобытнейшего по характеру нанайского народа. С любовью описывает автор быт и нравы своих соотечественников.

Время действия — начало XX века. Октябрьская революция, гражданская война. Ходжеру удалось создать правдивые образы честных, подчас наивных нанайцев, показать их самоотверженную борьбу за установление Советской власти на Дальнем Востоке.

---

— Нас попросили, обещали хорошо заплатить, — заявили они. — Среди них был богатый торговец, очень богатый торговец из Софийска. Он обещал заплатить.

Один из них развернул мешочек и высыпал на ладонь серебряные полтинники, китайские юани, давно вышедшие из денежного обращения.

«И перед смертью даже обманывают», — подумал Глотов.

— Сколько всего белогвардейцев? — спросил он.

— Много. Может, пятьдесят, может, шестьдесят.

— Оружия у них много?

— Винтовка, наганы, бомбы есть.

— А пулемет есть?

— Какой пулемет? Снег большой, какой пулемет? Пулемет тяжелый, за один пулемет два офицера могут сесть. Зачем пулемет, когда два офицера негде садиться?

— Мы вас отпускаем, — сказал Глотов. — Хотя вы очень плохо поступили, что помогли бежать полковнику и его отряду. Вы должны искупить свою вину перед красными партизанами. Из Мариинска нам будут посылать продукты, вы должны нам привозить их? Поняли?

— Поняли. Поняли, — закивали головами ульчи.

Ульчи распрощались и выехали в Мариинск. Отряд лыжников пошел на Кизи. Пурга усиливалась, и отряд совсем замедлил движение. Партизаны держались возле нарт, помогали собакам. Стало совсем темно, когда отряд добрался до другого берега озера и укрылся в тайге.

Глотов послал вперед шестерых разведчиков. Когда отряд подходил к Кизи, возвратился вестовой разведчиков Фома Коровин.

— Белых нет тама, охвицера арестовали, — сообщил он. — В кармане, сукин сын, наган держал. А жинка ейная тоже сука, в волосах запрятала маленькую пистоль, а в пистоле-то пять патронов.

Фома привел Глотова в дом, где арестовали офицера с женой. Павел Григорьевич допросил офицера, тот подтвердил рассказ ульчей.

Партизаны в эту ночь не ложились спать, выставили посты и ждали возвращения полковника Вица.

Утром на рассвете Пиапон с Тихоном вышли на свой пост. Пурга чуть затихла, но ветер гулял в высоких кронах деревьев, деревья трещали, стонали.

Пиапон вспомнил пленного офицера, дрожащего, с бегающими глазами. Он вечером присутствовал при его допросе, разглядывал его со всех сторон, но это был незнакомый человек — своего мучителя Пиапон сразу, с одного взгляда, узнал бы.

«Почему он отстал от своих, — гадал Пиапон. — Неужели из-за жены? Может, он думает, что его пощадят».

Пиапон вспомнил, как партизаны разглядывали офицера, каждый искал своего палача.

Тихон тоже думал про пленного.

— Сегодня его расстреляют, — сказал он.

Пиапон вспомнил, как расстреляли телеграфиста в Малмыже, и подумал, что офицеру не хватит такого мужества, с каким телеграфист встретил смерть. Офицер вечером на коленях ползал перед Глотовым, умолял оставить его в живых.

Пиапон с отвращением смотрел на него, плюнул и вышел.

Отряд полковника Вица не возвратился в Кизи. Утром Глотов приказал офицеру переговорить по телефону с Де-Кастри. Офицер долго и нервно крутил ручку телефона. Из Де-Кастри наконец ответили. Офицер назвался.

— Большевики пришли в Кизи? — спросили из Де-Кастри.

— Н-нет, н-не пришли, — пробормотал офицер.

— Вы лжете, по голосу слышим.

В Де-Кастри повесили трубку. Офицер непонимающе глядел на телефонную трубку и моргал глазами.

— Повесьте трубку, — приказал Глотов. — Товарищи, выступаем в Де-Кастри?

— А что делать с ним? — спросил кто-то.

Глотов задумался. Ему не хотелось чинить самосуд. Он вспомнил о невыполненном приказе командующего Бойко-Павлова в Малмыже, вспомнил смерть комиссара Шерого, сожженные села, трупы расстрелянных и повешенных людей. Он знал и настроение партизан, знал, что многие из них пришли в отряд из чувства мести за растерзанных товарищей, изнасилованных жен и дочерей, сожженные стойбища и села. Трудную задачу решал командир.

— Чего ты думаешь, командир? Ежели ты попался бы ему в лапы, он разве стал раздумывать? В расход — и все, — сказал Тихон.

— Товарищи! Мы не имеем права расстреливать без суда, — сказал Глотов.

— Они без суда расстреливали, вешали!

— Так что же, по-вашему, нам, красным партизанам, уподобиться им?

— Командир! Ты почему жалеешь этого офицерика? Почему?

— Я не жалею! Вы понимаете различие, что такое жалость и что такое справедливость? Мы воюем за справедливость!

— Ты слишком грамотный, командир! Если не разрешишь расстрелять, мы другого командира выберем.

Это кричали синдинцы, односельчане Тихона Ложкина, самые храбрые, самые злые партизаны. Павел Глотов и на этот раз должен был признаться, что не может он влиять на партизан, что нет у него командирского авторитета, каким пользовался Даниил Мизин.

Синдинцы расстреляли офицера, и отряд двинулся вперед.

Дорога от Кизи на Де-Кастри шла через густую северную тайгу. Пиапон с Токто и группой разведчиков далеко опередили отряд. След отряда полковника Вица припорошило свежим снегом. Разведчики шли по целине по обеим сторонам тропы. Тайга была по-зимнему прекрасна, и Пиапон с Токто, как только вошли в нее, так и позабыли об опасности, об отряде полковника Вица. Они разглядывали следы зверей, птиц, делились вполголоса своими мыслями.

Встретились свежие следы северных оленей, они совсем недавно пересекли тропу. Токто было не узнать, у него разгорелись глаза, раздулись ноздри, он прыгал на месте и хлопал себя по бедрам.

— Ни одного оленя не убил, никогда не догонял их, — говорил он. — По такому снегу их быстро можно догнать. А может, погнаться, а? Ведь свежее мясо нужно нам, никто не откажется от свежего мяса.

Только теперь Пиапон опомнился.

— Нас вперед направили, чтобы других от опасности уберечь. Нельзя, Токто, нельзя подводить товарищей. А что будет, если белые где устроили засаду и наших перебьют? Что будет?

Токто снял шапку, почесал голову и, не говоря ни слова, зашагал дальше. Тайга, родная тайга со всех сторон обступила своих сыновей, укрыла от врага, спасла бы их от пуль, если бы пришлось им вступиться в перестрелку. Неуютно чувствовали себя охотники на широкой озерной глади, но тут они преобразились, дышали и не могли надышаться таежной хвоей. Здесь им знакомы все деревья, никогда, может, здесь не ступала раньше их нога, но тайга все-таки была родной и близкой…

Впереди возвышалась сопка. Пиапон с Токто взобрались на сопку, и перед ними открылась широкая бухта, с множеством островов.

— Где-то тут мы настигнем их, — сказал Токто.

— Опять голое место, — сказал Пиапон. — Лучше воевать в тайге.

— Это верно. Может, они в этом селе? Вон, смотри правее.

Пиапон с Токто скатились с сопки, нашли оставленных разведчиков, посовещались, как быть дальше. Разведчики решили подойти к поселку Де-Кастри. Когда первые разведчики подошли к поселку, ветер усилился, видимость стала плохая. Хорошо проглядывались только три больших дома: старая, заброшенная казарма, почтовая контора и какое-то служебное здание. Двое партизан пошли к крайнему домику и узнали, что белогвардейский отряд еще утром ушел на маяк. Один из разведчиков побежал с этим известием навстречу отряду.

Весь отряд поместился в двух домах. Партизаны выставили караульных и расположились отдыхать.

За окнами выла и стонала пурга, поднялся такой ветер, что на ногах не устоишь. С полночи пришлось караульным спрятаться в домах.

Пурга продолжалась два дня, и два дня партизаны изнывали от безделья, И никто из них не знал, что им придется осаждать отряд полковника многие томительные дни и ночи.

На третий день пурга утихла, и Глотов отчетливо увидел в бинокль маяк, стоявший через бухту. Между маяком и поселком Де-Кастри находился другой поселок — Круглое. Павел Григорьевич позвонил туда.

— У нас кругом тайга, потому нас обходят, — ответили из Круглого.

— Где находится отряд полковника Вица? — спросил Глотов.

— Мы не видели полковника, перед пургой мимо нас прошел какой-то отряд, они ушли на маяк.

Павел Григорьевич повесил трубку и задумался.

— Осада крепости рыцарями, — проговорил он. — Средневековье, и все. Товарищи, — обратился он к партизанам. — Ночью надо сходить в гости к полковнику, обследовать его крепость. Я сам пойду, со мной пойдут двадцать человек, всем надеть белые халаты. Остальным перебраться в Круглое, там мы будем под боком полковника.

Вечером, когда ранняя зимняя мгла опустилась на землю, Павел Глотов повел свой невидимый отряд через бухту в поселок Круглое. Правду сказал телефонист, в Круглом не оказалось белогвардейцев.

Из Круглого на маяк лыжники перешли по узкому перешейку. Когда Глотов мысленно представлял путь от Круглого до маяка, то ему перешеек и возвышение, на котором стоял маяк, казались рукой, сжатой в кулак: перешеек — кисть, возвышение — кулак.

«Разожмем этот кулак», — озорно подумал Глотов, когда отряд после полуночи подполз к маяку. Разведчики были в двадцати шагах от каменного дома, где укрылись белогвардейцы. Дальше дома контурно возвышался маяк. Больше Глотов ничего не разглядел. «Где же у них караульные? Неужели они на ночь запираются в доме? — думал Глотов, не видя часовых. — Может, из маяка наблюдают?»