Григорий Ходжер - Белая тишина

• Название: Белая тишина
• Автор: Григорий Ходжер
• Издательство: Советская Россия
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1976

Роман «Белая тишина» является второй книгой трилогии о нанайском народе. Первая книга — «Конец большого дома».

В этом романе колоритно изображена жизнь небольшого по численности, но самобытнейшего по характеру нанайского народа. С любовью описывает автор быт и нравы своих соотечественников.

Время действия — начало XX века. Октябрьская революция, гражданская война. Ходжеру удалось создать правдивые образы честных, подчас наивных нанайцев, показать их самоотверженную борьбу за установление Советской власти на Дальнем Востоке.

---

Американ всячески старался показать, как он рад встрече с Пиапоном. Вызвал Гайчи и потребовал вторую бутылку водки, банку леденцов, но стоило Пиапону упомянуть о поездке в Маньчжурию, как он начинал морщиться и пытался увести разговор на другую тему.

— Американ, я никогда не кривил душой, — сказал Пиапон, глядя, как бывший его приятель разливает прозрачную влагу.

— Знаю, — кивнул головой Американ, не отводя глаз от кружки.

— На русской земле каждый день власти меняются. Это ты знаешь? Богачей преследуют. Это знаешь?

— Я много езжу. Сейчас из Хабаровска возвращаюсь. Там богачи сидят на своих же местах. В Николаевске богачи кету солят, икру солят и еще больше богатеют.

— Не будет их, я верю умным людям, они сказали, что наступит такая жизнь, когда богачей не будет. Куда ты тогда денешь свой су?

— Выброшу, — засмеялся Американ и опрокинул в рот крутку.

Пиапон подождал, когда он выпьет содержимое кружки, смотрел на ползавший вверх и вниз кадык.

— Су твой — обман, — сказал он, когда Американ перестал крякать после водки. — Никто не верит в твой су.

— Верят, — ответил Американ, прожевывая жаренную на огне юколу. — Не все еще такие умные, как ты.

Пиапон ожидал, что Американ вскипятится, начнет ругаться, отпираться, доказывать, но он был совершенно невозмутим.

— Слушай дальше. Хунхузы, которые напали на нас…

— Были мои друзья, — досказал за Пиапона Американ и усмехнулся. — Это же я давно знаю, друг мой. Мне давно рассказали, что Холгитон ездит по стойбищам, выискивает, за что бы зацепиться и обвинить меня в смерти двух охотников.

— Если знаешь — хорошо, — спокойно проговорил Пиапон. — Так знай, я тоже думаю так же, как и Холгитон.

— Тоже знаю. Слухом полнится Амур. Я о тебе-то больше знаю, чем ты сам.

— Еще бы, если бы я имел столько должников, все амурские новости знал. Но не будем уходить от прямого разговора. Скажи, Американ, почему хунхузы не забрали халико?

— Потому, что халико был мой, а хунхузы — мои друзья. Ты же знаешь об этом.

— А откуда эти хунхузы?

— Из Маньчжурии, наверно, вслед за нами плыли.

— Ты же говоришь, что они твои друзья…

— Это ты и Холгитон говорите.

— Об этом говорят все, кто с нами ездил. Старик со старухой были тоже на стороне хунхузов.

Американ строго взглянул на Пиапона и сказал:

— Все это ваши выдумки.

— Ты кричал хунхузам по-китайски — тоже выдумки?

— Выдумки.

— Хунхузы говорили по-нанайски — тоже выдумки?

— От страха показалось.

Пиапона стала раздирать злость, но он крепился. Американ невозмутимо уплетал поджаренную юколу.

— Американ, идут новые времена…

— Пиапон, я часто бываю в городе, не учи меня. Сам запомни, какие бы времена ни настали, умники всегда будут умничать, бедные — нищенствовать, а богатые — приумножать свое богатство.

— Нет, не будет этого! Мне говорили умные люди.

— Мне тоже говорили, люди еще умнее, — Американ стал заметно нервничать. — Если Холгитону и еще кому-нибудь не дает спать мое богатство, то я могу уделить…

— Холгитону и мне не нужны твои богатства, понял, Американ? Мы боимся стать богатыми, потому что слишком метко стреляем, от нашей пули не ушел бы Берсенев.

Американ вскочил на ноги, ударился о согнутый тальник, поддерживающий хомаран.

— Кто сказал?! Пиапон, скажи, кто сказал?

— Друзья твои, хунхузы.

— Не шути, Пиапон!

— Боишься? За это, пожалуй, и нынешняя власть не погладит по головке.

Американ побледнел. Теперь он походил на молодого, темпераментного Американа, который по вечерам веселил охотников в зимнике. Походил тем, что уже не скрывал свои чувства за маской невозмутимости; лицо его отражало страх и гнев.

— Вот, давно бы так, — сказал Пиапон и выпил свою кружку.

— Откуда ты знаешь? Кто сказал? — допытывался Американ.

— Ты сам сейчас сказал. Я не знал, кто стрелял, теперь знаю.

Американ недоверчиво смотрел на Пиапона, разлил еще водки, выпил, пожевал юколу.

— Я не стрелял, никто этого не видел, тайга, она…

— Она все знает, — подхватил Пиапон. — Правильно, ты не стрелял, стрелял другой.

Американ перестал жевать юколу и прошептал:

— И это знаешь?

— Знаю. Знаю, что не ты на фасоль меняешь соболя.

Американ засмеялся, смех этот не был похож на его смех, из горла его вырывалось бульканье, клохтанье, будто из бутылки с широким горлом выливали жидкость.

— Не я! Пиапон, не я! Просто я хотел тебя попытать, что ты знаешь, потому что я сам слышал этот рассказ, о выстреле мне рассказывал сам Берсенев. Не веришь? При встрече спроси его. Он сам рассказал, как в него стреляли? Рассмешил ты меня, Пиапон, сильно рассмешил. Давай допьем, мне надо спешить.

— Твой груз только ночью можно перевозить, правильно, надо спешить.

— Могу и днем везти, да вот ночь застала.

— Потому тихо плывешь, тишину чтобы не нарушить.

— Ты все понимаешь, Пиапон, все понимаешь. Эй, Гайчи! Собери гребцов, выезжаем.

Американ опрокинул кружку, надел шапку и вылез из хомарана. Гребцы, провожаемые рыбаками, шли к лодке.

— Пиапон! Не забывай, умники всегда будут умничать, — сказал Американ, когда лодка закачалась на воде.

— Помню, Американ, но, посмотрим, будут ли богачи приумножать свое богатство.

— Будут, Пиапон, будут!

Пиапон устало закрыл глаза и подумал: «Теперь посмотрим, как ты богатство свое будешь приумножать».

Он лег, и ему приснился неприятный сон. Всю ночь он ссорился с женой, дочерьми, ругался с Американом. Он ворочался с боку на бок, но сон преследовал.

«Видно, неудача ждет нас», — подумал Пиапон, проснувшись. После завтрака Пиапон с зятем и с Богданом нагрузили две большие нарты рыбой и повезли на лесопильный завод Александра Салова. Собаки резко волокли тяжелые нарты, и после полудня рыбаки прибыли на Шарго. Управляющий Салова сам принял рыбу и расплатился с Пиапоном.

— Сазанчики, сомишки, черт те знает, хороши, — говорил он, тяжело дыша. — Если есть еще рыба, привози, всю заберу.

— Есть еще рыба, — ответил Пиапон и подумал: «Все хорошо обошлось».

Из тайги возвращались лесорубы, усталые лошади тащили тяжелые сани с усталыми людьми. Пиапон собрался было домой, но Богдан попросил подождать, он хотел что-то передать мужчинам большого дома.

— Вон наши, видишь Гнедко, — сказал Богдан.

Пиапон тоже узнал лошадь Полокто, купленную нынче осенью у того же Александра Салова. Это была вторая лошадь Полокто. Первая, подаренная Саловым, зиму вывозила бревна из тайги, а ранней весной околела. Все няргинцы жалели ее, ругали Полокто, что из-за жадности не купил сена у русских и заморил лошадь. На самом деле сено было у Полокто, но лошадь не хотела его есть, то ли от того, что сено было не пригодное для корма, то ли была сама лошадь больна. Услышав о смерти лошади, Митрофан сказал: «Это мы знали. Разве Санька подарил бы здоровую лошадь».

Полокто долго убивался, он всем говорил, что сам виноват в смерти лошади, потому что слишком намучил ее на вывозке леса. Было отчего убиваться ему — он на этой вывозке заработал хорошие деньги, а лошадь была дареная, он за нее не уплатил ни копейки. Нынче осенью Салов продал ему Гнедко по умеренной цене.

— Мы еще купим женщину-лошадь, приплод будет от нее, — хвастался Полокто.

— Говори, кобыла, — поправлял его младший сын Гара.

— Кобыла, так кобыла, мне все равно, лишь бы она приплод приносила каждый год. Надо только, чтобы она резвая была, Гара на ней почту будет гонять. А что? Маленько поработаем в лесу, подзаработаем денег и купим. Знаю я, Гара не хочет работать в тайге, его все тянет к молодой жене. Пусть он почту гоняет.

Многие завидовали Полокто, теперь только они поняли, что лошадь ценное животное, она кормит человека. А на собаках в нынешние времена что сделаешь? Почту нельзя гонять, лес не вывезешь…

Гнедко подошел к пилораме, остановился. Братья поздоровались.

— Мы домой едем, — сказал Калпе.

— Все же едешь? — спросил Полокто.

— Едем.

— Ты за всех не отвечай. За себя говори.

— Он за нас говорит, — ответил за Калпе Улуска.

Полокто искоса взглянул на него и сказал:

— Ты слишком разговорчивый стал в последнее время.

— Потому что язык расшевелился да зубы разжались.

Пиапон слушал эту перебранку. О недовольстве мужчин большого дома главой артели он давно знал. Полокто договорился с управляющим лесозавода, что он со своей артелью будет заготовлять лес отдельно и сами же вывезут на лесозавод. Увидев, что один Гнедко не справляется с вывозкой заготовленных бревен, он попросил лесозаводскую лошадь, а возчиком назначил старшего сына Ойту. Деньги за работу получал Полокто сам и делил в присутствии всей артели. И тут артельщики с удивлением узнали, что лошади зарабатывают больше людей.