Расул Гамзатов - Берегите матерей!

• Название: Берегите матерей!
• Автор: Расул Гамзатов
• Жанр: Поэзия

Поэма «Берегите матерей» — гимн Родине, матери, женщине. Поэма это многозначна и поднимается до высоких гражданских обобщений, дробится на лирические отрывки или бытовые сцены и концентрирует внимание на образе. Идея поэмы, рожденный потребностью заполнить пустоту, которая образовалась после смерти матери, утолить жажду памяти и выразить чувство безнадежно неоплаченного долга перед ней, не сводится к одному конкретному образу — в поэме глубокое и взволнованное раздумье о жизни всех матерей и сыновей, их отношениях, о своем прощании с матерью, прощание всех матерей и сыновей.

Идейно-нравственное содержание поэмы обогащает введение в ее художественную систему фольклорных национальных традиций, фольклорной образности. Духовный и психологический портрет матери, проживший жизнь полную труда, забот, горя, но и радостей и счастья тоже, портрет человека, сумевшего выстоять.

---

5

Злая боль берет меня в тиски.
Ни на миг мне не дает отсрочки.
Трудно!
           Совладать ли одиночке
С этим тяжким приступом тоски?!

Средь чужих, от родины далече
Я молчу, от горести чуть жив…
Кто же руки положил на плечи,
Душу мне участьем облегчив?..

С ласковым упреком шепчет кто-то:
— Разве ты — один?.. Кругом взгляни!
Хиросимы горькие сироты
Говорят:
            «Нам боль твоя сродни!»

Смотрит добрым материнским взглядом
Та, что белый шар дала тебе.
И больные, в госпитале рядом,
Все сочувствуют твоей судьбе.

Вот к тебе подходит огорченный,
Что-то торопясь тебе сказать,
Незнакомец… Он — из Барселоны.
На глазах его убили мать…

— Пусть далеко друг от друга страны.
Но сегодня вас поймет любой. —
Рядом встал поэт из Пакистана:
— Не печалься, брат мой. Я — с тобой!

— Я — афганистанец. В вашем крае
Побывать пока что я не мог.
Но сегодня глаз не осушаю:
Мама — наших радостей исток!

— Дагестана я не знаю тоже.
Я — из Конго. Я — лицом черна.
Но, каков бы ни был цвет у кожи,
Мать как жизнь. Она для всех одна.

— Я — ирландец. Зелено все лето.
Как в стране у вас, у нас вокруг,
Но сегодня в черное одета
И моя Ирландия, мой друг!..

Разные по языку и вере,
Все мы — чьи-то дочери, сыны…
Всем понятна боль такой потери,
Отовсюду голоса слышны.

Вижу: в каждом сердце состраданье
Порождает горестная весть.
Польские ко мне подходят пани,
Мсье французы… Всех не перечесть!

Греки, чехи, негры, итальянцы…
Все, однако, отступить должны:
Приближаются ко мне посланцы
Из России, из моей страны.

Женщины подходят пожилые,
Маму не видавшие мою.
И сегодня в их чертах впервые
Мамины черты я узнаю.

Точно всеми ты была любима,
Каждый горем искренне убит…
И сдается мне: вся Хиросима
О горянке-матери скорбит!

Колокол рокочет. Голос медный
Раз по разу гуще и грустней.
Словно бы над прахом мамы бедной
Он звонит… Да, он звонит по ней!

Ты, живя, мне придавала силы,
Мама! А теперь, уйдя навек,
Ты с людьми меня соединила
Узами, прочнейшими из всех.

В горе, в состраданье — все мы братья,
Нынче между нами нет чужих…
Братья!
Что вам всем могу сказать я?!
Берегите матерей живых!

Если же судьба вас разлучила
И ушла родная, не простясь, —
Поспешите к маме на могилу,
Поспешите так, как я сейчас!..

* * *

Прощай, Хиросима! Склоняюсь в почтенье
У всех претерпевших развалин твоих!
Твоих мертвецов не стираются тени,
Как боль не уходит из глаз у живых!..

Прощай, о японочка! Ты с пьедестала
Вслед за журавликом рвешься в полет.
Здесь, в городе скорби, понятно мне стало:
Есть общий, единый язык у сирот.

И нынче — я чувствую это заране —
Страдания голос пойму я везде:
Детеныш ли вскрикнет подстреленной лани,
Птенцы ли без мамы заплачут в гнезде.

Ты это познанье мне в душу вдохнула,
Моя Хиросима!..
                       Вхожу в самолет.
С ущельем, ведущим к родному аулу,
Сегодня до странности схож этот вход.

И вот заблестела внизу Фудзияма,
Синея, клокочет Индийский внизу.
И мне почему-то все кажется, мама,
Что прах твой я здесь, в самолете, везу…

Как будто бы шерсти свалявшейся клочья,
За круглым оконцем плывут облака,
В прорывах меж ними — я вижу воочью —
Простерлась ко мне океана рука.

О чем, океан, ты шумишь и рокочешь?
Печалью ты нынче, как я, обуян?
Наверно, ты боль остудить мою хочешь?..
Спасибо, спасибо тебе, океан!

Громады лесов мне видны сквозь просветы,
Манит меня издали сумрак лесной…
Должно быть, деревья — мне верится в это! —
Стенают и плачут о маме со мной.

Летим… Показались внизу Филлипины
И тотчас исчезли за тенью крыла,
И знойная Индия нежно, как сына,
Немедля в объятья меня приняла…

Что значат теперь для людей расстоянья?!
Лишь лайнер английский сменили на «ТУ»,
Как тут же Москва замерцала огнями,
Снижает воздушный корабль высоту…

Москва! О, с каким ликованьем, бывало,
Я к ней приближался — к Москве дорогой!
А нынче?.. В отъезде я пробыл так мало,
Но все по-другому. И сам я другой.

Друзья меня встретили. Рад и не рад я.
Как будто я сам от себя в стороне.
Как вышло, скажите, друзья мои, братья,
Что так бесприютно, так холодно мне?!

…И вновь я в полете. Нагорье, отроги
Внизу показались. И я не пойму,
Что в них изменилось за краткие сроки?
Уменьшились в росте они почему?

Сдавило их что-то… Нет, это не снится!
Неделю назад были так высоки!
Мне душно!.. Ну, как одолеть мне границу
Мучительной этой, гнетущей тоски?!

Бормочут чуть слышно каспийские волны:
— Ушла, не дождавшись сынка своего… —
Родные встречают печально, безмолвно…
Меж ними кого-то ищу я… Кого?..

Я дома. Но выглядит все по-иному, —
И здесь, и в родной моей Махачкале…
— Родные, ведите к могиле, не к дому!
К последнему месту ее на земле!

Сейчас лишь она и нужна, и близка мне!
Там камень стоит, выражая мольбу!..

…И я приникаю к промерзшему камню,
Как будто к родному холодному лбу.

* * *

Так я окончил свой далекий путь.
А мама… больше не вернуться к маме!
Со стаей журавлей когда-нибудь —
Я верю — пролетит она над нами.

Мать отдала земле и плоть и кровь.
Все приняла у ней земля родная,
Но мамина нетленная любовь
Горит в высоком небе, не сгорая.

И в день февральский, на закате дня,
Где б ни был я, в родной аул приеду.
Приду домой и сяду у огня,
Чтоб тихую с тобой вести беседу.

Все мелкое отбрасывая прочь,
Душа моя очистится от сора.
И будут слушать нас дожди и ночь,
Деревья влажные и наши горы.

И побледнеет ложь и суета,
Как будто в мире прекратились войны.
И жизнь мудра, прекрасна и чиста
И нас, людей, поистине достойна.

Да, в этот день — единственный в году! —
Я в чудеса любые верить вправе,
Когда с тобой беседу я веду,
Грядущий мир я осязаю въяве.

Он радостен и светел, как дитя,
Мир, измененный стотысячелетьем,
И в нем,
Нетленной красотой светя,
Вернутся матери обратно к детям.

Отринув тяжесть каменной плиты,
Из-под земли они предстанут снова,
Как снова появляются цветы
Весной из-под покрова снегового.

Как речки воскресают, сбросив лед.
Как корабли к земле стремятся милой…
Походкой легкой к сыну мать придет,
Забыв о мрачном холоде могилы.

Придет, к плечу притронется, любя.
Как будто снимет сразу всю усталость…
«Ты слышишь, сын?.. Я здесь. Я у тебя.
И никогда с тобой не расставалась».

И речь ее горячею волной
Прихлынет к сердцу, радуя, колдуя…
Я слышу, мама, как рукой родной
Ты гладишь голову мою седую.

И я тебе чуть слышно говорю:
— Теперь, когда ты не живешь на свете,
Кому, скажи, отдам любовь свою?..
И слышу голос:
                       — У тебя есть дети.

— В родных ущельях и в чужой стране
Гордился я твоей душевной силой.
А кем, скажи, теперь гордиться мне?..
— Гордись детьми. Детьми гордись, мой милый!

— Ты мне всю жизнь, всю душу отдала.
А я что дам тебе? Ведь ты — не с нами! —
И мамин голос отвечает:
                                      — Память.
И песни все. И добрые дела.

Да, песни я все о тебе пою,
Слова сплетая… Как их лучше сплесть мне,
Чтоб на могилу тихую твою
Они легли венком печальной песни?!

Песни о матерях